«Я верю, что Андрей и Алек­сандр Семёныч никуда не делись. Они всё равно около меня». Актриса Мария Миронова

Долгие годы она была счастливой матерью и любимой женой. Первый раз большое горе постучалось в ее дом, когда умер муж — режиссер Александр Менакер. Еще через четыре года во время спектакля «Женитьба Фигаро» на сцене Рижского театра оперы и балета умер их единственный сын — обожаемый миллионами людей, блистательный Андрей Миронов.

Знаменитой матери знамени­того сына сегодня 84 года. Мария Владимировна по-прежнему играет в театре. Мы встретились у нее дома.

Приходя к Андрюше на кладби­ще, я никогда не бываю одна — всег­да в толпе людей, которые приезжают из Магадана, Екатерин­бурга, Воронежа, Алма-Аты. Поче­ му они все идут к нему, ведь прошло уже семь лет? Он давал людям радость. Мне недавно на кладбище поцеловала вдруг руку девушка лет шестнадцати. Сказала: «Спасибо вам за сына».

Андрюша объездил весь мир и не было дня, чтобы он мне не поз­вонил — из Америки, Мексики, Япо­нии: «Мама, как ты?» — два слова. — «Хорошо». — «Спасибо». Андрюша, как сумасшедший, кидался пере­вести старушку через улицу, но он ведь не знал, что его мать станет старой и будет так долго жить…

Наверное, единственное, что я в жизни сделала хорошего нам всем — это родила такого сына и воспитала его. Я и мой муж. Мы всегда жили как честные, поря­дочные люди. Уж это я твердо знаю. Никогда не брехали, ни к ко­ му не подлизывались. Прошли свою жизнь без единого прави­тельственного концерта, и денег всегда получали меньше, чем дру­гие. Вы не поверите, но у нас ни­когда даже сберкнижки не было.

Кого или что из своей длин­ ной жизни вы вспоминаете, кро­ме своей семьи, конечно, чаще всего?

Своих друзей, которых уже нет… Одиночество в старости — это очень печально. Около меня и сей­ час Андрюшины школьные друзья — Левочка Маковский и Саша Ушаков с женами. Звонят, заходят, вместе ездим на кладбище. На Андрюшиной могиле очень интересный памят­ник. Крест такой воздушный, про­ рубленный в черном мраморе, вни­зу бронзовая роза и кулисы черной стеллой.

Андрюша был верующий?

Конечно. И я тоже. Я редко хо­жу в церковь, не очень соблюдаю обрядность, но вера у меня глубо­кая и вечная, иначе я не могла бы жить. Я верю, что Андрей и Алек­сандр Семеныч никуда не делись. Они все равно около меня.

Они вам часто снятся?

Никогда. Но, когда мне очень трудно бывает, я прошу, чтобы они мне помогли. А если бы я не верила…

Больно потерять мать или отца, но это естественно. Но потерять сына… Как я сочувствую несчастным матерям, чьи дети в солдатах, и их убивают на границах, на войне. За что? Когда в 45-м все праздновали победу, я праздновала конец войны и конец фашизма. Но конец фашизма, по-моему, так и не наступил.

А приходят ли к вам его дру­зья из театра?

Какого театра? О чем вы гово­рите?

О театре Сатиры.

Такой театр есть?

…Они обидели вас?

Меня никто не обижал. Но я не знаю такого театра.

У вас две внучки, две Машки…

Я никогда не говорю об этом.

Есть ли у вас сегодня денеж­ные проблемы?

Я получаю правительственную пенсию и обыкновенную, челове­ческую. Мне бы не хватило, если бы на эти деньги надо было сделать памятник cынy, но, к счастью, было что продать. У меня есть знакомый таксист — вечный поклонник — во­зит на кладбище, на базар. Иногда беру машину в Доме актера. Сло­вом, на общественном транспорте не ездила уже лет сорок. Так что денег мне хватает, я ни в чем себе не отказываю.

