Курица в духовке давно остыла. Лариса накрыла форму фольгой ещё в половине девятого, когда поняла, что Игорь снова задерживается. Она не стала убирать тарелки со стола — две белые тарелки напротив друг друга, бокалы, салфетки. Всё это теперь выглядело как декорация к спектаклю, который отменили в последний момент.
Она налила себе вина. Потом ещё. Сидела на кухне, листала телефон, читала новости, которые не откладывались в памяти. Взгляд скользил по буквам, но мысли были совсем о другом.
Три недели назад всё началось. Игорь стал приходить в десять, потом в одиннадцать, потом позже. «Завал на работе, солнышко», — говорил он, целуя её в макушку и сразу направляясь в душ. Лариса работала в той же компании, только в другом отделе. Она знала, что завалов сейчас не было. Плановый период, всё идёт по графику. Но она молчала. Потому что боялась услышать правду.
В половине одиннадцатого она написала ему: «Ты скоро?»
Сообщение осталось с одной галочкой.
В одиннадцать она позвонила. Телефон был недоступен.
Лариса встала, прошлась по квартире. Их двушка на Профсоюзной всегда казалась уютной, но сейчас стены словно сдавливали. Она подошла к окну, посмотрела на двор, на редкие окна с светом, на пустую детскую площадку. Игорь паркуется всегда с той стороны дома, откуда не видно из окна. Умно.
Она снова набрала номер. Снова недоступен.
«Может, аккумулятор сел», — сказала она вслух в пустую комнату. Сама не поверила.
Села на диван. Включила сериал, который смотрела уже третий сезон. На экране люди что-то выясняли, кричали, плакали. Лариса не слышала ни слова. Она смотрела в экран и слушала каждый шорох в подъезде, каждый звук лифта, каждое хлопанье дверью.
Час ночи. Два. Три.
Она так и не легла. Сидела на диване, укутавшись в плед, который подарила им на свадьбу её мама. Тёплый, мягкий, с оленями. Мама тогда сказала: «Чтобы вам было тепло вместе». Лариса зажмурилась.
В шесть утра она услышала ключ в замке.
Сердце ухнуло куда-то вниз, в желудок. Она встала, накинула плед на плечи, вышла в прихожую.
Игорь стоял спиной к ней, снимал ботинки. Куртка съехала с одного плеча, рубашка помята так, будто он в ней спал. Или не спал. Волосы растрёпаны, на шее — красное пятно. Засос? Или просто след от воротника?
— Привет, — сказал он, не оборачиваясь. Голос хриплый, усталый.
Лариса молчала. Ждала, что он скажет дальше.
— Извини, что поздно. Задержался.
— Твой телефон был выключен.
— Разрядился.
Он наконец повернулся. Посмотрел на неё — и тут же отвёл взгляд. Лариса шагнула ближе, и её накрыло волной запаха. Не резкого, не навязчивого, но абсолютно отчётливого. Женские духи. Сладкие, с нотами ванили и чего-то цветочного. Дорогие духи.
Она знала этот запах.
— Где ты был? — спросила она тихо.
— На работе, я же сказал. У нас…
— Игорь, не ври мне. Где ты был?
Он провёл рукой по лицу, тяжело выдохнул.
— Лариса, я устал. Давай утром поговорим, ладно?
— Какая работа в шесть утра, Игорь? Какая?!
Голос её сорвался на крик. Он вздрогнул, посмотрел на неё — и она увидела в его глазах то, что искала и не хотела найти. Вину. Страх. Жалость.
— Мне нужен душ, — пробормотал он и пошёл мимо неё.
Лариса стояла в прихожей, слушая, как шумит вода в ванной. Она прижала ладони к лицу, пытаясь отдышаться, взять себя в руки. Этот запах. Этот проклятый запах.
«Santal 33». Нишевый парфюм от Le Labo. Она сама выбирала его в подарок Кате на тридцатилетие полгода назад. Игорь тогда посмеивался: «Ну ты даёшь, за флакончик такие деньги отдать». Но они отдали. Потому что Катя — её сестра. Единственная.
Лариса прошла на кухню. Села за стол, где всё ещё стояли две нетронутые тарелки. Взяла телефон. Нашла в контактах «Катюша».
Пальцы дрожали.
Она нажала вызов.
Первый гудок. Второй. Третий.
— Алло, — голос Кати был бодрым, весёлым, как всегда. Как будто была не половина седьмого утра, а середина дня. — Ларка, ты чего так рано?
