— Главное, чтобы в больницу надолго не попала, — Ольга отхлебнула чай из моей любимой чашки с розочками. — А то одни расходы. Помнишь Верку из третьего подъезда? Ее мать полгода в реанимации провалялась. Все сбережения ухлопали.
— Да недолго ей осталось, — Сергей откинулся на спинку дивана. Того самого, на котором я его когда-то от коликов укачивала. — Сердце барахлит, давление скачет. Врач сам сказал.
Я застыла в коридоре с пакетом продуктов. Пришла раньше — в магазине очередей не было. А дети думали, что я на даче до вечера.
— Квартиру сразу продадим, — продолжала дочь. — В центре сейчас такие цены! Миллионов пятнадцать минимум. Пополам — и можно новые взять.
— И дачу тоже. Там участок большой, соток двенадцать. Застройщики оторвут с руками.
Пакет выскользнул из рук. Банка сметаны покатилась по полу.
— Мам? — Ольга выглянула в коридор. — Ты уже вернулась?
Я наклонилась за сметаной. Руки дрожали.
— Да, в магазине быстро управилась.
— Давай помогу! — Сергей подхватил пакет. — Тяжелый какой! Зачем столько набрала?
— Котлеты хотела сделать. Ваши любимые.
Дети переглянулись. В глазах мелькнуло что-то — стыд? Неловкость? Но тут же исчезло.
— Мам, может не надо? — Ольга взяла меня под руку. — Устанешь. Давай лучше пельмени сварим.
— Я не устану.
— Мам, ты плачешь? — Сергей заметил.
— Лук режу.
— А-а… Слушай, может тебе на дачу не ездить больше? Тяжело же, сердце…
Вот оно. Начинается. Сначала дача, потом — «может, в дом престарелых?»
— Мне не тяжело. Я люблю дачу.
— Но доктор же говорил…
— Доктор сказал, что жить можно. При правильном лечении.
Опять переглянулись. Ольга поджала губы — точь-в-точь как в детстве, когда не получала желаемого.
Ужинали молча. Дети старательно хвалили котлеты, но я видела — мысли их далеко. Считают, наверное. Прикидывают, сколько выручат.
— Мам, а документы на квартиру где лежат? — вдруг спросил Сергей.
Вилка застыла на полпути ко рту.
— Зачем тебе?
— Да так… Вдруг что. Лучше знать.
Вдруг что. Вдруг помру ночью, и искать придется?
— В спальне, в комоде. Папка синяя.
— А на дачу?
— Там же.
— Хорошо, — кивнул он удовлетворенно.
Ольга толкнула его локтем. Мол, не пали контору. Но поздно — я все поняла.
После ужина дети засобирались.
— Мам, ты таблетки пьешь? — Ольга заглянула в аптечку.
— Пью.
— Все? От давления, от сердца?
— Все.
— Ну смотри. Это важно.
Важно. Чтобы не помереть раньше времени? Или чтобы не затянулось?
Проводила их до двери. Сергей чмокнул в щеку — небритый, колючий. Когда-то я целовала эти щеки пухлые, гладкие.
— Береги себя, мам.
— Берегу.
Ольга обняла. От нее пахло дорогими духами — я такие ей на день рождения подарила.
— Позвони, если что.
Если что. Если помирать начну?
Закрыла за ними дверь и прислонилась спиной. Квартира опустела. Стала чужой.
Я прожила здесь тридцать пять лет. Каждый угол помнит. Вот здесь Сережка коленку разбил — шрам до сих пор. А там Олька обои изрисовала фломастерами — еле отмыла. На кухне царапина на столе — муж пытался сам полку повесить.
Муж. Коля. Умер пятнадцать лет назад. Инфаркт — раз, и нет человека. Остались я и двое подростков.
Как выкручивалась — один Бог знает. На двух работах пахала. Утром — в школе учительницей, вечером — репетиторство. Выходные — на даче, чтобы хоть овощи свои были.
Сергею на свадьбу машину купила. Копила три года, во всем себе отказывала. Олька ипотеку взяла — я первый взнос дала. «Спасибо, мамочка, ты лучшая!»
Лучшая. А теперь — обуза. Помеха. Старуха, которая слишком долго живет.
