— Ты опять к маме?
Вопрос прозвучал без упрёка, скорее как констатация факта. Рита стояла, прислонившись к дверному косяку кухни, и наблюдала, как Сергей натягивает кроссовки. Он даже не поднял головы, сосредоточенно завязывая шнурки, словно от этого зависела его жизнь. Эта чрезмерная концентрация на простом действии выдавала его с головой. Он нервничал.
— Ага. Там опять с проводкой что-то. Мигает свет, она боится одна оставаться.
Рита молчала. Это была уже третья «проблема с проводкой» за последние две недели. До этого были «протёкший кран», «сломавшийся замок» и «необходимость переставить шкаф». Мать Сергея, Антонина Петровна, всегда была женщиной крепкой и самостоятельной, и эта внезапно нахлынувшая на неё бытовая беспомощность выглядела, мягко говоря, странно. Но спорить с Сергеем было бесполезно. Последние три месяца, с тех самых пор, как они влезли в кредит на его «IT-стартап», он стал похож на натянутую струну. Любой вопрос, любое сомнение вызывали у него вспышку раздражения.
— Серёж, может, поужинаем сначала? Я приготовила твои любимые котлеты.
Она сказала это нарочито мягко, пытаясь пробить брешь в его стене отчуждённости. Это была её последняя попытка удержать остатки нормального семейного вечера.
— Рит, не сейчас. Я быстро сгоняю, посмотрю, что там, и вернусь, — он наконец выпрямился, избегая её взгляда. Взял со стула ветровку. — Ты же знаешь, дело не ждёт. Там сейчас каждый час на счету, нужно постоянно контролировать процессы.
Какие процессы? Что контролировать? Он говорил об этом так, будто руководил запуском космического корабля. «Оборудование для обработки данных», «выгодные вложения», «высокотехнологичный актив». Эти слова сыпались из него потоком, но за ними не было ничего конкретного. Рита, работавшая старшим бухгалтером в строительной фирме, привыкла к цифрам, сметам и отчётам. Её мир был материален и понятен. Мир Сергея же состоял из туманных обещаний и жаргона, который он, кажется, сам не до конца понимал. Но она поверила. Поверила в его горящие глаза, в его уверенность, в мечту о том, что через год они закроют этот проклятый кредит и «начнут жить по-настоящему». И подписала кредитный договор на два миллиона.
— Хорошо, — сказала она ровно. — Только ты телефон не отключай, пожалуйста.
Он кивнул, уже открывая входную дверь, и выскользнул на лестничную клетку. Рита осталась одна в тишине квартиры. Она прошла на кухню. На плите стояла сковорода с котлетами. В холодильнике — салат. Она села за стол и уставилась в окно. Где-то там, в другом районе города, её муж сейчас «контролировал процессы» и «чинил проводку». А на ней висел долг, ежемесячный платёж по которому съедал больше половины её зарплаты. Тревога, глухая и холодная, сжала желудок.
Она достала телефон и бездумно начала листать ленту новостей. Просто чтобы занять чем-то голову. Она почти не заметила, как прошёл час, потом второй. Котлеты на плите давно остыли. В десять вечера завибрировал телефон. На экране высветилось «Антонина Петровна». Рита напряглась. Свекровь звонила ей крайне редко, предпочитая общаться исключительно через сына.
— Алло, Антонина Петровна, здравствуйте. Что-то случилось? Серёжа у вас?
— Ри-и-ита, — раздался в трубке сдавленный, всхлипывающий голос. — Ри-иточка, я так больше не могу!
Рита выпрямилась на стуле, её пальцы крепче сжали телефон.
— Что не можете? Что произошло?
— Эта его шайтан-машина! Я с ума сойду! У меня счета за свет приходят по двадцать тысяч! Я всю пенсию на них отдаю! Он обещал, что это временно, а сам ничего не делает!
— Какая машина? Антонина Петровна, я ничего не понимаю. Успокойтесь и объясните, что случилось.
— Да эта, которую он притащил! Поставил у меня в спальне! Она гудит круглосуточно, как трансформаторная будка! Я спать не могу! В комнате жара, как в аду, я на кухне на раскладушке сплю! А он только приходит, копается в ней и уходит! Говорит, бизнес! Какой это бизнес, если я скоро по миру пойду с такими счетами!
Рита слушала, и холод, который до этого сидел в желудке, начал расползаться по всему телу, замораживая кровь в жилах. Машина. В спальне. Гудит. Жара. Счета. Детали, до этого разрозненные, начали складываться в единую, уродливую картину.
— Я сейчас приеду, — сказала она в трубку голосом, который показался ей чужим. — Ничего ему не говорите. Просто ждите меня.
