«Знаешь, как сладка, ух ты, моя лакомка…» — прошептал он. Бесстыдные пальцы ласкали её открыто. Окружающие отводили глаза.
«Смотри у меня», — погрозил мужик. Княгиня Шаховская ухмыльнулась, облизнув губы. Она обожала играть с огнем…
В 1889 году в семье купца Первой гильдии Михаила Петровича Андреева родилась девочка, названная Женечкой. Как и многие деловые люди тех лет, Андреев понимал: времена теремных купеческих дочерей, воспитанных строгим тятенькой да жалостливой маменькой, норовившей подсунуть пряничек послаще, давно уже позади.
А потому устроил Женю не куда-нибудь — в Смольный институт, где девушкам давали блестящее светское образование, обучая языкам, культуре общения, танцам…
Впрочем, в «мещанской половине» Смольного института благородных девиц, куда принимали дочерей состоятельных купцов, фабрикантов и чиновников, не имевших потомственного дворянства, царила особенная атмосфера.
Их не посещали члены императорской фамилии, не вывозили во дворец и на традиционные катания в каретах. Им не доводилось посещать пышный «императорский бал», где танцевали с самыми блестящими кавалерами двора — великими князьями и офицерами свиты.
На прогулку «мещаночки» выходили в отделенную половину сада, в церкви — стояли в той же половине, что и прислуга. И рано вспыхнувшая ненависть к «дворяночкам» обидно жгла сердца юных воспитанниц.
Однако, вместе с тем и учила: деньги без титула иногда значат в высшем обществе немного. Даже если папенька, купец-миллионщик, богаче десятка-двух аристократов, путь наверх остается закрыт.
Оттого, едва покинув институт, Евгения отправилась в Италию для завершения образования, а затем согласилась на предложение отца: купец Андреев, давно мечтавший породниться с дворянином, уже приискал жениха.
Князь Андрей Сергеевич Шаховской готов был жениться на купеческой дочери в обмен на солидное приданое. За положение в обществе следовало лишь заплатить.
В 1909 году состоялась тихая свадьба. А семейная жизнь двух чужих, в сущности, друг другу людей, сошедшихся лишь по расчету, не заладилась с самого начала. Оказалось, что муштра Смольного института не сумела перебить бойкую купеческую жилку.
Юная княгиня Евгения Михайловна Шаховская, вкусив свободы, быстро оценила прелесть титула вкупе с богатством. Деньги давали возможности, а громкий титул в глазах общества превращал маленькие шалости в аристократическую эксцентричность.
Шокировав тихого мужа, Евгения Михайловна отказалась играть роль примерной жены. Вместо вышивания она оттачивала искусство верховой езды, а интерес к стрельбе и автогонкам с успехом заменил желание свить семейное гнездышко. Роль хранительницы домашнего очага претила деятельной натуре княгини.
В январе 1910 года она побывала на проходившем в Петербурге авиашоу, в котором участвовала француженка Раймонда де Ларош, бесстрашно поднимавшая в небо свой легкий аэроплан. И, как многие другие, была совершенно очарована. Женщина в небе! Женщина может летать!
Однако европейская мода небыстро приживалась на российской почве: в летную школу, организованную под Гатчиной великим князем Алексеем Михайловичем, принимали исключительно мужчин. Да и то — только офицеров. Энтузиастам-любителям, не носившим погон, места не предоставлялись.
Но отступаться от своей мечты княгиня не собиралась. Она уже вошла в тесный мужской кружок авиаторов, обзавелась друзьями. Поняв, что добиться успеха в России не получится, вместе с ними она отправилась за границу. Возможно, там улыбнется удача?!
Уже осознав, что брак обречен на провал, князь Шаховской отпустил жену со спокойной душой. Слишком часто Евгения Михайловна ставила его в неловкое положение, давая поводы для сплетен своим вольным отношением с мужчинами и совершенно не дамскими занятиями.
В тесном петербургском обществе все это было на виду, так дерзко и откровенно, что Андрею Сергеевичу уже не раз приходилось неловко оправдывать «вторую половину». Оттого, посадив ее в поезд, князь выдохнул с облегчением.
Вопреки ожиданиям, поступить в парижскую летную школу княгиня Шаховская не смогла. Зато в Берлине, где в авиационной школе «Общества аппаратов Райт» работал двадцатидвухлетний инструктор Всеволод Михайлович Абрамович, ее встретили куда дружелюбнее.
