Был 1789 год. 28-летняя Мари Гросхольц торопливо покидала Версаль, направляясь в Париж. Её дядя, известный скульптор Филипп Курциус, срочно вызвал «племянницу» в столицу.
С грустью и дурными предчувствиями прощалась Мари с жизнью при дворе. Девять долгих лет провела она во дворце, обучая лепке и рисованию набожную сестру короля Людовика XVI Елизавету.
Жаль, но в Версале остался и граф Ларок — тайный возлюбленный Мари. Однако ослушаться приказа Курциуса она не могла: слишком много сделал для неё этот человек, фактически заменивший ей отца. И вот Мари спешила в Париж, полная тревожных предчувствий о том, что ожидает её там…
После гибели в сражении родного отца Мари — солдата австрийской армии Иоганна Жозефа Гросхольца, Филипп Курциус, доктор и скульптор-любитель, забрал к себе свою давнюю подружку Анну Гросхольц вместе с дочерью в Париж.
Он с малолетства обучал девочку искусству отливания фигур из воска. В те времена фотографии ещё не существовало, а портрет кисти придворного художника стоил недёшево, поэтому восковые фигурки пользовались большой популярностью.
Многие парижские мастера занимались этим ремеслом, однако Курциус превзошёл их всех талантом, успехом и предприимчивостью. Его два салона в столице — один по соседству с королевским дворцом, другой на бульваре Тампля — притягивали множество зевак и любопытных. Развешанные по всему городу плакаты гласили:
«Посетите восковой театр знаменитого доктора Курциуса! Все фигуры вылеплены до жути натурально: бал в Версале! Гибель Клеопатры! Знаменитости в полный рост: министр Фулон, философ Руссо, драматург Мольер и многие другие!»
Когда в 1778 году «дядя» взял её на улицу Бон, где остановился великий Вольтер, юная Мари и не подозревала, что этот день навсегда изменит её судьбу. Под руководством Курциуса она тогда самостоятельно сделала восковой слепок философа.
Получилось, надо сказать, весьма удачно. А спустя пару месяцев после сеанса мудрец почил, и его популярность возросла многократно. Курциус потирал руки, подсчитывая выручку от продажи копий, а Мари ликовала от первого успеха своих работ.
Однажды их салон даже посетил сам король Людовик. Он пришёл в полнейший восторг от фигур, созданных мадемуазель Гросхольц, и вскоре девушка получила личное приглашение от его сестры принцессы Елизаветы. Так совершенно неожиданно для себя Мари оказалась при королевском дворе в Версале.
Мадам Елизавета, как все почему-то называли незамужнюю сестру Людовика, оказалась воплощением доброты и кротости в отличие от её высокомерной невестки — королевы Марии Антуанетты, которая в дурном расположении духа порой не узнавала даже собственных фрейлин. За все годы при дворе Мари едва ли перекинулась с ней и десятком слов.
Зато у молодой скульпторши вызывал тайное сочувствие сам король Людовик. Неуклюжий толстяк явно не умел дать отпор напористой супруге и по любому вопросу бежал за советом к Марии Антуанетте, а та вертела им как хотела.
Однако, в отличие от предшественников, Людовик хранил верность жене, приводя придворных в недоумение, ведь раньше именно фаворитки транжирили казну — и это считалось нормой.
Оказалось, что страстью короля Людовика XVI было слесарное дело. Выточив очередную поделку, он в волнении бежал по дворцу, добиваясь одобрения наставника. Однажды Мари столкнулась с расстроенным монархом, выходившим из мастерской чуть ли не со слезами на глазах.
Девушка решилась подойти и, попросив рассмотреть выточенный им замок, искренне выразила восхищение работой. Людовик просиял, и с тех пор между ними установились тёплые отношения. Встречая Мари, король ласково похлопывал её по плечу, расспрашивая о делах.
При дворе царила атмосфера вечного праздника, и Мари быстро привыкла к беззаботной жизни. Занятия с мадам Елизаветой занимали не больше пары часов, всё остальное время посвящалось увеселениям.
В залах дворца стояли игорные столы, устраивали роскошные буфеты. Масленица открывала сезон маскарадов, летом двор часто гостил в Трианоне, где король ужинал с дамами и катался по каналам в гондолах. Добрейшая мадам Елизавета повсюду брала Мари с собой.