Такси неслось по ночным улицам, и смазанные огни фонарей проносились мимо, не задерживаясь в сознании Риты. Она сидела на заднем сиденье, вцепившись в ремень безопасности, и смотрела прямо перед собой, на дорогу. В голове, как в неисправном калькуляторе, бились и путались цифры, слова, обрывки фраз. «IT-стартап». «Оборудование для обработки данных». «Высокотехнологичный актив». Два миллиона кредита. Двадцать тысяч за свет. В спальне. У мамы. Все эти разрозненные элементы складывались в одну чудовищную, абсурдную картину, настолько дикую, что мозг отказывался принимать её за реальность.
Она расплатилась с водителем и вышла из машины. Вот она, знакомая пятиэтажка, в которой Сергей вырос. Жёлтый свет в окне на третьем этаже — кухня Антонины Петровны. Рита сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в коленях, и вошла в подъезд. Запах старого дома, кошек и чего-то кислого. Она поднималась по лестнице, и с каждым пролётом её решимость крепла. Это уже не было похоже на панику или обиду. Это было холодное, сосредоточенное намерение докопаться до правды.
Дверь ей открыли почти сразу, будто ждали у самого порога. Антонина Петровна, всегда такая аккуратная и подтянутая, выглядела измученной. На ней был старый, выцветший халат, волосы сбились, а под глазами залегли тёмные круги. Но не это поразило Риту. Ещё на лестничной клетке её обдало волной сухого, неестественного тепла, а из глубины квартиры доносился низкий, утробный гул, который чувствовался даже через подошвы туфель.
— Риточка, проходи… — прошептала свекровь, оглядываясь по сторонам, словно боялась, что их кто-то подслушает.
Рита шагнула внутрь. Духота была почти осязаемой. Воздух был плотным, горячим и вибрировал от непрекращающегося шума. Она сняла куртку, и её тут же облепила неприятная липкость.
— Где это? — спросила она тихо.
Антонина Петровна молча кивнула в сторону коридора, ведущего в комнаты. Они прошли мимо кухни, где на раскладушке было наспех постелено бельё, и остановились у двери в спальню. Дверь была прикрыта, но не до конца. Из щели вырывался поток горячего воздуха и гул становился оглушительным. Рита положила ладонь на дверное полотно и толкнула.
То, что она увидела, превзошло все её самые дикие предположения. Это было похоже на металлический скелет какого-то доисторического животного, собранный безумным учёным. Открытый каркас из алюминиевых профилей, занимавший почти всю стену напротив кровати. На нём в несколько рядов были закреплены видеокарты, увешанные проводами, как новогодними гирляндами. Десятки маленьких вентиляторов, вращающихся с бешеной скоростью, гнали потоки раскалённого воздуха. Синие и зелёные светодиоды мерцали в полумраке комнаты, отбрасывая на стены и мебель уродливые, дёрганые тени. И всё это гудело, вибрировало, жило своей собственной, непонятной и враждебной жизнью посреди уютной спальни пожилой женщины.
Рита замерла на пороге, глядя на это чудовище. Вот оно. «Оборудование для обработки данных». «Выгодное вложение». Её два миллиона рублей, гудящие и перегревающиеся в спальне свекрови.
— Вот… — Антонина Петровна показала рукой на стол, где лежала пачка квитанций. — Вот, смотри. За последний месяц. Двадцать две тысячи. У меня пенсия восемнадцать! Он мне дал пять, сказал, это с прибыли. Какая прибыль, Риточка, если я должна ещё сверху свои докладывать?
Рита медленно подошла к столу. Она взяла верхнюю квитанцию. Сумма, обведённая красной ручкой, смотрела на неё как приговор. Она аккуратно сложила листок вчетверо и положила в карман джинсов. Затем достала телефон. Навела камеру на гудящую конструкцию. Щелчок затвора прозвучал в гудящей комнате неестественно громко, как выстрел стартового пистолета. Она сделала несколько снимков с разных ракурсов, запечатлевая каждую деталь этого уродливого «стартапа».
— Я со всем разберусь, — сказала она, поворачиваясь к свекрови. В её голосе не было ни слёз, ни истерики. Только холодный, звенящий металл. — Вы только ложитесь спать. Постарайтесь отдохнуть.
Она вышла из квартиры, не прощаясь. На улице её обдало прохладным ночным воздухом, и контраст с раскалённой квартирой был так велик, что у неё на секунду закружилась голова. Холодная ярость, ясная и чистая, как кристалл, заполнила её до краёв. Она больше не чувствовала ни тревоги, ни страха. Она знала, что будет делать. И знала, что этот вечер станет последним в их с Сергеем совместной жизни.