Пошла в спальню. Открыла комод, достала синюю папку. Документы. Все в порядке — и на квартиру, и на дачу. Завещания нет — зачем? Дети же родные, поровну поделят.
Или не поровну? Может, уже договорились — кому что?
Села на кровать. Сердце кольнуло — не сильно, но противно. Полезла за таблетками.
А что, если не пить? Если «забыть»? Сколько протяну — неделю, месяц?
Дети обрадуются. Нет, сначала поплачут. Для вида. Потом начнут делить. Сережка скажет: «Я старший, мне больше положено». Олька взвоет: «Я дочь, за мамой ухаживала!»
Ухаживала. Раз в неделю заезжала на полчаса. Чай попить да пожаловаться на жизнь.
Таблетку все-таки выпила. Назло. Пусть подождут.
Не спалось. Ворочалась, думала. Вспоминала.
Вот Сережка маленький, пять лет. Заболел — температура под сорок. Я трое суток не отходила. Обтирала, поила, сказки рассказывала. «Мамочка, не уходи!»
Не ушла. Выходила.
А Олька в десять лет ногу сломала. Два месяца в гипсе. Я из школы увольняться хотела — как ее одну оставишь? Директор в отпуск за свой счет отпустила.
Для них — все. Себе — что останется.
И вот результат. Живая мать — проблема. Мертвая — решение финансовых вопросов.
Утром позвонила подруга Валя.
— Как дела, Клав?
— Нормально.
— Что-то голос не такой. Дети приезжали?
— Приезжали.
— И что?
Рассказала. Валя долго молчала.
— Сволочи, — наконец выдохнула. — Прости, Клава, но другого слова нет.
— Сама виновата. Избаловала.
— При чем тут избаловала? Это ж родные дети! Как они могут?
— Могут, Валь. Еще как могут.
— Слушай, а давай им преподнесем сюрприз?
— Какой?
— У меня племянник юрист. Хороший парень. Давай завещание оформим. Не им — благотворительному фонду какому-нибудь. Или детскому дому.
Я рассмеялась. Первый раз за сутки.
— Валь, ты что?
— А что? Пусть знают, что мать — не дура. И не кошелек с ножками.
— Не могу я так. Это же дети…
— Дети, которые тебя живую хоронят!
Положила трубку. Задумалась.
А что, если правда? Оформить завещание. Не все — часть. Дачу, например. Или долю в квартире. Чтобы не расслаблялись.
Нет. Глупости. Обидятся — и все. Совсем приезжать перестанут.
Хотя… А сейчас приезжают? Сергей раз в месяц заглянет — деньги взять. Говорит, трудности временные. Три года уже временные. Олька чаще бывает, но только пожаловаться. То муж не понимает, то начальница дура, то подруга предала.
А просто посидеть? Поговорить? Чай попить не на бегу?
Не помню, когда такое было.
Через неделю опять пришли. Вдвоем. Настороженные какие-то.
— Мам, мы тут подумали… — начал Сергей.
Вот оно. Сейчас предложат дом престарелых. Или сиделку — чтобы следила. Контролировала.
— Может, тебе к врачу сходить? Обследоваться полностью?
Не ожидала.
— Зачем?
— Ну как зачем? Здоровье проверить. Мало ли что.
Мало ли что. Вдруг не так плохо, как они думают?
— Схожу.
— Мы оплатим, — быстро добавила Ольга. — В хорошую клинику. Частную.
Понятно. Хотят точный диагноз. И прогноз. Сколько ждать осталось.
— Спасибо.
— И еще… — Сергей замялся. — Может, документы переоформить? Ну, на всякий случай. Дарственную, например.
Вот и добрались.
— На кого дарственную?
— На нас, конечно. Чтобы потом проблем не было. С налогами, оформлением…
— Подумаю.
— Мам, ну что тут думать? — Ольга наклонилась ко мне. — Мы же твои дети. Кому еще?
Кому еще. Действительно.
— Я сказала — подумаю.
Переглянулись. Недовольные. Но спорить не стали.
После их ухода набрала номер Вали.
— Давай телефон твоего племянника.
В клинику поехала одна. Дети предлагали сопровождать, но я отказалась. Знаю я это сопровождение — будут врача пытать, сколько мне осталось.