Больше всего девушка обожала балы, а устраивали их в Версале по высшему разряду!
На одном из балов юная мадемуазель безоглядно влюбилась в графа Ларока. Судя по восхищённым взглядам кавалера и тому, как пылко он целовал ей руку, чувство oказалось взаимным.
Вскоре граф передал возлюбленной записку с мольбой тайно встретиться ночью в парке у фонтана. Мари, вдыхая аромат духов, пропитавших бумагу, с волнением целовала каждую строчку.
Вскоре они стали тайными воздыхателями. Граф называл Мари «мой прекрасный цветок» и обожал наблюдать за работой возлюбленной. По его словам, в такие моменты она совершенно преображалась — взгляд становился жёстким и решительным, а весь облик дышал несвойственной барышням силой воли.
Часами Ларок любовался восковыми фигурками, поражаясь их сходству с натурой. У Мари был просто соколиный глаз и феноменальная зрительная память на мельчайшие детали.
Если раньше её работы помещались на столе, то теперь в мастерской стояла в полный рост принцесса Ламбаль. Подруга Марии Антуанетты часами разглядывала свою копию, потрясённая мастерством скульптора.
Мари мечтала вылепить и портрет возлюбленного, чтобы он всегда был рядом. Но Ларок наотрез отказывался позировать. Однажды граф признался, что восковые фигуры кажутся ему зловещими — ведь древние римляне использовали воск для этих масок. К портретам живописи он не питал никаких предубеждений.
Курциус встретил её в крайне возбуждённом состоянии. Едва расцеловав, он с порога заявил, что отныне Мари должна забыть о Версале.
«Ещё немного — и Его Величество будет склоняться перед тобой! Мы дожили до великих времён!» — твердил он.
Мари в растерянности не понимала происходящего. По дороге в Париж она видела толпы возбуждённых людей и отряды вооружённых гвардейцев. Отовсюду раздавались крики:
«Долой монархию!»
Неужели она никогда больше не вернётся ко двору и не увидит Ларока?
Вскоре в столице начались беспорядки. 12 июля мимо окон прошла огромная толпа во главе с Камиллом Демуленом. Курциус выбежал на улицу и вручил главарям восковые фигурки смещённого министра Неккера и герцога Орлеанского. Размахивая статуэтками, демонстранты ринулись к центру, громя лавки.
14 июля пала Бастилия. Курциус гордился тем, что принимал участие в штурме. Всю ночь Мари трудилась над моделью крепости с фигурками заключённых.
Выставка имела шумный успех. Лишь позднее Мари узнала, что триумфальное «освобождение узников» и сами заключенные на самом деле обернулись лишь жалкой кучкой отъявленных преступников, которых пришлось выпихивать на свободу силой…
Зимой 1791 года граф пару раз мимолётно появлялся в салоне, успевая лишь обменяться взглядами с возлюбленной. Он тайком шепнул держать их связь в строжайшем секрете, особенно от Курциуса. Тот и сам запретил Мари упоминать придворных, а тем более — рассказывать о девяти годах в Версале.
Однажды на Гревской площади Мари увидела странное сооружение, вокруг которого собралась толпа зевак. Ей охотно пояснили, что это гильотина — машина для обезглавливания.
10 августа 1792 года Людовика XVI свергли с престола и провозгласили республику. Курциус строго запретил Мари выходить на улицу, а сам целыми днями шатался по митингам. Когда Мари всё же выбралась в город, зрелище потрясло её до глубины души: статуи монархов свергнуты и разбиты, церкви осквернены…
В соборе Парижской Богоматери девушка наткнулась на толпу, рвущую на части священника. Мари в страхе бросилась прочь.
Однажды утром за окном раздался истошный крик:
«Сенсация! Завтра кровавого деспота Людовика XVI обезглавят на гильотине! Да здравствует республика!» Хватаясь за подоконник чтобы не упасть, Мари отказывалась верить услышанному.
Милый неловкий Людовик, так гордившийся своими поделками…
Что теперь будет с королевой, мадам Елизаветой, маленьким дофином? Мари обожала играть с Луи-Шарлем, учила его лепке… Нет, французы не посмеют напасть своего короля! Ведь ещё так недавно народ ликующе подбрасывал шапки при виде Людовика…
Где сейчас Ларок? Рядом с Его Величеством? За границей? Мысль о графе заставила сердце Мари похолодеть. Ларок всегда сопровождал короля… Что, если и его?.. В страхе Мари принялась истово креститься.
