Вечерний звонок матери застал Люсю в самый неподходящий момент — она только что вышла из душа, завернутая в полотенце, а по полу ее новой квартиры были разложены образцы плитки.
Каждый шаг давался с осторожностью — словно пробиралась по минному полю, где вместо взрывов — неправильный выбор отделки, который будет преследовать ее ближайшие десять лет.
— Люсенька, привет! Как ты там, как ремонт? — голос Валентины Сергеевны звучал подозрительно бодро.
— Привет, мам. Всё нормально, — Люся вздохнула, поджимая пальцы на ногах. Каждый их разговор в последнее время начинался одинаково. Они будто зачитывали роли из одной и той же пьесы, где главными действующими лицами были «дочь-предательница, сбежавшая в другой город» и «мать-мученица, оставленная в одиночестве».
— Только представь! Нина Петровна вчера позвонила, спрашивает, как там твоя квартирка на море поживает. Я чуть в обморок не упала! Откуда она узнала?
Люся замерла с зажатым в руке образцом плитки цвета «морской волны». Конечно. Нина Петровна — соседка матери, вездесущая женщина с неутолимой жаждой информации о чужой жизни. Но как, черт возьми, она узнала?
— Мам, я же просила никому не говорить.
— Так я и не говорила! — возмутилась Валентина Сергеевна, повышая голос до той особой ноты, которая появлялась у нее только в моменты крайней несправедливости мира по отношению к ней. — Ты что, думаешь, я на каждом углу кричу о твоих делах?
Люся опустилась на единственный предмет мебели в комнате — складной стул. Эта квартира в Анапе стоила ей не только денег, но и пяти лет тайного откладывания средств, постоянных подработок и отказа от отпусков. Пяти лет, в течение которых она каждый месяц слушала от матери одно и то же: «Когда ты уже осядешь? Тебе тридцать пять, пора о семье думать, а не о карьере».
— Я никому не говорила, — повторила Люся, уже не веря собственным словам. — Вообще никому, кроме тебя.
— Ну, может, я Лидии Михайловне обмолвилась, — неохотно призналась мать после паузы. — Но это Лидия Михайловна! Она могила! Это наверняка Светкина дочь подслушала, она вечно уши греет у двери, когда взрослые разговаривают.
Люся прикрыла глаза. Лидия Михайловна была подругой матери уже сорок лет, и все эти сорок лет она была главным источником распространения информации в их маленьком городе. «Могила» — это последнее, чем можно было ее назвать.
— Мама, — Люся заставила себя говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало, — я тебя попросила никому не говорить, что я купила квартиру на море. Никому. Это было важно для меня.
— Ой, да что такого-то? — Валентина Сергеевна перешла в наступление. — Гордиться надо! Дочь у меня самостоятельная, умница, квартиру на море купила! А ты прячешься, как будто что-то украла.
Люся зажмурилась. Она не хотела этого обсуждения, не сейчас, когда перед ней лежали образцы плитки, а через час должен был приехать прораб. Но материнский словесный поток было не остановить.
— И вообще, ты неблагодарная! Я тут одна, болею, соседке Нине внук помогает, сумки таскает, а моя дочь уехала, квартиры покупает, и матери слова не скажи!
Знакомая манипуляция, отработанная годами. Люся могла предсказать каждое следующее слово.
— Мама, давай не сейчас, хорошо? Я перезвоню позже, ко мне прораб должен прийти.
— Ах, не сейчас! — Валентина Сергеевна горько рассмеялась. — Конечно, у тебя всегда найдутся дела поважнее матери. Ты ведь теперь важная бизнес-леди с квартирой на море!
Люся не стала объяснять, что бизнес-леди из нее никакая, что она обычный бухгалтер со средней зарплатой, и что квартира в Анапе — это крошечная однушка на окраине, в которой она надеялась иногда отдыхать и сдавать остальное время, чтобы хоть как-то увеличить свой доход. Она давно перестала пытаться объяснять что-либо матери.