— Катя, — Лариса сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев. — Где ты была эту ночь?
Пауза. Слишком долгая пауза.
— Дома, а где же ещё? Ты чего?
— Не ври мне. Где ты была?
— Ларис, ты меня пугаешь. Что случилось?
— Игорь только что пришёл. В шесть утра. Весь в твоих духах.
Тишина. Потом — смех. Тихий, довольный, почти счастливый смех.
— Так вот оно как, — протянула Катя. — Ну наконец-то.
— Что?!
— Я же говорила тебе, что рано или поздно он пришёл бы домой с моим запахом. Ты просто не верила.
У Ларисы перехватило дыхание. Комната поплыла перед глазами.
— Катя, что ты несёшь?
— Я правду, сестрёнка. Твой муж — уже три недели не только твой. И знаешь что? Это было восхитительно. Он такой страстный, когда с тобой изменяет. Наверное, чувство вины его возбуждает.
Лариса почувствовала, как внутри всё холодеет, обращается в лёд.
— Ты… ты серьёзно? Катя, это мой муж. Мы с ним шесть лет вместе, четыре в браке.
— А Димка Соколов был моим, — голос Кати стал жёстче. — Помнишь его? Девятый класс. Я в него влюбилась, а он весь год ходил за тобой. Писал тебе записки, ждал после уроков. И ты его не отшила. Ты улыбалась ему, разговаривала, водила за собой, хотя тебе он был не нужен. Ты просто хотела, чтобы он был твоим, а не моим.
— Катя, о чём ты говоришь? Нам было по пятнадцать лет! Я даже не помню этого Диму!
— А я помню. Я помню каждый день, когда видела, как он смотрит на тебя. Я помню, как ты украла моё счастье.
— Катя, прошло пятнадцать лет! Пятнадцать! И ты всё это время… что, вынашивала план мести?
Катя рассмеялась снова, и этот смех был хуже любого крика.
— План? Нет, Ларис. Просто возможность. Игорь сам пришёл ко мне месяц назад, когда ты уехала к маме. Помнишь, ты просила его проверить, не течёт ли у меня кран на кухне? Он пришел.Я была дома. Мы выпили вина. Один бокал, второй. Он начал жаловаться, что вы с ним почти не разговариваете, что ты погрузилась в работу, что он чувствует себя одиноким. Я слушала. Понимала. Утешала. А потом… ну, ты понимаешь.
— Ты специально…
— Я ничего не делала специально. Он сам захотел. Мужчины такие слабые, Ларис. Им просто нужно немного внимания, немного нежности — и они твои. Я просто дала ему то, чего ты не давала.
Лариса почувствовала, как слёзы жгут глаза, но не дала им пролиться.
— И что теперь? Ты собираешься быть с ним?
— Боже, нет! — Катя фыркнула. — Он мне не нужен. Совсем. Я просто хотела, чтобы ты почувствовала то же, что чувствовала я тогда. Чтобы ты узнала, как это — когда то, что тебе дорого, забирает твоя сестра. Теперь мы квиты.
— Мы не квиты, — прошептала Лариса.
— Как скажешь, — легко отозвалась Катя. — Кстати, я ещё, когда он был у меня, сказала ему, что больше не хочу его видеть. Так что он теперь свободен. Можешь забрать обратно. Если, конечно, захочешь.
Она повесила трубку.
Лариса опустила телефон на стол. Сидела неподвижно, глядя в одну точку. Вода в ванной давно перестала шуметь. Значит, Игорь закончил.
Она встала. Пошла в ванную. Дверь была приоткрыта. Он стоял у раковины, смотрел на своё отражение в зеркале. Лицо мокрое, волосы зачёсаны назад. Он выглядел старше, чем неделю назад. Или она просто раньше не замечала этих морщин у глаз, этой усталости в плечах?
— Это была Катя, — сказала она.
Он замер. Медленно повернулся к ней.
— Лариса…
— Это была Катя, — повторила она. — Три недели. Ты спал с моей сестрой три недели.
Он закрыл глаза.
— Я… Господи, Лара, я не знаю, что на меня нашло. Я не хотел. Я…
— Ты не хотел, но делал?
— Я был пьян в первый раз! Мы выпили, и просто… случилось. А потом я не знал, как остановиться. Она писала мне, звонила, и я…
— И ты приходил к ней.