Вернувшись домой, она не стала включать верхний свет. Только ночник в кухне, бросавший на стены тёплые, уютные тени, которые сейчас казались лживой театральной декорацией. Она поставила чайник, достала из шкафчика банку с кофе. Движения были выверенными, механическими, словно она была не участницей разворачивающейся драмы, а сторонним наблюдателем, готовящимся к долгому спектаклю. Она не чувствовала желания плакать или бить посуду. Внутри неё была звенящая, холодная пустота, выжженная дотла ледяным огнём понимания. Весь её мир, её брак, её будущее, построенное на доверии к этому человеку, оказалось карточным домиком, основанным на глупой, инфантильной лжи.
Когда в замке повернулся ключ, она как раз ставила на стол чашку с дымящимся кофе. Сергей вошёл в квартиру тихо, как мышь. Он явно рассчитывал, что она уже спит. Увидев её силуэт на кухне, он вздрогнул.
— О, ты не спишь? — в его голосе прозвучало плохо скрываемое разочарование. — А я так устал, думал, сразу в кровать. У мамы там короткое замыкание было, еле нашёл причину.
Он прошёл на кухню, скинул ветровку на стул и устало опустился напротив неё. Он уже готовился разыграть свою привычную партию — героя, уставшего после трудовых подвигов. Но что-то в её молчании, в том, как неподвижно она сидела, глядя на него, заставило его осечься.
Рита не ответила. Она молча взяла свой телефон, разблокировала его и положила на стол экраном вверх. На нём ярким пятном светилась фотография — уродливая конструкция из проводов и гудящих вентиляторов в спальне его матери. Затем она достала из кармана сложенный вчетверо листок и аккуратно развернула его рядом с телефоном. Квитанция за электричество. Двадцать две тысячи.
Сергей уставился на стол. Его лицо медленно менялось. Маска усталого спасателя сползала, обнажая растерянность, потом — страх, а затем — злость. Он посмотрел на телефон, на квитанцию, потом на Риту.
— Что это? — спросил он, хотя прекрасно всё понимал.
— Твой IT-стартап. Впечатляет, — её голос был ровным и тихим, но в этой тишине таилась угроза. — Особенно локация. Очень надёжно. В спальне у пенсионерки.
Он отвёл взгляд. Судорожно начал искать слова, выстраивать линию обороны.
— Рит, ты всё не так поняла. Это… это майнинг-ферма. Это сейчас самые передовые технологии! Я не мог тебе сразу сказать, ты бы не одобрила, начала бы паниковать.
— Паниковать? — она усмехнулась, но смешок вышел сухим, безрадостным. — Ты взял два миллиона, которые висят на мне. Ты всучил эту гудящую печку своей матери, которая теперь спит на раскладушке. Ты заставил её платить по двадцать тысяч за свет с пенсии в восемнадцать. И это я должна паниковать? Серёжа, ты в своём уме?
Его лицо побагровело. Оправдания полились сбивчивым, торопливым потоком.
— Это временно! Это инвестиции! Да, сейчас расходы, но потом… потом она начнёт приносить огромные деньги! Я уже вывел первые пять тысяч, отдал маме! Это же только начало! Через год мы закроем кредит и купим новую машину! Ты просто не понимаешь в технологиях, это будущее!
Рита слушала его, слегка наклонив голову, как энтомолог, изучающий повадки особо мерзкого насекомого. Когда он выдохся, она спокойно взяла чашку с кофе и сделала маленький глоток. — Пять тысяч. Ты принёс убыток в семнадцать тысяч за один месяц и называешь это «началом бизнеса». Серёжа, я бухгалтер. Я работаю с цифрами, а не с твоими влажными фантазиями. Твой «высокотехнологичный актив» — это просто дорогая игрушка, которая пожирает деньги с такой скоростью, что твой кредит покажется нам мелкой неприятностью. Ты не бизнесмен. Ты даже не мошенник. Мошенники умные.
Каждое её слово было как пощёчина. Он вскочил со стула, его руки сжались в кулаки.
— Да что ты понимаешь! Я стараюсь для нас, для нашей семьи! А ты… Ты поехала за моей спиной, сговорилась с матерью! Она тебе наябедничала, да?!
— Она не ябедничала, Серёжа. Она плакала. От того, что её сын, вместо того чтобы помочь ей, превратил её дом в ад и заставил её платить за свои идиотские игры.
Он смотрел на неё, тяжело дыша, и в его глазах больше не было растерянности. Только тупая, упрямая злоба. Он понял, что его поймали, что все его красивые слова про «стартап» и «инвестиции» рассыпались в прах. И теперь ему оставалось только одно — нападать.
— Ты всегда была такой! Никогда в меня не верила! Только цифры, отчёты, сметы! Никакой мечты, никакого полёта!
Рита поставила чашку на стол. Её спокойствие испарилось. Глаза сузились, и в них вспыхнул холодный, яростный огонь.