— Я позвоню завтра, мам. Обещаю.
— Звони-звони, если вспомнишь, — сказала Валентина Сергеевна и повесила трубку.
Люся отложила телефон и посмотрела на часы. До приезда прораба оставалось сорок минут. А она всё еще была в полотенце, с мокрыми волосами и полностью опустошенная после разговора с матерью.
Прораб Михалыч, мужчина лет шестидесяти с морщинистым, как печеное яблоко, лицом и руками, похожими на корни старого дерева, приехал ровно в назначенное время. В Анапе это было редкостью. Местные подрядчики обычно опаздывали как минимум на час, а то и не приезжали вовсе, если появлялся более выгодный заказ.
— Здрав-буть, хозяйка, — поздоровался он, оглядывая разложенные на полу образцы плитки. — Никак никак не определишься?
Люся, уже одетая и с собранными в пучок волосами, кивнула.
— Выбор — страшная вещь, — сказал Михалыч философски. — Особливо для женщины. Вам, женщинам, всегда мерещится, что за каждым углом счастье ждет, только руку протяни. А выбрала не то — и всё, жизнь насмарку.
— Это просто плитка, — возразила Люся, хотя точно знала, что он прав. Ей действительно казалось, что неправильный выбор оттенка плитки может испортить всю концепцию ее будущего жилья.
— Да какая разница? — Михалыч пожал плечами. — Через пять лет всё равно ремонт переделывать будешь. Выбирай ту, что сердцу ближе.
Люся посмотрела на образцы. «Морская волна», «Песочный берег», «Средиземноморье», «Лазурный берег»… Названия, призванные продать мечту об идеальном отдыхе у моря. А ведь именно за мечтой она и приехала в Анапу.
— Вот эту, — сказала она, указывая на плитку цвета «морская волна». — Для ванной.
— Ну, «морская волна» так «морская волна», — согласился Михалыч. — Пойдем сметы посмотрим?
Они устроились за импровизированным столом — картонной коробкой, установленной на другие коробки.
— Тебе одной-то не скучно будет тут? — неожиданно спросил Михалыч, глядя на листы со сметой.
— Я буду приезжать на отдых, — ответила Люся. — И сдавать жилье.
Михалыч хмыкнул.
— Все так говорят поначалу. А потом либо переезжают насовсем, либо продают через год. Море, оно либо к себе притягивает, либо отталкивает. Середины нет.
— У меня мама в Саратове, — зачем-то сказала Люся. — Я не могу насовсем.
— А-а-а, — протянул Михалыч понимающе. — Мама. Это серьезно.
Он посмотрел на нее так, будто сразу всё понял — и про ее отношения с матерью, и про эту квартиру как попытку обрести хоть какое-то личное пространство.
— Матери всегда хотят как лучше, — произнес он. — Только их «лучше» и твое «лучше» — это часто разные вещи.
Люся не ответила. Она не привыкла обсуждать личные проблемы с посторонними, особенно с прорабами на объекте.
— Ладно, — сказал Михалыч, видя ее замешательство. — Давай со сметой разберемся. Тут у тебя за отделку ванной…
Вечером, когда Михалыч уехал, а в квартире установилась тишина, Люся села на подоконник. Отсюда, с четвертого этажа, открывался вид на море — узкая полоска на горизонте, но всё же море. В сумерках оно казалось серебристо-серым, почти сливаясь с небом.
Телефон снова зазвонил. На этот раз это был не материнский номер, а незнакомый, с кодом Анапы.
— Алло?
— Людмила Александровна? — раздался приятный мужской голос. — Это Андрей, сосед снизу. Мы с вами в лифте утром пересекались. Извините за беспокойство, но у вас, кажется, вода течет. У меня на потолке пятно появилось.
Люся вскочила с подоконника.
— Ой, простите, пожалуйста! Сейчас спущусь посмотрю!