— Да, — он открыл глаза, посмотрел на неё. — Да. Я приходил к ней. Я идиот. Я предал тебя. Я предал нас. Я…
— Почему?
Это был единственный вопрос, который имел значение.
Игорь провёл руками по лицу, тяжело вздохнул.
— Потому что я почувствовал себя нужным. Катя… она слушала меня. Она смеялась над моими шутками. Она смотрела на меня так, будто я самый важный человек в её жизни. А дома… Лара, когда ты последний раз спрашивала, как у меня дела?
— Я каждый день спрашиваю!
— Ты спрашиваешь на автомате. «Как дела, нормально, ужинать будешь». Это не разговор. Это… Я не знаю. Я чувствовал себя частью интерьера. Ты приходишь с работы, ужинаешь, сидишь в телефоне, ложишься спать. Мы не разговариваем, Лара. Мы давно не разговариваем.
Лариса молчала. Потому что он был прав. Частично. Они правда перестали разговаривать. Но это не оправдание.
— И ты решил, что лучший способ это исправить — переспать с моей сестрой?
— Нет! Я не думал! Я просто… я ошибся. Страшно ошибся.
— Три недели — это не ошибка, Игорь. Это выбор. Ты каждый день выбирал ехать к ней вместо того, чтобы приехать ко мне.
Он молчал. Ему нечего было ответить.
Лариса прислонилась к дверному косяку. Внезапно навалилась усталость — такая тяжёлая, что хотелось просто лечь на пол и не вставать.
— Она сказала, что это была месть, — тихо произнесла Лариса. — За какого-то мальчика из школы, который нравился ей, а влюбился в меня. Пятнадцать лет назад, Игорь. Она пятнадцать лет копила это внутри и ждала момента, чтобы ударить меня больнее всего.
Игорь побледнел.
— Что?
— Она использовала тебя. Ты ей не был нужен. Ты был просто инструментом мести. Она же сказала тебе, что больше не хочет тебя видеть, верно?
Он медленно кивнул.
— Да. Она… она сказала, что это было ошибкой, что ей жаль, что нам лучше не встречаться.
— Ей не жаль. Ты ей просто больше не нужен. Она получила, что хотела.
Лариса отошла от двери, прошла мимо него, села на край ванны. Смотрела на плитку под ногами — белую, с серыми прожилками. Они выбирали эту плитку вместе три года назад, когда делали ремонт. Спорили, смеялись, в итоге взяли самую дорогую, потому что она нравилась им обоим.
— Что теперь? — спросил Игорь. Голос дрожал.
Лариса подняла на него глаза.
— Я не знаю.
— Лара, прости меня. Пожалуйста. Я люблю тебя. Я идиот, я всё испортил, но я люблю тебя. Это ничего не значило. Катя ничего не значила. Только ты. Только мы.
— Ничего не значило? — она усмехнулась, но без смеха. — Игорь, ты три недели лгал мне. Ты целовал её, спал с ней, а потом приходил домой и целовал меня. Ты говорил мне «люблю» и ехал к ней. Как это может ничего не значить?
— Я не знаю! Я просто… я запутался. Я…
— Ты предал меня. Ты предал нас.
Слова повисли в воздухе тяжёлым грузом.
Игорь опустился на колени рядом с ней, взял её руки в свои.
— Лара, дай мне шанс. Один шанс. Я исправлюсь. Я сделаю всё, что ты скажешь. Я пойду к психологу, я буду больше времени проводить дома, я… я докажу тебе, что достоин тебя. Просто не уходи. Пожалуйста.
Лариса смотрела на его руки, сжимающие её ладони. Знакомые руки. Когда-то она любила эти руки. Они держали её, гладили её волосы, стирали её слёзы. Эти руки надели на её палец обручальное кольцо.
Эти же руки касались Кати.
Она высвободила ладони, встала.
— Мне нужно время, — сказала она. — Мне нужно подумать.
— Сколько?
— Не знаю.
Она вышла из ванной, прошла в спальню, заперла дверь. Села на кровать. Только сейчас до неё дошло, что она не спала всю ночь, что она измотана, что внутри пустота.
Телефон завибрировал. Сообщение от Кати: «Извини, если переборщила. Но ты же понимаешь, что я не могла иначе. Надеюсь, мы когда-нибудь снова станем сёстрами».
Лариса заблокировала номер. Удалила контакт.
