— Значит, твоя мать с сестрой могут жить припеваючи на наши деньги, а я должна на всём экономить? Нет, Коля, так не будет!
Светлана стояла у кухонного стола, сжимая в руках квитанции так. На плите что-то шипело и пригорало, но ей было всё равно.
Николай сидел напротив нее с чашкой чая. В чашке плавал пакетик чая — самый дешёвый, какой нашёлся в магазине.
— Света, ну что ты…
— Что я? — она швырнула квитанции на стол. — Твоя мать вчера хвасталась новым телевизором! А я второй год в дырявых сапогах хожу!
За окном загудел лифт. В квартире напротив включили телевизор — оттуда донёсся смех из какого-то сериала. Николай поднял глаза на жену и тут же отвёл взгляд. Светлана права — он это знал. Но как объяснить ей то, что вбивалось в него с детства?
Отец у мер, когда Коле было четырнадцать. Ин фар кт прямо на заводе. Мать, Лидия Степановна, осталась с двумя детьми и пенсией, которой едва хватало на коммуналку. Она работала уборщицей в двух местах, приходила домой за полночь, а утром снова уходила. Руки у неё всегда пахли хлоркой.
— Коля, ты теперь мужчина в доме, — говорила она, гладя его по голове шершавыми ладонями. — Смотри за Олечкой.
Олечке тогда было восемь. Сейчас ей двадцать семь, а она всё ещё «ищет себя». Курсы дизайнера интерьеров, потом массажиста, теперь вот психология. Работала официанткой — уволилась через месяц, «начальник хам». Продавцом в бутике — «график неудобный».
— Коля, у Оли талант, она не для простой работы создана, — оправдывала дочь Лидия Степановна, когда он пытался намекнуть сестре про трудоустройство.
Сначала помощь была необходимостью. Пакет гречки и курица для матери, оплата лекарств от давления. Потом границы размылись. Новый телефон Оле — «старый глючит, не могу на курсы записаться». Деньги на поездку к подруге в Сочи — «мне нужно отдохнуть, я в депрессии». Очередной взнос за курсы — «это инвестиция в будущее».
Светлана работала бухгалтером в небольшой фирме. Тридцать пять тысяч в месяц против его семидесяти в IT-компании. Но дело было не в деньгах. Когда она просила купить новый электрочайник взамен текущего, Николай отмахивался: «Работает же ещё». А через неделю переводил матери пятнадцать тысяч на «срочные нужды».
В тот вечер Светлана шла с остановки под холодным октябрьским дождём. Зонт остался на работе, и старое пальто промокло насквозь. На последнем перекрёстке под каблуком хрустнула и отлетела набойка — нога тут же провалилась в лужу. Она выругалась сквозь зубы, прихрамывая дошла до витрины обувного магазина.
Рядом светились окна бутика верхней одежды. За стеклом висели пальто — бежевые, серые, то самое тёмно-синее с красивыми пуговицами. Ценник она разглядела даже через запотевшее стекло — пятнадцать тысяч. Половина её зарплаты. Светлана постояла минуту, глядя на своё отражение — мокрые волосы, потёкшая тушь, старое пальто.
Дома на кухонном столе стояла большая коробка. «Микроволновая печьСамсунг» — гласила надпись. Николай возился с инструкцией.
— Маме купил, их старая сломалась, — сказал он, не поднимая головы.
Светлана посмотрела на коробку. На мужа. На свои мокрые туфли со сломанным каблуком. Внутри что-то щёлкнуло, словно тоже сломалось.
— Нам нужно поговорить, — сказала она, снимая мокрое пальто.
Светлана зашла на кухню, подошла к шкафчику над раковиной. Достала блокнот — потрёпанный, в клеточку, где вела домашнюю бухгалтерию. Листала страницы, тыкая пальцем в строчки.
— Июнь — двадцать тысяч Оле на курсы веб-дизайна. Бросила через две недели. Июль — пятнадцать твоей матери на лечение зубов. Август — тридцать Оле на новый ноутбук для «работы». Какой работы, Коля?
Она швырнула блокнот на стол. Страницы зашелестели, раскрываясь на записи: «Пальто отложить на весну».
— А помнишь, я просила на отпуск отложить? Хотя бы в Крым, хотя бы на неделю. Что ты ответил? «Давай в следующем году, сейчас тяжело». А через день Оля поехала в Питер «развеяться».
Николай открыл рот, но Светлана не дала ему говорить.
— Я пять лет ношу одно пальто! Пять лет, Коля! Подкладка протёрлась, пуговицы сама перешивала три раза. А когда попросила на новое — ты сказал подождать до распродаж. Но на микроволновку матери деньги нашлись сразу!
— Знаешь, что сказала твоя мать, когда я пожаловалась на дырку в сапоге? — продолжила Светлана. — «В наше время в таких ещё три зимы ходили».
Она остановилась у окна. На подоконнике стояла герань в треснувшем горшке — склеивали скотчем, новый купить «не срочно». За стеклом во дворе соседка выгуливала собаку в ярком попоне.
— Я не прошу шубы или брильянтов. Я прошу нормальные вещи. Но я всегда вторая очередь. Сначала твоя мать, твоя сестра, а потом — если останется — твоя жена.