Она бросилась в ванную — действительно, из-под недавно установленной раковины капала вода. Михалыч, видимо, что-то не докрутил.
Через пять минут Люся стояла на пороге квартиры этажом ниже. Дверь открыл мужчина лет сорока в очках с тонкой оправой и клетчатой рубашке, слегка помятой, словно он весь день просидел за компьютером.
— Андрей, — представился он, протягивая руку.
— Люся, — ответила она, пожимая его руку. — Простите, у меня там кран подтекает. Прораб сегодня устанавливал.
— Ничего страшного, — улыбнулся Андрей. — Я просто решил предупредить, пока потоп не случился. Заходите, посмотрите на шедевр потолочной живописи.
Люся вошла в квартиру. Здесь уже был сделан ремонт — светлые стены, деревянный пол, минималистичная мебель. В углу комнаты стоял компьютерный стол с двумя мониторами.
— Вы здесь живете постоянно? — спросила Люся, глядя на потолок, где действительно расплывалось небольшое мокрое пятно.
— Да, уже второй год, — ответил Андрей. — Работаю удаленно программистом. А вы?
— Я из Саратова. Купила квартиру для отдыха и сдачи. Но сейчас делаю ремонт, поэтому живу здесь временно.
— Понятно, — кивнул Андрей. — Разумный подход. Хотя, знаете, многие, кто приезжает сюда «временно», в итоге остаются. Море затягивает.
— Мне уже говорили сегодня, — усмехнулась Люся. — Но у меня там мама, работа…
— Понимаю, — сказал Андрей. — Хотя работу сейчас можно и удаленную найти. А мама… мама может и в гости приезжать.
— Вы не знаете мою маму, — вырвалось у Люси.
Андрей рассмеялся.
— Да уж, мамы — это особая категория. Моя, например, до сих пор не может смириться, что я бросил престижную московскую работу и переехал в Анапу. Каждый раз при разговоре вздыхает: «И как ты там один в провинции…»
Люся улыбнулась. Было что-то располагающее в этом мужчине с его неидеальной рубашкой и искренней улыбкой.
— Извините еще раз за протечку. Я сейчас вызову прораба, пусть исправляет.
— Да ладно, не страшно, — махнул рукой Андрей. — Если хотите, могу посмотреть сам. Я немного разбираюсь в сантехнике.
— Нет-нет, это должен делать Михалыч. Это его работа, и он должен ее выполнять качественно.
— Михалыч? — поднял брови Андрей. — Тот самый, с философскими наклонностями? «Жизнь — она как ремонт, никогда не заканчивается»?
— Да, точно! — рассмеялась Люся. — Вы тоже с ним работали?
— Он половине дома ремонты делал. Мастер хороший, но иногда увлекается рассуждениями о смысле бытия и забывает докрутить кран.
Они оба рассмеялись, и Люся почувствовала, как напряжение последних дней немного отпускает. В конце концов, протечка — это не конец света. И этот Андрей, кажется, не сердится.
— Хотите чаю? — неожиданно предложил он. — У меня есть отличный зеленый с жасмином.
Люся заколебалась. С одной стороны, надо было вызвать Михалыча и решить проблему с протечкой. С другой — ей вдруг очень захотелось этого чая и простого человеческого общения.
— Давайте я сначала позвоню Михалычу, а потом можно и чай, — решила она.
Через полчаса они сидели на балконе Андрея с чашками ароматного чая. Михалыч обещал приехать завтра с утра пораньше и всё исправить.
— Как вам Анапа? — спросил Андрей. — Не разочаровались еще?
— Пока нет, — ответила Люся, глядя на огни вечернего города. — Но я здесь всего неделю. Может, еще впереди.
— Я тоже сначала скептически относился, — признался Андрей. — Маленький город, провинция, летом толпы туристов… Но потом понял, что именно это мне и нужно. Москва высасывала из меня все соки.
— А как ваша мама отнеслась к переезду?