Накануне Курциус разбудил её на рассвете с важным сообщением. Он договорился с палачом Шарлем Сансоном, что после казни тот передаст им с Мари отрубленную голову Людовика для изготовления маски. Этот исторический артефакт будет стоить целое состояние, а со временем его цена только вырастет.
Слова Курциуса казались безумием, но он был непреклонен: «Жизнь тяжела, а будет ещё тяжелее».
На рассвете 21 января до Мари донёсся шум толпы и барабанные раскаты. Вдруг всё смолкло, и раздался истошный вопль многотысячной толпы. Казалось, ещё миг — и от этого крика рухнут стены. Заткнув уши, Мари бросилась в подвал, пытаясь спрятаться ото всех.
Она то теряла сознание, то мучилась приступами слепоты. Кровопускания и пилюли почти не помогали. Она выглядела хрупкой и бледной. Что творилось вокруг, Курциус скрывал, опасаясь за здоровье «дочери».
Однажды раздался настойчивый стук в дверь. На пороге стоял гвардеец с нашивкой члена Национального собрания. Он сообщил, что юная Шарлотта Корде только что заколола великого революционера Марата в его ванне. Завтра девушку казнят на гильотине, и Курциус с ассистенткой должны срочно запечатлеть облик покойного для потомков.
Курциус повернулся к побледневшей Мари:
«Не бойся, я всё сделаю сам, тебе нужно лишь сопровождать меня. Иначе тебя могут заподозрить в сочувствии монархии».
По дороге на каждом углу полыхали костры. Город кипел революционными страстями.
Войдя в комнату, Мари застыла от увиденного.
На стуле сидела поразительной красоты девушка с распущенными каштановыми локонами. В синих глазах полыхал огонь, а губы что-то страстно доказывали окружающим.
«Это и есть убийца Марата, — пояснил провожатый. — Завтра красотку обезглавят. Жаль, сегодня я бы не отказался взять её силой».
Мари содрогнулась от циничных слов. Какая юная, какая хрупкая! И её ждёт страшная участь…
В октябре казнили и Марию Антуанетту. Слепок её головы делал Курциус.
Мари не хотела иметь ничего общего с этими мерзкими артефактами. Пережитое навсегда отпечаталось в её памяти, причиняя душевные муки.
В этот сумрачный день судьба подарила Мари радостную встречу с любимым.
Во двор прокрался закутанный в плащ мужчина и поманил её пальцем. Это был Ларок!
«У нас совсем мало времени, — прошептал он, сжимая её озябшие ладони. — Не забывай короля. Будь счастлива».
После долгого поцелуя граф растворился в подворотне.
- Он жив! Помнит её, волнуется за неё! Всё это время Мари боялась даже думать о нём. Она знала, что мадам Елизавета до сих пор в тюрьме, где ждёт страшная участь и вся семья… Но Ларок на свободе!
Впервые после болезни Мари ощутила прилив сил. Как хотелось выговориться, почувствовать прикосновение его перстня… Перстня! Перед уходом граф вложил ей в руку коробочку со своей драгоценной реликвией. Мари крепко сжимала её, словно частицу любимого человека.
К изумлению «отца», она проявила интерес к происходящему во Франции. Курциус же, напротив, осунулся и часто хворал. Однажды в сумерках Мари застала в гостиной высокого мужчину с мясистым лицом — мсье Сансона, главного палача Парижа!
Девушка инстинктивно отшатнулась. Но Сансон, видно, привык к таким реакциям. Повернувшись к Курциусу, он продолжил прерванный разговор… о Мольере! Мари в изумлении вышла в коридор. И тут ей показалось, что из гостиной донёслось дорогое сердцу имя…
Нет, не показалось! Они в самом деле говорили о Лароке! Подавив волнение, Мари замерла у двери, затаив дыхание. Нужно было узнать, что стряслось с любимым!
Подслушанный разговор потряс Мари до глубины души.
Сансон сообщил, что в тюрьму Консьержери поступила новая партия заключённых — роялисты во главе с Лароком и герцог Орлеанский. Всех их ожидала гильотина.