Светлана повернулась к мужу. В её глазах больше не было слёз — только решимость.
— Всё. Хватит. Я больше не буду молчать.
На кухонных часах было половина десятого — ужин так и остался нетронутым.
— Света, ну это же моя мать. Я не могу просто взять и отказать ей. Отец бы… — пытался оправдаться Николай.
— Отца нет уже девятнадцать лет! — она ударила ладонью по столу, и чайные ложки звякнули в стакане. — А ты всё живёшь по правилам, которые тебе в четырнадцать лет навязали!
Николай встал, прошёлся по кухне. Линолеум скрипел под ногами — тоже надо менять, но когда?
— Они же без меня не справятся…
— А мы? Мы справляемся? — Светлана достала из сумки листок, исписанный ровными столбцами цифр. — Вот смотри. Десять тысяч в месяц твоей матери — хватит на лекарства и продукты сверх пенсии. Всё остальное — по согласованию. И никаких спонтанных переводов Оле!
— Но если что-то срочное…
— Срочное — это скорая помощь или пожар. А не новая сумочка к весне. Выбирай, Коля: или мы живём как семья с общим бюджетом, или я начинаю жить отдельным. И это не пустая угроза.
Она положила на стол ключи от квартиры — демонстративно, со стуком.
Николай смотрел на ключи, на жену, снова на ключи.
— Хорошо. Давай попробуем по-твоему. Десять тысяч матери ежемесячно, остальное — обсуждаем вместе.
Светлана вытерла глаза кухонным полотенцем, село обратно за стол. Достала телефон, открыла калькулятор.
— Значит так. Твоя зарплата — семьдесят. Моя — тридцать пять. Десять маме, двадцать пять — на квартиру и еду, остальное делим: часть в накопления, часть на текущие расходы. Согласен?
Николай машинально потянулся к телефону — там уже мигало сообщение от матери. «Сынок, Оле на проезд нужно». Он положил телефон экраном вниз.
— Согласен.
Но внутри скребло беспокойство. Что скажет мать? Как отреагирует Оля, когда он в первый раз откажет? Они же привыкли…
Светлана заметила его взгляд на телефон. Доверие, копившееся годами, не вернуть одним разговором. Она взяла ключи со стола, но не убрала в сумку — положила рядом с сахарницей.
— Посмотрим, как у нас получится, — сказала она ровно.
Через несколько дней Светлана и Николай сидели за столом у Лидии Степановны. Свекровь суетилась, разливала щи по тарелкам, нарезала ещё тёплый пирог с капустой.
— Ешьте, ешьте, худые какие! — Лидия Степановна подложила Николаю второй кусок пирога. — Ой, Коленька, вот кстати. Мне бы обогреватель новый. Этот уже еле греет, вчера ночью так замёрзла.
Светлана заметила отработанное движение — свекровь говорила как бы между прочим, подливая чай, но взгляд был цепкий, выжидающий. Николай автоматически потянулся к карману, где лежал кошелёк.
— Мам, сколько нужно? — начал он привычно.
— Лидия Степановна, — Светлана аккуратно поставила чашку на блюдце. Звук получился громче, чем хотелось. — Мы с Колей договорились помогать вам в рамках определённой суммы. Десять тысяч в месяц. Мы уже перевели на этой неделе.
Повисла тишина. Лидия Степановна застыла с чайником в руках. На её лице проступила обида.
— Я же мать ему! Не чужая тётка с улицы! Что ж это такое — родной матери помочь не могут?
Николай покраснел, забормотал что-то невнятное про бюджет, но кошелёк убрал обратно в карман. Светлана выдохнула — страшно было, но она это сделала. Сказала прямо, при свекрови.
Три месяца спустя Светлана стояла в прихожей, застёгивая новое пальто. Тёмно-синее, шерстяное, с красивыми пуговицами — купили на прошлой неделе.
— Неплохо живёте! — свекровь окинула её оценивающим взглядом. — Пальто-то не из дешёвых.
Лидия Степановна пришла «на минутку» — Оле опять нужны были деньги на курсы. На этот раз — визажиста.
— Мам, мы же договаривались… — начал Николай, но голос звучал неуверенно.
— Да что ты своей матери десять тысяч пожалеешь? Я же не для себя прошу!
Светлана наблюдала знакомую сцену. За три месяца таких «минуток» было четыре. Николай держался первые два раза, на третий перевёл пять тысяч «в последний раз», на четвёртый — семь.
— Сынок, ну что ты молчишь? — Лидия Степановна переключилась на него. — Жена в новом пальто, а сестра без работы сидит!
Николай переминался с ноги на ногу, избегая взгляда Светланы. В кармане завибрировал телефон — очередное сообщение от Оли.
— Свет… мам… я… — он осёкся, посмотрел на Светлану. В его глазах читалось сомнение.
Светлана медленно расстегнула пальто. Повесила на вешалку, аккуратно расправила рукава. Посмотрела на мужа, на свекровь, снова на мужа. В глазах — немой вопрос: кто ее муж – с вечный маменькин сынок или муж, будущий отец, глава их семьи?