Андрей усмехнулся.
— Как я уже говорил — не очень. Сначала была в шоке. Потом обиделась — как это так, сын уехал за тысячу километров. Потом начала присылать объявления о вакансиях в Москве. И только недавно смирилась.
— Везет, — вздохнула Люся. — Моя до сих пор не может смириться, что я переехала из нашего маленького городка в Саратов. А это всего в ста километрах.
— И давно вы переехали?
— Пятнадцать лет назад.
Андрей присвистнул.
— Серьезный срок для непринятия. Ваша мама, похоже, чемпион по длительным обидам.
— Не то слово, — Люся сделала глоток чая. — Знаете, я ей не говорила, что покупаю квартиру. До последнего момента. А когда сказала, взяла обещание никому не рассказывать.
— И она рассказала?
— Конечно! Всей улице. И теперь обижается, что я обижаюсь.
Андрей рассмеялся.
— Простите, но это так… по-мамински. Моя точно так же. Обещает молчать, а потом: «Ой, я только тете Вале сказала, она никому не скажет!»
Люся улыбнулась. Было что-то удивительно комфортное в том, как они сидели на балконе и обсуждали своих матерей, будто знали друг друга много лет.
— А зачем вам нужна была секретность? — спросил Андрей. — Если не секрет, конечно.
Люся задумалась. Действительно, зачем? Почему ей так важно было, чтобы о покупке квартиры никто не знал?
— Наверное, потому что это было что-то только мое, — наконец ответила она. — Что-то, что я сделала сама, без советов, без вмешательства. Без постоянных «а что люди скажут».
Андрей кивнул.
— Понимаю. Личное пространство не только физическое, но и информационное.
— Именно! — Люся почувствовала облегчение от того, что он понял. — А теперь все знают. И уже звонят, и спрашивают, и советуют…
— И что, очень страшно? — спросил Андрей, глядя ей в глаза.
Люся задумалась.
— Знаете, а ведь нет. Не так страшно, как я думала.
— Может, это и к лучшему. Меньше поводов для конфликтов с мамой. Пусть рассказывает, гордится дочерью.
— Возможно, вы правы, — согласилась Люся. — Всё равно уже все знают.
Они помолчали, глядя на звезды, которые в Анапе казались ярче, чем в Саратове.
— Знаете, — сказал вдруг Андрей, — если вам нужна будет помощь с квартирой, когда вы уедете, я могу присмотреть. Ключ у меня оставите, я буду проверять время от времени, всё ли в порядке.
— Спасибо, — искренне поблагодарила Люся. — Это очень кстати. А то я как раз думала, кому можно доверить.
Они обменялись номерами телефонов, и Люся поднялась.
— Мне пора. Завтра Михалыч приедет рано, надо подготовиться.
— Конечно, — кивнул Андрей. — Было приятно познакомиться, даже если повод не самый радостный.
— Мне тоже, — улыбнулась Люся.
Поднимаясь на свой этаж, она вдруг подумала, что, может быть, это море действительно затягивает. Или что-то еще в Анапе.
Утром Михалыч действительно приехал рано — в семь часов. Люся едва успела умыться и заварить кофе.
— Проверил я твою раковину, — сообщил он, входя без церемоний. — Прокладку менять надо. Негодная попалась. Сейчас сделаем.
Он деловито прошел в ванную, бормоча что-то себе под нос. Люся села за свой картонный стол и открыла ноутбук — нужно было проверить рабочую почту.
Телефон завибрировал — сообщение от Андрея: «Доброе утро! Михалыч приехал? Потоп остановлен?»
Люся улыбнулась и ответила: «Доброе! Да, мастер на месте. Скоро все будет исправлено».
Через секунду пришел ответ: «Отлично! Потом зайдете на чай?».
Люся задумалась. Почему бы и нет? Ей нравилось общаться с Андреем, и день сегодня был свободный.
«С удовольствием,» — ответила она.