Обследование заняло три дня. УЗИ, анализы, кардиограмма, еще куча всего.
Врач — молодой, лет тридцать — долго изучал результаты.
— Клавдия Петровна, у вас есть проблемы. Но некритичные.
— То есть?
— Сердце пошаливает, давление скачет. Типично для вашего возраста. При правильном лечении и образе жизни проживете еще лет пятнадцать-двадцать.
Пятнадцать-двадцать. Дети расстроятся.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Вот, смотрите…
Показал снимки, графики. Объяснил подробно. Выписал новые лекарства, диету, режим.
— И обязательно положительные эмоции. Стрессов избегайте.
Стрессов. Как их избежать, когда родные дети тебя живьем хоронят?
Из клиники поехала к Валиному племяннику. Андрей оказался приятным молодым человеком. Выслушал внимательно, не перебивая.
— Понимаю вашу ситуацию. Сталкиваюсь часто, к сожалению. Что хотите сделать?
— Не знаю. Может, часть имущества… В детский дом. Или фонд какой.
— Можно. Но есть другой вариант.
— Какой?
— Пожизненная рента. Вы заключаете договор с человеком или организацией. Они вам платят ежемесячно определенную сумму и ухаживают. А после… получают недвижимость.
— И дети?
— Обязательную долю получат. Но не все.
Задумалась. С одной стороны — жестоко. С другой — а они со мной как?
— Можно подумать?
— Конечно. Вот моя визитка. Решите — звоните.
Дома ждали дети. Оба. С цветами и тортом.
— Мамочка! — Ольга кинулась обнимать. — Как обследование? Что сказали?
Достала бумаги, протянула Сергею. Он вчитывался, бледнея.
— Пятнадцать-двадцать лет?
— Если повезет.
— Но… Но врач же говорил…
— Врач в поликлинике? Он и говорил — может, долго протяну. Вы не так поняли.
Ольга выхватила заключение. Пробежала глазами.
— Ну… Это же хорошо, мам! Правда же? Мы рады!
Рады. Аж зубы стиснули от радости.
— Конечно, хорошо.
Торт есть не стали. Дети быстро собрались и ушли. Забыли даже про дарственную спросить.
А я осталась с цветами. Красивые розы. Дорогие. Поставила в вазу — ту самую, что муж на годовщину подарил.
И заплакала. Первый раз за все эти дни. Плакала долго, навзрыд. Не от жалости к себе. От обиды. От боли. От понимания, что вырастила чужих людей.
Телефон зазвонил. Валя.
— Ну что?
— Буду жить долго и несчастливо.
— А дети?
— Расстроились.
— Сволочи. Что решила?
— Не знаю, Валь. Не знаю.
— Клав, послушай меня. Ты всю жизнь для них жила. Может, хватит? Поживи для себя.
Для себя. А я умею?
Ночью опять не спалось. Встала, пошла на кухню. Включила чайник.
На столе лежала визитка Андрея. Пожизненная рента…
А что? Найти хороших людей. Или организацию. Буду платить им сколько-то — за уход, внимание. Настоящее, не показное. И знать, что после меня квартира достанется тем, кто действительно заботился.
Дети получат обязательную долю. Не помрут с голоду. У обоих квартиры есть, работа. Справятся.
Утром позвонила Андрею.
— Решила?
— Да. Давайте встретимся. Обсудим детали.
— Хорошо. И Клавдия Петровна? Вы правильно делаете. Это ваша жизнь и ваше имущество.
Моя жизнь. Которую дети уже списали.
Встретились через два дня. Андрей привез документы, образцы договоров. Объяснил все подробно.
— Есть несколько фондов, которые занимаются такими договорами. Проверенные, надежные. Или можно найти частное лицо — молодую семью, например. Которая будет за вами ухаживать.
— А если я передумаю?
— Договор можно расторгнуть. По обоюдному согласию или через суд.
— Хорошо. Давайте с фондом. Так надежнее.
Оформление заняло месяц. За это время дети приезжали дважды. Оба раза — с разговорами о дарственной.
— Мам, ну сколько можно тянуть? — Сергей уже не скрывал раздражения.
— Сказала — думаю.
— Да что тут думать? Мы же не чужие!
Не чужие. Но и не родные. Родные так себя не ведут.
