«Юнона и Авось»: первую жену Резанов любил больше красивой испанки

Если бы Андрей Вознесенский написал свою поэму «Авось» не в 1970 году, а сейчас, его, пожалуй, привлекли бы за оскорбление чувств верующих, потому что он не столько рассказал историю двух влюбленных (надо сказать практически в красках, а еще говорят, что в СССР о таком и не подозревали), сколько прошелся по деве Марии в общем, и вопросам непорочного зачатия в частности.

Как говорится: о, времена, о, нравы! Впрочем, я к вам сегодня не с осуждением Вознесенского, хотя историю Николая Резанова и его дамы сердца Консепсьон Аргуэльо моей романтичной натуре приятнее представлять в строках:

«И качнется бессмысленной высью

пара фраз, залетевших отсюда:

«Я тебя никогда не забуду.

Я тебя никогда не увижу»». — это стихотворение «Сага» Андрея Вознесенского, а вовсе не поэма «Авось», как вы могли бы подумать, хотя именно оно вошло в либретто знаменитой рок-оперы «Юнона и Авось»

Чем:

«Спите, милые, на шкурках россомаховых.

Он погибнет в Красноярске через год.

Она выбросит в пучину мертвый плод,

Станет первой сан-францисскою монахиней». — а вот это уже из «Авось» Андрея Вознесенского

Так вот, я к вам историей любви, в которой современники подозревали вовсе не любовь, а лишь дипломатическую выгоду для двух сторон. В чем, кстати говоря, признавался и сам Резанов.

В 1806 году, когда корабль под названием «Юнона» пришвартовался в Сан-Франциско, Николай Петрович Резанов был уже состоявшимся человеком, успевшим построить карьеру. Ему было 42 года, он знал пять иностранных языков, начинал военным, но не сложилось, а потому перешел на гражданскую службу, пойдя, в итоге, по торгово-дипломатической линии.

И, кстати, в 1795 году, 30 лет от роду, женился на пятнадцатилетней Анне, дочери купца Григория Шелихова, создавшего свой капитал на торговле пушниной. Брак был взаимовыгоден: Шелиховы породнились с дворянским родом, Резанов же получил очень хорошее приданое. Союз этот продлился 7 лет: подарив мужу сына и дочь, Анна скончалась от родильной горячки в 1802 году.

Овдовев, Николай Петрович вплотную занялся службой. В 1803 году он был прикреплен к первому кругосветному плаванию Ивана Крузенштерна, однако, не поделив с ним полномочия — оба считались возглавляющими экспедицию, страшно рассорился. В результате Крузенштерн продолжил плавание, а Резанов был направлен на инспекцию русских поселений на Аляске.

Поселения находились в упадке, и виной тому была проблема с доставкой продуктов, которые шли через Сибирь. В попытке решить вопрос обеспечения русских колоний, Резанов отправился налаживать отношения в Сан-Франциско, где губернатором был тогда испанец Хосе Дарио Аргуэльо.

В многодетной семье Хосе Дарио и его супруги Марии Игнасии подрастала пятнадцатилетняя дочь по имени Консепсьон.

«Она выделяется величественной осанкой, черты лица прекрасны и выразительны, глаза обвораживают. Добавьте сюда изящную фигуру, чудесные природные кудри, чудные зубы и тысячи других прелестей». — из воспоминаний Георга Лангсдорфа, личного врача Николая Резанова

Именно ее и очаровал Николай Петрович Резанов своими рассказами о царском дворе в Санкт-Петербурге, о своих путешествиях по миру. И до сих пор его мотивы неясны: действительно ли он влюбился в прекрасную сеньориту или просто понял, что нет лучшего способа укрепить отношения с испанцами, чем жениться на дочери губернатора?

Как бы то ни было, Резанов сделал предложение, и Кончита с готовностью согласилась. Семейство Аргуэльо пришло в ужас: Резанов намного старше, русский, и, наконец, иноверец. Святые отцы из миссии Сан-Франциско пытались отговорить Консепсьон, но безуспешно.

Тогда, объявив, что в их силах лишь помолвить пару, они настояли на том, что сам Папа Римский должен будет дать согласие на этот брак. После помолвки, став практически членом семьи Аргуэльо, Резанов успешно завершил переговоры и в мае 1806 года отплыл обратно, пообещав вернуться по завершении своей миссии.

Снабдив поселения продовольствием, Николай Петрович направился в Петербург, но по дороге сильно простудился. В январе 1807 года он остановился в Иркутске, откуда направил несколько писем, говоря, в том числе, и о своей личной жизни. И в них — слишком мало о Консепсьон, и слишком много — о первой жене, Анне:

«Лишь увидел город сей, то и залился слезами. Милый, бесценный друг мой живет в сердце моем одинаково! Я день, взявшись за перо, лью слезы. Сегодня день свадьбы моей, живо смотрю я на картину прежнего счастья моего, смотрю на все и плачу.

Ты прольешь тоже слезу здесь, что делать, друг мой, пролей ее, отдай приятную эту дань ей; она тебя любила искренне, ты ее тоже. Я увижу ее прежде тебя, скажу ей. Силы мои меня оставляют. Я день ото дня хуже и слабее.» — из письма Николая Резанова Михаилу Булдакову, 24 января 1807 г.

«Не сочти, мой друг, меня ветренницей. Любовь моя у вас в Невском под куском мрамора, а здесь следствие энтузиазма и новая жертва Отечеству. Контепсия мила, как ангел, прекрасна, добра сердцем, любит меня; я люблю ее, и плачу о том, что нет ей места в сердце моем, здесь я, друг мой, как грешник на духу, каюсь, но ты, как пастырь мой, сохрани тайну». — из письма Николая Резанова Михаилу Булдакову, 26 января 1807 г.

Рефреном звучат и слова доктора Лангсдорфа, тоже делавшего ставку на «жертву Отечеству»:

«Все-таки надо отдать справедливость оберкамергеру фон Резанову, что при всех своих недостатках он все же отличается большими административными способностями. И не все человеческое ему чуждо. Можно было бы подумать, что он уже сразу влюбился в эту молодую испанскую красавицу. Однако, в виду присущей этому холодному человеку осмотрительности, осторожнее будет допустить, что он просто возымел на нее какие-то дипломатические виды».

Между тем, Николай Резанов решил продолжать свою поездку, и это обернулось трагедией. Ослабленный, он упал с лошади и сильно расшибся: его не стало в марте 1807 года.

Неизвестно, когда Кончита узнала о гибели жениха: некоторые источники говорят, что прошел едва ли год, другие полагают, что это было десятилетия спустя. В любом случае, она так и не вышла замуж, посвятив свою жизнь помощи бедным, а в 1851 году и вовсе приняла постриг, став монахиней доминиканского ордена. Ее не стало в 1857 году, 50 лет спустя после Николая Резанова.

Оцените статью
«Юнона и Авось»: первую жену Резанов любил больше красивой испанки
Их считали «золотой молодежью», но они решились на тяжелое преступление — угон самолета