У вас была знаменитая кол­ лекция фарфоровой посуды.

Долгие годы мы с Александром Семенычем собирали фарфор. Над нами посмеивались, мол, черепки покупаем. А нам нравилось, это так красиво. Ну скажите, где вы могли бы найти тарелку, на кото­рой изображена продовольствен­ная карточка? Только в Советской России. Вот и получилась коллек­ция фарфора переходного перио­да — от царской власти к советс­кой. Сразу после Андрюшиной смерти я отдала все это в музей де­коративного и прикладного ис­кусства, потому что поняла: после него это никто любить не будет, все разбазарят, ведь сейчас каждая вещичка стоит огромных денег.

Но в пустом доме жить было трудно, и сейчас я собираю дощеч­ки для резки сыра. Все авторские, подписанные. Покупаю их и инте­ресные картины у нас на Арбате. Теперь все эти художники стали популярными, а я рада, что поддер­живала их в тяжелые времена, ког­да они в холод и мороз продавали свои работы.

Когда вы почувствовали себя настоящей актрисой?

А я никогда этого не чувствовала. Мне всегда казалось, что я могла бы сыграть лучше, а может, и не могла бы. Не знаю. Я вообще про себя мало что знаю. Разве только то, что я мать Андрея Миронова.

Я никогда не гримируюсь, ничего из себя не делаю, ни разу в жизни не была у косметички. Пусть люди знают, что я такая. Вот вы представляете мои седые волосы, выкрашенные в другой цвет? Это буду уже не я. Массаж? Не дай Бог. Это все вытягивает кожу. Ес­ ли бы я в 40 лет начала делать мас­сажи, сейчас морщин было бы в два раза больше.

Ну почему? Вот Элизабет Тэй­лор 60, а как выглядит.

Так она только этим и занимается. Ей делать больше нечего.

А от каких артистов у вас пoложительные эмоции?

Мне нравятся Жан Габен, Ален Делон, Доминго, Паваротти, Хворостовский.

А как вам современная эстрада?

Тоже не хотела бы говорить на эту тему. …Ну какая сегодня эст­рада? Лохматая, немытая. Сейчас всем артистам — сатирики они, дра­матирики, не знаю, как их называть — мешает то, что они быстро жи­реют, са­ мовлюбляются и оттого делаются несимпатичными зрителю. А я ста­рый, много видавший зритель. Я имела честь стоять на сцене с акте­ром века Михаилом Чеховым, с ве­ликим Василием Осиповичем То­ порковым. Имела честь быть зна­комой с сэром Чаплиным, дружить с очень хорошими артистами, пи­ сателями. Но все они были скромными людьми.

С кем вы встречаете Новый год?

Одна. В прошлом году накрыла себе на столике, выпила чуть-чуть водочки, закусила и немного пос­ мотрела телевизор.

Это правда, что с годами боль становится меньше?

Нет. Я ведь, когда хоронила моих самых дорогих людей, не пла­кала. У меня не было и нет слез. Я как-то немножко одеревенела, окаменела, что ли… И в таком сос­тоянии была довольно долго, пока не поняла, что они не совсем уш­ли.

Вы часто думаете о смерти?

А что о ней думать? Я никогда не делаю бесполезных вещей. Не могу же я думать, что она не придет. Придет.

… Не так давно астрономы наз­вали новую планету Андрюшиным именем. Теперь он летает где-то между Юпитером и Марсом и вра­щается вокруг Солнца не за год, как мы, а за два с половиной. Я все знаю: сколько она весит, сколько в длину, поперек, когда и насколько приближается к Земле. Летает Андрей Миронов.

Вот он — вечно живой. А раз он там, значит его можно попросить: «Андрюша, помоги».

Многие из тех, кого я знала, ос­танутся в веках. Думаю, что и Анд­рюша останется. Его никогда не забудут.