В этот момент зазвонил телефон. Мама. Люся вздохнула и приняла вызов.
— Привет, мам.
— Люсенька! — голос Валентины Сергеевны звучал взволнованно. — Ты представляешь, Нина Петровна сказала, что ее племянница живет в Анапе, и она может приглядывать за твоей квартирой! Я ей твой адрес дала, она завтра зайдет познакомиться!
Люся закрыла глаза и медленно досчитала до десяти.
— Мама, — сказала она максимально спокойно, — я тебя просила никому не давать мой адрес. Я не хочу, чтобы какая-то незнакомая племянница Нины Петровны приходила ко мне.
— Да какая незнакомая! Это Светочка, помнишь, она еще в школе с тобой училась! Только на два класса младше.
— Не помню никакую Светочку, — отрезала Люся. — И не нужно мне никого присылать. У меня уже есть человек, который будет присматривать за квартирой.
— Какой еще человек? — в голосе матери звучало неприкрытое подозрение. — Ты там уже с кем-то познакомилась? Мужчина, небось? Ты же знаешь этих курортных ловеласов…
— Мама, — Люся почувствовала, как раздражение нарастает, — мне тридцать пять лет. Я сама решаю, с кем мне знакомиться.
— Вот именно! Тридцать пять, а всё одна! Может, хоть курортный роман заведешь, а то засохнешь совсем!
Это было так типично для ее матери — в одну минуту осуждать возможные знакомства с мужчинами, а в следующую — попрекать отсутствием отношений.
— Послушай, — сказала Люся твердо, — я не хочу, чтобы эта Светочка приходила. Позвони Нине Петровне и скажи, что планы изменились.
— Уже поздно, — ответила Валентина Сергеевна с ноткой злорадства. — Она уже в пути. Автобус вчера вечером уехал.
— Что?! — Люся чуть не выронила телефон. — Ты хочешь сказать, что эта женщина уже едет ко мне из Саратова?
— Ну да! Она как раз собиралась к дочери в гости, а тут такое совпадение! Я подумала, будет удобно.
Люся почувствовала, как внутри всё закипает. Это было уже слишком даже для ее матери.
— Мама, — сказала она, чеканя каждое слово, — это моя квартира. Моя жизнь. Мои решения. Я не хочу, чтобы ты вмешивалась.
— Вот как ты со мной разговариваешь! — в голосе Валентины Сергеевны зазвучали слезы. — Я ведь как лучше хотела! Всегда только о тебе думаю!
Это была еще одна отработанная стратегия — быстрый переход к позиции жертвы. Раньше Люся всегда сдавалась в этот момент, извинялась, успокаивала. Но не сегодня.
— Мама, — сказала она спокойно, — я ценю твою заботу. Но мне нужно, чтобы ты уважала мои границы. Я сама решу, кто будет присматривать за моей квартирой.
— Какие еще границы? Что за новомодные глупости! — возмутилась Валентина Сергеевна. — Нет у матери с дочерью никаких границ!
В этот момент из ванной вышел Михалыч.
— Всё сделал, хозяйка. Теперь не потечет, — объявил он громко.
— Кто это там у тебя? — тут же спросила мать подозрительно.
— Это прораб, мам. Он ремонт делает.
— А, — протянула Валентина Сергеевна с явным разочарованием. — Ну ладно. Так что насчет Светочки?
— Мама, я должна идти, — сказала Люся. — Поговорим позже.
Она повесила трубку, не дожидаясь ответа.
— Проблемы? — спросил Михалыч, глядя на ее расстроенное лицо.
— Мама, — вздохнула Люся. — Отправила ко мне какую-то незнакомую женщину, которая должна «присматривать» за квартирой.
Михалыч хмыкнул.
— Матери, они такие. Моя тоже, царствие ей небесное, всё пыталась мою жизнь устроить. До самой смерти не понимала, что я уже сам в состоянии.
Он собрал инструменты в сумку.