— Сереж, отстань от мамы, — Ольга пыталась играть хорошую дочь. — Мам, а может, доверенность оформишь? На всякий случай. Мало ли что.
Мало ли что. Их любимая фраза.
— Не надо доверенности.
— Но мам…
— Все, закрыли тему.
Уехали злые. Хлопнули дверью. Даже не попрощались.
А через неделю я подписала договор. Фонд «Забота» — занимаются помощью пожилым людям. Ежемесячная выплата, медицинское сопровождение, помощь по дому. И главное — внимание. Человеческое, не наигранное.
Куратор — женщина лет сорока, Елена — пришла знакомиться.
— Клавдия Петровна, расскажите, какая помощь вам нужна?
— Да особо никакая. Здоровье пока позволяет. Просто… Одиноко.
— Понимаю. У вас дети есть?
— Есть. Двое.
— Не навещают?
— Навещают. Когда им что-то нужно.
Елена кивнула. Все поняла без лишних слов.
— Мы будем приходить три раза в неделю. Помощь по дому, сопровождение к врачу если нужно. И просто поговорить, чай попить.
Просто поговорить. Когда последний раз кто-то приходил ко мне просто поговорить?
Первый месяц было странно. Приходила девушка Марина — помогала с уборкой, готовкой. Молодая, веселая. Рассказывала о своей учебе, планах. Слушала мои истории о школе, учениках.
— Клавдия Петровна, а покажете фотографии?
Достала альбомы. Старые, еще пленочные. Вот муж молодой. Вот дети маленькие. Вот я — тридцатилетняя, счастливая.
— Красивая семья. А это кто?
— Сын. Сергей.
— А это?
— Дочь. Ольга.
Марина листала, расспрашивала. Искренне интересовалась. Не для галочки.
Дети о договоре узнали через два месяца. Случайно — Ольга документы в комоде искала.
— Что это? — сунула мне бумаги под нос.
— Договор.
— Какой еще договор? Пожизненная рента? Мама, ты в своем уме?
— В своем.
— Как ты могла? Без нас! Мы же дети!
— Вот именно. Дети. Которые ждут, когда мать помрет.
Ольга побелела.
— Мы не…
— Не надо. Я все слышала. Про дачу, про квартиру. Про то, что недолго мне осталось.
Молчание. Тяжелое, вязкое.
— Мам, мы не это имели в виду…
— А что? Объясни.
Позвонил Сергей. Орал в трубку минут десять. Угрожал судом, психиатрической экспертизой.
— Попробуй, — спокойно ответила я. — У меня все справки есть. И свидетели.
— Какие свидетели?
— Которые слышали, как вы меня живую делили.
Бросил трубку.
Больше не приезжали. Не звонили. Обиделись.
А я… Я начала жить. Не выживать — жить.
С Мариной подружились. Она приводила иногда свою дочку — пятилетнюю Катюшу. Та меня бабушкой называла.
— Бабушка Клава, а расскажи сказку!
И я рассказывала. Те же самые, что своим детям когда-то.
С Еленой ездили на дачу. Помогла грядки прополоть, урожай собрать.
— Клавдия Петровна, может, продать дачу? Вам тяжело.
— Нет. Я ее люблю. Муж строил.
— Тогда давайте чаще ездить. Хорошее место.
Хорошее. Тихое. Яблони цветут, малина растет. Внуков бы сюда…
Внуков нет. И не будет, наверное. Сергей не женат, Ольга детей не хочет — карьера важнее.
Прошел год. Дети появились на пороге в день рождения. С цветами, подарками.
— Мамочка, с днем рождения!
Впустила. Куда деваться — родные все-таки.
— Мам, давай забудем все, — Сергей взял меня за руку. — Мы были неправы. Прости.
— И что?
— Расторгни договор. Мы будем за тобой ухаживать. Правда.
— Поздно, Сереж. Я вам больше не верю.
— Но мам…
— Все. Не хочу об этом.
Ушли. Опять обиженные. Оставили цветы и подарки — не стала выбрасывать. Все-таки день рождения.
А вечером пришла Марина с Катюшей. Принесли торт — сами пекли.
— С днем рождения, бабушка Клава!
Задували свечи. Семьдесят пять. Немало. Но врач сказал — еще лет пятнадцать точно.