Потом открыла галерею. Фотографии с семейных праздников. Новый год, день рождения мамы, их с Катей совместный отпуск два года назад в Грузии. Катя смеётся, обнимает её, чокается с ней бокалом вина. На всех фотографиях — сестры. Близкие. Родные.
Лариса начала удалять. Одну за другой. Методично. Без эмоций.
Когда закончила, легла на кровать, натянула одеяло до подбородка. Закрыла глаза.
Но сон не шёл.
Они разговаривали три дня. Игорь ночевал на диване, ходил на работу, приходил вовремя. Готовил ужин. Не давил, не требовал ответа. Просто был рядом.
На третий вечер Лариса вышла к нему на кухню. Он мыл посуду. Оглянулся, когда услышал её шаги. На лице надежда и страх одновременно.
— Сядь, — сказала она.
Он вытер руки, сел напротив неё за стол. Тот самый стол, за которым она ждала его с ужином. Теперь на нём лежала её записная книжка, ручка, чашка остывшего чая.
— Я приняла решение, — начала Лариса. — Я хочу попробовать сохранить наш брак.
Игорь выдохнул так, будто задерживал дыхание последние три дня.
— Лара…
— Но, — она подняла руку, останавливая его, — у меня есть условия.
— Любые.
— Первое. Ты идёшь к психологу. Не к семейному, к личному. Тебе нужно разобраться, почему ты это сделал. Почему тебе было проще пойти к другой женщине, чем поговорить со мной.
— Хорошо.
— Второе. Мы тоже идём к семейному психологу. Потому что ты прав. Мы перестали разговаривать. И это моя вина тоже. Я ушла в работу, закрылась. Я не замечала, что ты рядом. Это нужно менять.
— Я согласен. На всё согласен.
— Третье, — Лариса сделала паузу. — Кати больше нет в нашей жизни. Никогда. Ни на праздниках, ни на семейных встречах, никак. Она мертва для меня. И если ты хочешь быть со мной, она мертва и для тебя.
Игорь кивнул, не раздумывая.
— Конечно. Я больше никогда не хочу её видеть.
— Мама будет спрашивать. Родственники будут спрашивать. Я скажу им правду. Всю правду. Что она сделала и почему. Ты должен быть готов к тому, что это будет больно и стыдно. Что все будут знать.
— Пусть знают. Я заслужил.
Лариса сжала руки в кулаки под столом.
— И последнее. Если ты хоть раз, хоть раз, Игорь, соврёшь мне или сделаешь что-то подобное — я ухожу. Без разговоров, без шансов. Сразу. Понял?
— Понял. Лара, клянусь, я больше никогда…
— Не клянись. Просто не делай.
Они сидели молча. Потом Игорь медленно протянул руку через стол, и Лариса, помедлив, положила свою ладонь на его. Он сжал её пальцы осторожно, как хрупкую вещь, которую боишься сломать.
— Спасибо, — прошептал он. — Спасибо, что дала мне шанс.
— Не благодари меня, — тихо сказала Лариса. — Я делаю это не для тебя. Я делаю это для нас. Для того, что у нас было. Для того, что, может быть, ещё может быть.
Она встала, забрала руку.
— Я ложусь спать. В спальню. Одна. Ты пока останешься на диване.
— Сколько угодно. Хоть год.
Лариса ушла, закрыла за собой дверь спальни. Села на кровать, обхватила колени руками.
Внутри всё ещё болело. Наверное, будет болеть долго. Может, всегда. Но рядом с болью появилось что-то ещё — решимость. Они попробуют. Она не знает, получится ли. Не знает, сможет ли она когда-нибудь забыть. Но она попробует.
А Катя… Катя больше не существует. Телефон заблокирован, фотографии удалены, воспоминания — в процессе стирания. Пятнадцать лет мести за школьную влюблённость. Лариса даже не помнила того мальчика. А Катя помнила. Копила. Ждала.
«Ты могла просто поговорить со мной тогда, — думала Лариса, глядя в темноту. — Просто сказать, что тебе больно. Мне было пятнадцать, я бы поняла. Я бы отошла. Но ты молчала. А потом решила разрушить мою семью».
Но семья не разрушена. Треснула, да. Сломана, да. Но не разрушена. Они попробуют склеить осколки. Медленно, осторожно, по кусочку.
А Катя останется со своей местью и пустотой.
Лариса легла на бок, закрыла глаза. Впервые за три дня почувствовала, что может заснуть.
Завтра будет новый день. Первый день их новой жизни. Без Кати. Но, может быть, друг с другом.
Может быть.
