— Я прихожу домой, а твоя тетя с тремя детьми уже расположилась в нашей спальне, потому что им там удобнее?! Ты в своем уме?! Это квартира, а не проходной двор! Если завтра утром они не съедут в гостиницу, я сама соберу их вещи и вызову им такси! — кричала Марина мужу, вернувшись домой и обнаружив незваных родственников.
Сутки без сна плавили мозг, превращая его в вязкую, серую массу. Единственное, что держало Марину на ногах, — это мысленный образ её кровати. Прохладные простыни, знакомая вмятина на подушке, полумрак и тишина. Этот образ был маяком, путеводной звездой в конце смены, полной запахов хлорки, чужой боли и бесконечного кофе. Она вставила ключ в замок, уже предвкушая, как сбросит с себя жёсткую униформу, примет душ и провалится в небытие часов на десять. Но с первого же шага в прихожую её иллюзия рассыпалась в пыль.
Квартира гудела. Она была живой, наполненной чужими звуками, запахами и вещами. На её пуфике, где обычно лежала только её сумка, громоздилась гора цветастых курток. Под ногами хрустнуло печенье. Из кухни доносился незнакомый женский голос, повелевающий и раскатистый, а из гостиной — визг и топот маленьких ног. Марина замерла, пытаясь осознать масштаб катастрофы. Её дом, её убежище, был оккупирован. Она медленно, как сапёр на минном поле, прошла вглубь квартиры. Картина, открывшаяся ей в дверном проёме спальни, заставила её кровь застыть в жилах.
Её спальня. Её святая святых. На их с Игорем кровати, прямо на её любимом шёлковом покрывале, прыгали двое мальчишек лет семи. Третий, помладше, методично вытаскивал тюбики из её косметички на туалетном столике. А в центре всего этого хаоса, с видом полководца, обозревающего захваченную территорию, стояла крупная женщина в домашнем халате. Она раскладывала свои вещи в их комод. В её комод. В тот ящик, где лежало её бельё.
В этот момент в спальню, сияя как начищенный самовар, вошёл Игорь.
— Маришка, ты уже дома! А у нас сюрприз! — провозгласил он с идиотским восторгом. — Тётя Валя с детьми приехала! На недельку!
Марина молча смотрела на него. Её усталость как рукой сняло, сменившись холодной, кристаллической яростью. Она видела его улыбку, его радость, и не могла понять, смотрят ли они на одну и ту же сцену.
— Игорь, — произнесла она тихо, почти беззвучно. — Что они делают в нашей спальне?
— А, это… — он немного смутился, но тут же нашёл оправдание. — Ну, им тут просторнее. С детьми же. Ты же понимаешь. Я подумал, мы пока на диване поспим, ничего страшного.
«Ничего страшного». Эта фраза взорвала что-то внутри неё. Она молча развернулась и вышла из комнаты. Она не могла говорить там, в осквернённом пространстве, в присутствии этой женщины, которая даже не соизволила с ней поздороваться. Она дошла до кухни и остановилась, вцепившись пальцами в столешницу. Игорь пошёл за ней, его лицо выражало лёгкое недоумение. — Марин, ты чего? Ты не рада? Это же тётя Валя…
Она резко повернулась и схватила его за руку. Её пальцы сжались на его предплечье с неожиданной силой. Она посмотрела ему прямо в глаза, и в её взгляде не было ни усталости, ни любви, только лёд и сталь. — Значит так, — прошипела она, чеканя каждое слово. — Сейчас ты идёшь и стелешь своим драгоценным родственникам на диване в гостиной. Прямо сейчас. А завтра к девяти утра ты либо бронируешь им номер в ближайшей гостинице, либо я вызываю им такси до вокзала. Третьего варианта нет. Моя спальня — это моя крепость, а не табор. Ты меня понял?
Утро встретило Марину не тишиной, а ломотой в спине от неудобного дивана и запахом подгоревшей манной каши, который едким дымом пропитал всю квартиру. Она спала урывками, проваливаясь в тяжёлую, липкую дремоту и тут же выныривая от каждого шороха, скрипа и детского плача из-за закрытой двери её спальни. Это была не её квартира. Это был вокзал. Чужой, шумный, враждебный. Ровно в половине девятого она села на диване, чувствуя себя разбитой и униженной. Ультиматум был проигнорирован. Война перешла в новую фазу.