— Мечта? Ты называешь мечтой обман, долги и издевательство над собственной матерью? Ты просто мелкий, глупый лжец, Серёжа.
Слово «лжец» повисло в раскалённом воздухе кухни. Оно было коротким, хлёстким и окончательным. Сергей замер, его лицо исказилось, будто его ударили. Он смотрел на Риту так, словно видел её впервые — не жену, не партнёра, а чужого, враждебного человека, который только что вынес ему приговор.
— Лжец?.. Я?! — выдохнул он, и в его голосе смешались обида и ярость. — Да я для нас старался! Для нашего будущего! Я думал, мы — команда, что ты поддержишь меня! А ты… Ты просто ждала момента, чтобы ударить побольнее!
Он сделал шаг к ней, нависая над столом. Его тень от одинокой лампы упала на неё, накрыв целиком. Но Рита не отшатнулась. Она медленно поднялась со стула, глядя ему прямо в глаза. Её спокойствие было страшнее любого крика. Оно было абсолютным, как спокойствие хирурга перед тем, как сделать решающий разрез.
— Команда, Серёжа? Команда не врёт друг другу. Команда не вешает на партнёра кредит в два миллиона, чтобы потом втайне играть в свои игры за счёт здоровья и денег собственной матери. Это не команда. Это паразитизм.
— Это бизнес! — взвизгнул он, теряя последние остатки контроля. — Ты ничего не понимаешь! Это риски! Всегда есть риски! Я бы всё отбил, всё вернул! Нужно было только немного потерпеть!
Она смотрела на него, и в её взгляде не было ни капли сочувствия. Только холодное, отстранённое любопытство, с которым смотрят на что-то отвратительное и нежизнеспособное. Она сделала едва заметную паузу, давая ему выговориться, выплеснуть всю эту жалкую, беспомощную злобу. А потом заговорила. Голос её звучал тихо, но каждое слово ввинчивалось в мозг, как сверло.
— Давай проясним, Серёжа.
— Давай! Я готов!
— Я правильно понимаю, что твой бизнес-проект, на который мы взяли кредит, — это покупка фермы для майнинга криптовалют? И она стоит у твоей мамы в спальне, потому что так безопаснее? Серёжа, собирай свои видеокарты и проваливай к маме! Навсегда!
Это была не просьба и не предложение. Это был факт. Констатация конца. Он смотрел на неё, и до него, кажется, начало доходить. Не то, что он сделал. А то, что он потерял. Вся его напускная уверенность, вся его агрессия схлынули, оставив после себя лишь растерянного, испуганного мальчика.
— Рита… Ты не можешь… Как же мы? А кредит? — залепетал он, цепляясь за последние соломинки.
Она обошла стол и остановилась в паре шагов от него. Её лицо было непроницаемым, как маска.
— Нет никаких «мы». Был ты, и была я, которую ты использовал. А кредит… Можешь считать этот кредит своим личным. Как и твой высокотехнологичный бизнес-актив. Можешь поставить его себе в комнате, которую тебе выделит мама. Если, конечно, она после всего этого тебя на порог пустит.
Он бросился к ней, попытался схватить за руки, но она отступила на шаг, и его пальцы сомкнулись на пустоте.
— Пожалуйста, Рит! Не надо так! Я всё исправлю! Я продам её! Всё верну!
— Ты ничего не исправишь, Серёжа. Потому что ты не хочешь ничего исправлять. Ты хочешь, чтобы всё осталось как было. Чтобы я молча платила по счетам, пока ты играешь в гениального инвестора. Но так больше не будет. Никогда.
Он смотрел на её чужое, ледяное лицо и понимал, что это стена. Непробиваемая. Он в отчаянии оглядел кухню, их общую кухню, где они столько раз ужинали, смеялись, строили планы. Сейчас это место казалось ему враждебным. Он схватил со стула свою ветровку так резко, что стул с грохотом упал на пол.
— Ты пожалеешь об этом! — выкрикнул он, сам не веря в свои слова. — Останешься одна со своими цифрами и отчётами!
Рита даже не вздрогнула от грохота. Она просто стояла и смотрела, как он, путаясь в рукавах, натягивает куртку. Смотрела на его жалкую, проигравшую фигуру. Он метнулся к двери, обернулся в последний раз, надеясь увидеть в её глазах хоть что-то — сожаление, боль, сомнение. Но там была только пустота.
Он выбежал на лестничную клетку. Рита осталась стоять посреди кухни. Она не повернулась, не пошла закрывать за ним дверь. Она просто слушала, как его шаги затихают на лестнице. Потом в квартире воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь тихим гудением холодильника. Война закончилась. Победителей в ней не было…