Княгиня «околдовала город и его мужчин своим бесстрашием (и жизнелюбием)», — восхищались немцы. Не один поклонник обивал пороги дома, где разместилась Евгения Михайловна. Но к ухаживаниям иностранцев она оставалась холодна: страстный роман с молодым авиатором Абрамовичем кружил голову сильнее ветров аэродрома Йоханнисталь.
Отношения — бурные и неистовые — складывались непросто. Княгиня то пыталась завербоваться в итальянскую армию, чтобы участвовать в борьбе с турками в качестве военного летчика-добровольца, то стремилась на родину — показать всем, каких успехов она достигла в деле авиации.
«Авиация не трудна — не требует ни физической силы, ни особенных познаний. Она только опасна»…»Даже погибнуть при таких условиях — красивая смерть, а все равно я погибну рано или поздно. Я — обреченная», — признавалась в интервью Шаховская.
Абрамович молча сносил капризы темпераментной княгини, увлеченный ее яркой натурой. Но его ждал трагический финал: 24 апреля 1913 года биплан, управляемый Евгенией Шаховской, рухнул на землю. Авиатрисса отделалась несколькими переломами, а ее Сева — погиб.
Причины крушения так и не были установлены: кто-то полагал, что княгиня хотела выполнить сложный трюк, но не сумела удержать высоту, другие утверждали, что она допустила опасное сближение с другим аэропланом и, пытаясь уклониться, потерпела катастрофу. Впрочем, ходили слухи и о том, что Евгения Михайловна просто целовалась с любимым, и так горячо…что не смогла удержать штурвал.
Гибель обожаемого Всеволода что-то сломила в дерзкой княгине. Мучительно ныли сломанные ребра, но куда страшнее болела душа, изнуренная тяжкой виной.
Вернувшись в Россию с началом Первой мировой, Шаховская поселилась в столице, где тесно сошлась с кружком «старца Григория». И с ним самим.
«Пришла княгиня Шаховская – высокая полная брюнетка с медлительными движениями, ленивыми и манящими. Она была также в платье сестры милосердия, работала в госпитале Царского Села…
«Не сердись, что я опоздала, отец, – начала она с еще с порога. – Только что собралась уходить – пришла Царица и задержала».
– «Ну знаю, знаю без тебя, всегда отговорки найдутся, – недовольно забормотал Распутин. – Сознавайся лучше, какой такой ерник сманил? у кого ночевала?»
Шаховская весело рассмеялась: «Да что ты, отец, Бог с тобой, до того ли мне».
«Ну смотри-ка у меня, – сказал Распутин, упираясь локтем ей в живот. – Знашь, кака сладка, ух ты моя лакомка, — он гладил ее по груди, залезая за воротник.
Это всегда меня удивляет в странном обиходе Распутина: почему же все делают вид, что они или ничего не замечают, или ничего не понимают. Почему здесь можно вести себя так, как вообще при лишних свидетелях не полагается? Почему здесь все можно и ничего не стыдно?»*.
Новая связь дурманила разум, но чужие ласки не согревали ни тело, ни душу. Шаховская рвалась прочь из Петербурга и, наконец, сумела выпросить то, на что надеялась. В декабре 1914 года ее прошение о зачислении в действующую армию в качестве военной летчицы было удовлетворено государем.
Однако прослужила княгиня недолго. О причинах ходили разные слухи. По одной из версий, вскрылось, что Евгения Михайловна разлагающе действовала на офицеров и рядовых, и неизвестно от кого понесла дитя…По другой, ее заподозрили в шпионаже в пользу Германии, приговорили к расстрелу, но пощадили по причине беременности, сослав на вечное заключение в монастырь.
Обе истории звучат несколько странно, но вновь обнаружилась княгиня уже после революции. Причем при Гатчинском дворце-музее, где действовала как доверенное лицо директора, графа Валентина Платоновича Зубова, назначенного наркомом просвещения Луначарским.
Очевидно, покровительство Анатолия Васильевича Луначарского не знало границ. Когда Шаховскую арестовали за растрату, он лично заступился за нее, приказав освободить и вернуть на прежнее место.
Однако скучать при музее Евгения Михайловна отказалась, вытребовав — за неизвестные заслуги — место следователя отдела по борьбе с контрреволюцией. За дело она взялась рьяно, жестоко, точно мстя за некогда пережитое унижение и сорванную карьеру летчицы. Говорят, лично казнила арестованных, окончательно потеряв и совесть, и честь.
В дикое страшное время она как никогда остро ощущала свою обреченность. Потеряв все, что имела, Шаховская опустилась на самое дно ада…
«Красная княгиня» нашла свой конец осенью 1920 года. В пьяной ссоре она сцепилась с собутыльником-чекистом и была застрелена…Ей шел 32-й год.