Из кухни, насвистывая какую-то мелодию, вышел Игорь. В руках он держал поднос с чашками. Увидев Марину, он изобразил на лице бодрую улыбку, которая совершенно не вязалась с его бегающими глазами.
— Доброе утро, соня! А я тут завтрак для всех организую. Тётя Валя кашу сварила, правда, немного пригорела, но мальчишкам всё равно. Будешь кофе?
Марина медленно подняла на него глаза. Её взгляд был тяжёлым, как свинцовая плита.
— Который час, Игорь?
— Э-э-э… Половина девятого где-то, — он поставил поднос на журнальный столик, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Ты выспалась? Диван, конечно, не кровать, но…
— Ты забронировал гостиницу? — прервала она его, её голос был ровным и лишённым всяких эмоций.
Игорь замер. Его фальшивая бодрость испарилась, оставив после себя жалкую растерянность.
— Марин, ну послушай… Я поговорил с тётей Валей. У них действительно туго с деньгами сейчас. Ну куда я их погоню? На улицу? Это же мои родные люди. Она так обидится, ты не представляешь. Это же на всю жизнь.
— Мне всё равно, обидится она или нет, — отрезала Марина. — У тебя было двенадцать часов, чтобы решить этот вопрос. Ты свой выбор сделал.
В этот момент из спальни вышла тётя Валя. Она была уже одета в один из своих безразмерных халатов и оглядывала гостиную с видом ревизора. Она бросила на Марину короткий, пренебрежительный взгляд и обратилась к Игорю.
— Игорёша, у вас тут холодильник совсем пустой. Мальчиков же кормить надо. У городской-то хозяйки, видать, не принято запасы делать. Ничего, я сейчас в магазин сбегаю, составлю список, купишь всё. И ещё, у вас порошок стиральный есть? А то детские вещи надо бы перестирать после дороги.
Это была уже не просто наглость. Это была демонстрация силы. Тётя Валя, почувствовав за спиной поддержку племянника, ясно давала понять, кто теперь здесь устанавливает правила. Она не просто гостья, она — хозяйка, вынужденная исправлять недочёты непутёвой жены своего родственника.
Игорь беспомощно посмотрел на Марину, ожидая, что она сейчас взорвётся, закричит, устроит скандал. Но Марина молчала. Она смотрела на тётю Валю, на своего мужа, на разлитый на ковре сок, на разбросанные по полу игрушки. И в её голове что-то щёлкнуло. Она поняла, что слова бесполезны. Крики и ультиматумы не работают, когда имеешь дело с людьми, для которых чужой комфорт — пустой звук. Они понимают только язык силы и дискомфорта. Она медленно встала с дивана, подошла к Игорю и, глядя ему в глаза пустым, холодным взглядом, тихо сказала: — Хорошо. Делай, как знаешь.
Она развернулась и пошла в ванную. Игорь выдохнул с облегчением, решив, что буря миновала и Марина смирилась. Он не понял, что это было не перемирие. Это было объявление войны. Войны без правил, на её территории. И вести её она будет своими методами.
Приняв душ, Марина вышла из ванной совершенно другим человеком. Усталость и растерянность смылись вместе с водой. На их место пришло ледяное, кристально чистое спокойствие. Она больше не была жертвой обстоятельств, она становилась режиссёром. Игорь и его тётка наблюдали, как она, не сказав ни слова, прошла в комнату, надела свои любимые спортивные штаны и футболку, собрала волосы в тугой хвост. В её движениях была деловитая точность, которая заставила их обоих настороженно замолчать.
Сначала она включила кофемашину. Густой аромат свежесваренного эспрессо наполнил кухню, перебивая кислый запах пригоревшей каши. Марина сделала себе двойную порцию, выпила её стоя, глядя в окно на серый утренний город. Затем она достала большую беспроводную колонку, которую Игорь подарил ей на день рождения. Синхронизировав её с телефоном, она поставила её на подоконник в гостиной. Мгновение она простояла в тишине, а затем по квартире ударил оглушительный, рваный ритм. Это была не просто музыка. Это был промышленный грохот, смешанный с лязгом металла и гортаннымм рёвом вокалиста. Стены задрожали. Дети, до этого носившиеся по комнате, замерли на месте с открытыми ртами. Тётя Валя вздрогнула так, будто рядом ударила молния.