— А с этой Светочкой что делать будешь?
— Не знаю, — призналась Люся. — Она уже в пути.
— Ну, встреть, чаем напои и отправь восвояси, — посоветовал Михалыч. — Вежливо, но твердо объясни, что помощь не требуется. И маме то же самое скажи. Твердо.
Люся улыбнулась.
— Вы не только прораб, но и психолог?
— Э-э, какой психолог! — отмахнулся Михалыч. — Просто жизнь длинная была, всякого навидался. Сынок вон тоже долго от матери отделиться не мог. Я ему как-то сказал: «Или ты сейчас границу проведешь четкую, или всю жизнь на привязи проходишь». Обиделся сначала, а потом поблагодарил.
Он направился к двери.
— Раковина теперь не течет. А с матерью сама разбирайся. Это ремонт посложнее будет.
Светочка оказалась полной женщиной лет тридцати с ярко-рыжими волосами и привычкой говорить без умолку. Она появилась на пороге Люсиной квартиры на следующий день, с огромной сумкой и широкой улыбкой.
— Люсенька! — воскликнула она, будто они были лучшими подругами. — Ты меня не помнишь, наверное? Я Света Кругликова, на два класса младше училась!
Люся действительно не помнила никакую Свету Кругликову. Но вежливо улыбнулась и пригласила войти.
— Какая у тебя квартирка хорошенькая! — защебетала Светочка, оглядываясь по сторонам. — Прямо завидую! Ой, а это что за плитка? Мне кажется, «песочный берег» лучше бы смотрелся. Ты уверена, что «морская волна» не надоест?
Люся глубоко вдохнула. Вот оно начинается — то самое вмешательство, которого она так боялась.
— Светлана, — сказала она, намеренно не используя уменьшительное имя, — мне очень приятно, что ты зашла. Но я должна сразу прояснить ситуацию. Мне не нужна помощь с квартирой. У меня уже есть человек, который будет за ней присматривать.
Светочка заморгала.
— Но твоя мама сказала…
— Моя мама не согласовала это со мной, — твердо перебила Люся. — Я ценю твое предложение, но вынуждена отказаться.
— Вот как, — Светочка поджала губы. — Ну, я так и думала. Тетя Валя говорила, что ты теперь слишком важная стала, с людьми из родного города и знаться не хочешь.
Люся почувствовала, как злость поднимается внутри, но сдержалась.
— Дело не в этом. Просто у меня уже есть договоренность с другим человеком.
— С мужчиной, небось? — Светочка прищурилась. — Тетя Валя говорила, что ты тут уже с кем-то крутишь.
Вот оно что. Ее мать не просто отправила Светочку присматривать за квартирой. Она отправила ее шпионить.
— Светлана, — сказала Люся, подходя к двери и открывая ее, — я думаю, нам лучше закончить этот разговор. Передай маме, что у меня всё хорошо, и я позвоню ей сама.
— Ну и ладно! — фыркнула Светочка, подхватывая свою сумку. — Больно надо твою квартиру сторожить! У меня и своих дел полно!
Когда за Светочкой закрылась дверь, Люся прислонилась к стене и закрыла глаза. Сердце колотилось, как после забега. Она никогда раньше не вела себя так решительно. Всегда уступала, шла на компромиссы, терпела вторжения в свою жизнь. Но что-то изменилось. Может быть, эта квартира действительно стала тем рубежом, который она наконец решилась защищать.
Телефон завибрировал — сообщение от Андрея: «Как дела? Чай в силе?».
«Да, спускаюсь через 10 минут,» — ответила Люся и улыбнулась.
А через полчаса раздался звонок от матери. Люся глубоко вдохнула и ответила.
— Мама, я сейчас занята, перезвоню позже.
— Как ты могла так обойтись со Светочкой? — возмущенно начала Валентина Сергеевна, игнорируя слова дочери. — Она в слезах звонила! Говорит, ты ее выгнала!