Курциус попросил отдать ему после казни голову герцога. Мари в отчаянии бросилась вслед за палачом и взмолилась отдать ей также голову Ларока.
«Я хорошо заплачу!» — прошептала она, сунув ему коробочку с перстнем возлюбленного.
Всю ночь Мари молилась, а на рассвете уже была на площади, где в ожидании кровавого зрелища толпился возбуждённый люд. Это было человеческое стадо. Как мудра была мадам Елизавета, советуя брату держаться от черни подальше!
Зрелище казни повергло Мари в отчаяние.
Сперва на эшафот вывели герцога Орлеанского. Толпа встретила его хохотом и ругательствами. Герцог лишь презрительно усмехнулся. За ним последовал Ларок. На его лице не дрогнул ни единый мускул. Он выглядел так спокойно, будто собрался на прогулку. Это потрясло Мари больше всего.
Вдруг граф поднял руку и повторил жест, которым она обычно гладила свои восковые фигурки. Боже, он искал её в толпе! Мари бросилась прочь, глуша в себе нечеловеческое горе. Ей предстояло последнее свидание с любимым…
Охваченная вдохновением, она сотворила шедевр — голова Ларока получилась живой! Эта восковая копия, казалось, пульсировала жизнью, в отличие от неприглядного окоченелого оригинала.
Курциус был потрясён её мастерством, но промолчал. В глазах девушки застыла скорбь человека, пережившего что-то пострашнее.
Вскоре Курциус скончался от апоплексического удара, завещав салон и состояние Мари.
Она сильно изменилась после несчастья, словно переплавила свою душу в горниле горя. Мари попросила Сансона допускать её к корзине с головами казнённых аристократов. Она хотела увековечить тех, кого так любила при жизни.
10 мая обезглавили мадам Елизавету. По непонятной причине Мари не сняла с неё маску и потом очень сожалела об этом. Гибель принцессы стала для неё ещё одним тяжким ударом судьбы.
Мари с матерью тоже арестовали как «врагов революции».
В тюрьме мадам Гросхольц рыдала и умоляла отпустить их. Но Мари сохраняла спокойствие, ведь рядом пострадали и погибли намного более достойные люди.
Среди узниц была Жозефина Богарне, будущая жена Наполеона. Накануне казни женщин остригли. Но 28 июля Робеспьера свергли и обезглавили.
- «Все свободны!» — раздалось эхо по камерам. Мать Мари упала в обморок от радости.
А на следующее утро за Мари прислали с приказом срочно снять маску с Робеспьера и вылепить для истории. Так, она в очередной раз столкнулась лицом к лицу к неприятному.
Годы террора оставили неизгладимый след в душе Мари Гросхольц. Хоть эпоха казней давно миновала, те жуткие воспоминания казались ей длиннее, чем вся последующая жизнь.
В 1795 году она поспешно вышла замуж за инженера Франсуа Тюссо. Никакой любви к будущему супругу у Мари не было – просто он настойчиво добивался ее руки и сердца. Главное, обещал помочь с делами, а помощник и правда был нужен.
К тому времени мастерская Мари, где она лепила из воска фигуры знаменитостей, необычайно разрослась. Ее салон пользовался в Париже растущей популярностью.
Правда, в закрытую часть экспозиции допускались лишь избранные посетители – за особую плату. Там, в подвале, на полках в ряд стояли восковые головы казненных в годы якобинского террора. Зрелище было мрачным и зловещим: узнавая близких или друзей, многие посетители падали в обморок от страха.
Чтобы привлечь публику, Мари стала воссоздавать в воске целые исторические сцены. Например, вылепила Шарлотту Корде, вонзающую кинжал в Жан-Поля Марата.
К несчастью, Франсуа на деле оказался совершенно бесполезным мужем и тем более помощником. Этот гуляка и картежник бездельник лишь раздражался из-за того, что жена фанатично предана своим куклам.
В Мари не было ни капли кокетства, её не интересовали наряды и украшения. Поэтому Франсуа не мог найти с ней общего языка, а её растущая слава лишь уязвляла самолюбие неудачника.
И вот однажды, когда Франсуа уехал по делам, Мари привела в порядок документы, забрала малолетних сыновей и главное – свои драгоценные экспонаты – и навсегда уехала в Англию. Начав там новую жизнь и открыв знаменитый музей восковых фигур мадам Тюссо.