— Марина! Ты что творишь?! — крикнул Игорь, пытаясь перекричать звуковую атаку. — Дети же испугаются! Марина, которая уже вооружилась тряпкой и пульверизатором, обернулась к нему с самой милой и невинной улыбкой. — Убираюсь, милый! — прокричала она в ответ. — Давно пора генеральную уборку сделать! Под такую музыку работается веселее!
Она демонстративно начала протирать пыль с полок, двигаясь в такт этому музыкальному апокалипсису. Она была в своей стихии, в своём доме, и она имела полное право наводить в нём порядок под аккомпанемент, который ей нравится. Через пятнадцать минут этого ада тётя Валя, багровая от злости, увела визжащих детей в спальню и плотно закрыла за собой дверь. Игорь смотрел на жену с отчаянием и ужасом, но она лишь подмигнула ему и продолжила своё «весёлое» занятие.
Ровно в полдень музыка стихла. В наступившей тишине было слышно, как гудит в ушах. Из спальни робко выглянула тётя Валя. Марина, с тем же невозмутимым видом, уже хозяйничала на кухне. На плите шипела большая сковорода. — Обед скоро будет, — радостно сообщила она. — Я как раз на рынок сегодня утром заскочила, пока вы спали. Купила свежайшую скумбрию! Решила вас побаловать.
Через десять минут по квартире поплыл новый аромат, который был в сто раз хуже любой музыки. Запах жареной скумбрии — резкий, маслянистый, всепроникающий. Он въедался в одежду, в волосы, в обивку дивана. Он лез в ноздри и оседал в горле. Марина открыла настежь все окна, но сквозняк лишь разносил это амбре по самым дальним уголкам их жилища. Когда она с улыбкой поставила на стол тарелки с дымящейся рыбой, тётя Валя побледнела.
— Я… мы такое не едим, — пролепетала она. — У младшего вообще аллергия может быть.
— Какая жалость, — без тени сочувствия ответила Марина, с аппетитом отламывая кусок рыбы. — А я вот обожаю. Ничего, в холодильнике вроде вчерашняя каша оставалась.
После обеда пришло время третьего акта. Дети, ошалевшие от шума и запаха, начали канючить мультики. Тётя Валя, пытаясь спасти остатки своего авторитета, вручила им планшет. Но Wi-Fi не работал.
— Игорёша, у вас интернет сломался, — доложила она племяннику с плохо скрываемым раздражением. Марина, которая «случайно» выдернула роутер из розетки за шкафом, пожала плечами.
— Ой, и правда. Наверное, сбой на линии. Такое бывает. Позвоню провайдеру завтра. Или послезавтра.
Это стало последней каплей. Тётя Валя взорвалась. Она подлетела к Игорю, который беспомощно топтался посреди комнаты.
— Ты видишь, что она делает?! Она издевается над нами! Эта музыка, эта вонючая рыба, теперь интернет! Она нас выживает отсюда! Игорь, наконец, повернулся к Марине. В его голосе звучали умоляющие нотки.
— Марин, ну прекрати, пожалуйста. Я же просил тебя. Это моя тётя.
— А это мой дом, — холодно ответила она, глядя не на него, а прямо в налитые кровью глаза тёти Вали. — И в своём доме я слушаю ту музыку, которую хочу, готовлю ту еду, которую люблю, и убираюсь тогда, когда считаю нужным. Если кому-то здесь некомфортно, то выход там же, где и вход.
Слова Марины повисли в пропитанном запахом рыбы воздухе, как приговор. Это была уже не просьба и не угроза. Это был факт, констатация новой реальности, в которой тётя Валя и её потомство были нежеланными элементами, инородными телами. Тётка, задохнувшись от такой прямой наглости, повернулась к Игорю. Её лицо стало похоже на перезрелый помидор, готовый вот-вот лопнуть.