— Я никого не выгоняла, — спокойно ответила Люся. — Я вежливо объяснила, что мне не нужна помощь с квартирой.
— Но она специально приехала!
— Ты отправила ее без моего согласия, мама. Это твоя ответственность, не моя.
— Что с тобой происходит? — в голосе Валентины Сергеевны звучало искреннее недоумение. — Раньше ты никогда так не разговаривала!
— Раньше я боялась тебя расстроить, — призналась Люся. — Но сейчас я понимаю, что это нечестно — и по отношению к тебе, и по отношению к себе. Я люблю тебя, мама. Но мне нужно пространство. Мне нужно, чтобы ты уважала мои решения.
— Это всё из-за квартиры, да? — в голосе матери появились слезы. — Появились деньги, и ты уже мать знать не хочешь!
— Дело не в деньгах, — Люся почувствовала усталость. Всегда одно и то же. — Дело в уважении. Я скоро приеду в Саратов, и мы поговорим. А сейчас мне действительно пора.
Она повесила трубку, не дожидаясь ответа, и выключила телефон. Впервые за долгое время она чувствовала не вину и раздражение после разговора с матерью, а странное спокойствие. Как будто что-то внутри наконец встало на свои места.
Через месяц ремонт был закончен. Квартира преобразилась — светлые стены, плитка цвета «морской волны» в ванной, новая кухня. Люся стояла посреди гостиной, оглядываясь по сторонам. Её первое собственное жилье, её личное пространство.
Из Саратова пришло несколько сообщений от матери — сначала обиженных, потом тревожных, потом примирительных. Люся отвечала коротко, но доброжелательно. Она не злилась на мать — просто наконец поняла, что их отношения нуждаются в пересмотре.
Раздался стук в дверь. На пороге стоял Андрей с бутылкой шампанского.
— Готова отметить окончание ремонта? — улыбнулся он.
За прошедший месяц они виделись почти каждый день. Люся узнала, что Андрей, как и она, всю жизнь старался соответствовать чужим ожиданиям, пока не решил всё изменить и переехать к морю.
— Готова, — улыбнулась она в ответ, впуская его.
Они устроились на балконе, откуда открывался вид на море. Июньское солнце медленно опускалось к горизонту, окрашивая воду в золотистый цвет.
— Как там ваша мама? — спросил Андрей, разливая шампанское по бокалам.
— Привыкает к новым правилам, — ответила Люся. — Сначала было сложно, но теперь, кажется, она начинает понимать.
— Рад слышать. А что насчет работы в Саратове?
Люся сделала глоток шампанского.
— Я взяла отпуск на всё лето. А потом… посмотрим. Возможно, найду что-то удаленное.
Андрей улыбнулся.
— Я же говорил — море затягивает.
— Дело не только в море, — Люся посмотрела на него с улыбкой.
Они помолчали, наблюдая за чайками, кружащими над водой.
— Знаешь, — сказала Люся задумчиво, — раньше мне казалось, что моя жизнь — это постоянный компромисс. Что я всегда должна учитывать чужие желания, чужие ожидания. А теперь я понимаю, что никто не проживет мою жизнь за меня. Только я сама.
— И как оно? — спросил Андрей.
— Страшно, — призналась Люся. — И одновременно… свободно.
Телефон на столике завибрировал — очередное сообщение от матери. Но Люся не потянулась к нему. Это могло подождать. У нее было шампанское, закат над морем и ощущение, что жизнь только начинается. В тридцать пять лет — кто бы мог подумать?
— За свободу, — сказал Андрей, поднимая бокал.
— За свободу, — эхом отозвалась Люся, и их бокалы тихо звякнули.
Завтра она перезвонит матери. Завтра она будет искать удаленную работу. Завтра она решит, оставаться ли в Анапе на всё лето или вернуться в Саратов. Но сегодня — сегодня она просто наслаждалась моментом. Своим собственным моментом в своей собственной жизни.