Когда ошеломленный Франсуа вернулся домой, на обеденном столе его ждала короткая записка:
«Уехала в Лондон по делам. Не жди меня. Вернусь нескоро».
Больше они не увиделись. А с 1802 года начинается летопись знаменитого лондонского музея мадам Тюссо.
Мари прекрасно понимала, что исторические сюжеты выгодно продаются. А в английской истории, как и во французской, хватало драматичных моментов. Её восковая коллекция пополнилась фигурами Генриха VIII, Марии Стюарт, королевы Елизаветы, адмирала Нельсона и многих других.
Особое внимание мадам Тюссо уделяла деталям: цвет глаз, волосы, одежда – всё должно было точно соответствовать оригиналу. А кто-то подал ей идею делать не только исторических персонажей.
Теперь каждый сезон в музее появлялись новые фигуры писателей, музыкантов и прочих знаменитостей – Вальтер Скотт, Шекспир, Байрон…
Во всём мадам Тюссо помогали подросшие сыновья Жозеф и Франсуа. Обычно хозяйка сама встречала посетителей и проводила экскурсии по залам. Однако вряд ли кто решился бы назвать её милой или приятной дамой.
В её взгляде таилось нечто зловещее. Завсегдатай музея Александр Дюма-старший, приходивший сюда за вдохновением для своих героев, сторонился мадам Тюссо. Писатель утверждал, что эта «костлявая леди» тайно ненавидит людей и способна на всё.
Да, мадам Тюссо по-настоящему не любила людей. Точнее, глубоко презирала толпу. Были, конечно, отдельные персонажи, заслужившие её уважение. Но она никак не могла забыть кровожадную чернь у подножия гильотины. Ту самую, что радостно приветствовала гибель невинных.
В каком-то смысле её музей был местью этой толпе. На склоне лет мадам Тюссо призналась сыну, что хотела отомстить бессердечному стаду. Теперь она властительница дум черни. Может манипулировать примитивными эмоциями публики, цинично превращая их в доход.
И вот настал день, когда мадам воплотила свою давнюю дьявольскую мечту. Палач Шарль Анри Сансон передал ей точный чертёж гильотины. И Мари установила в музее работающую модель этой машины.
Британская пресса подняла визг: мадам обвиняли в безнравственности. Но хозяйка музея лишь от души смеялась. Жуткая экспозиция собирала толпы зевак. Во всём чёрном, мадам сама предлагала продемонстрировать работу механизма.
Спустя годы нравы опять возмутила её новая выставка. Так называемый Зал Страхов, где были собраны восковые фигуры самых кровожадных преступников.
Рядом лежали орудия их преступлений – ножи, удавки, яды. Преступников мадам Тюссо лепила с натуры: по договорённости с тюрьмой, перед казнью они позировали хозяйке музея.
Нападки прессы лишь веселили мадам Тюссо. Благодаря странной выставке доход музея вырос втрое! Своё искусство продавать “зрелища” она передала сыновьям, а те – своим детям.
Например, в декабре 1890 года (ровно сорок лет спустя после кончины мадам) тридцатитысячная толпа собралась у музея. Все хотели увидеть новую сцену – восковую копию отравительницы Флоренс Мэйбрик, выполненную Теодором Тюссо.
Такая небывалая популярность объяснялась запретом публичных казней в Англии. Лишившись зрелищ, публика ринулась в музей мадам Тюссо.
За девять лет до кончины 80-летняя мадам Тюссо создала собственный восковой портрет. Хмурая старуха в чёрном до сих пор встречает гостей у входа в музей. А восковые куклы словно подчиняются её тайному заклятию – тоже не жалуют людей.
Раз в год в музее случаются жуткие происшествия. Несколько служащих сошли с ума, наводя марафет на кукол. Трое посетителей покончили жизнь самоубийством рядом с восковыми копиями возлюбленных.
Один репортёр хотел заночевать в Зале Страхов ради рекламы – скончался от разрыва сердца. Ну а недавно какой-то псих стрелял в фигуру Майкла Джексона и ранил охранника.
При этом музей постоянно кого-то судит и ни разу не проиграл. Видно, мадам Тюссо всё предусмотрела…