— Игорёша, ты это слышал?! — взвизгнула она, тыча пальцем в сторону Марины. — Ты позволишь этой… этой девке так разговаривать с твоей родной тёткой? С женщиной, которая тебе пелёнки стирала? Ты мужик в этом доме или кто? Поставь её на место! Немедленно!
Всё внимание теперь было приковано к Игорю. Он стоял между двух огней: разъярённой родственницей, взывающей к его родовой чести, и ледяной, непробиваемой женой. На его лице отражалась жалкая борьба. Он хотел бы, чтобы всё это просто исчезло, рассосалось само собой. Но нужно было делать выбор. И, как всякий слабый человек, он выбрал напасть на того, кого считал более уязвимым в данной ситуации.
— Марина, хватит! — рявкнул он, делая шаг к ней. Его голос дрогнул от натуги, он пытался казаться грозным, но получалось плохо. — Ты переходишь все черты! Это моя семья! Ты должна проявить уважение! Подойди и извинись перед тётей!
Марина медленно повернула к нему голову. Она смотрела на него долго, изучающе, будто видела впервые. В её взгляде не было ни страха, ни злости. Только презрительное разочарование. Она усмехнулась, но усмешка вышла кривой и страшной.
— Знаешь, Игорь, а ведь она права, — сказала она тихо и отчётливо. Все в комнате замерли. — Твоя тётя абсолютно права. Ты должен был поставить меня на место. Ещё вчера. Когда ты решил, что моё мнение, мой сон, моё личное пространство — ничто по сравнению с внезапным капризом твоих родственников.
Она сделала шаг ему навстречу, и он невольно отступил.
— Ты думал, это был сюрприз? Нет. Сюрприз — это когда думают о радости другого человека. А то, что сделал ты, называется иначе. Ты просто использовал мою квартиру, чтобы выглядеть хорошим и щедрым в глазах своей родни. За мой счёт. За счёт моего комфорта и моего спокойствия. Ты не подумал обо мне ни на секунду. Ты просто впустил их, как впускают в общий сарай, и решил, что я подвинусь. Что я проглочу.
Она говорила ровно, без крика, и от этого её слова впивались под кожу ещё больнее. Тётя Валя открыла было рот, чтобы вставить своё веское слово, но Марина метнула в неё такой взгляд, что та осеклась.
— Ты не злой человек, Игорь. Ты гораздо хуже. Ты пустой. В тебе нет стержня. Тебе проще предать меня, чем отказать тётке. Проще сломать нашу жизнь, чем выдержать пятиминутный разговор и заказать номер в гостинице. Потому что для этого нужно быть мужчиной, а не мальчиком, который до сих пор боится разочаровать свою родню.
Она обвела взглядом разгромленную гостиную, почувствовала въевшийся в стены запах, услышала хныканье детей за дверью спальни.
— Ты притащил это болото в мой дом, потому что ты сам — часть этого болота. Где нет уважения, нет ничего личного, где все друг у друга на головах, и это считается нормой. Я в этом жить не буду.
Марина подошла к входной двери, взяла с крючка ключи от машины и свою сумку.
— Так что я дам тебе возможность проявить себя. Побыть настоящим главой семьи, как того хочет твоя тётя. Собирайте вещи. Все. Ты, она и её дети. У вас есть час. Чтобы к моему возвращению никого из вас здесь не было. И не звони мне. Никогда.
Она повернулась и посмотрела Игорю прямо в глаза. В её взгляде была окончательная, бесповоротная точка. Он увидел там не обиженную жену, а чужого человека, который вынес ему окончательный вердикт.
— Ты выбрал свою семью, Игорь. Вот и живи с ней.
Дверь за ней закрылась без хлопка. Мягко и неотвратимо. Игорь остался стоять посреди комнаты. Музыка давно стихла, но в ушах у него стоял оглушительный звон. Тётя Валя что-то говорила, дети плакали, квартира воняла рыбой и чужими людьми. Он получил то, чего хотел. Он отстоял честь семьи. Только вот семьи у него больше не было. Он остался один, в центре хаоса, который сам и создал…
