Жизнь Марины в декрете текла по своему, особому руслу. Ее мир сузился до размеров маленькой квартиры и детской площадки во дворе. Все внимание — на маленького Лёшу, который вот уже год и три месяца наполнял их дни смехом, криками и бесконечными заботами.
От былой активной, независимой Марины, работавшей маркетологом в крупной компании, почти ничего не осталось. Времени на себя, на свои увлечения, даже на элементарный уход за собой, катастрофически не хватало.
Ее машина, старенький, но любимый Nissan Micra, купленный еще до брака на ее собственные деньги, стоял во дворе, ржавел. Марина почти не пользовалась им. Автокресло Лёши было слишком громоздким для этой малютки, да и поездки с ребенкои были слишком сложными. Сергей, ее муж, конечно, замечал это. Каждый раз, выглядывая в окно, он хмурился, видя, как машина покрывается слоями грязи и пыли.
В один из вечеров, когда Лёша уже спал, а Марина пыталась разобраться с горой неглаженного белья, Сергей вошел в комнату, его лицо было необычно серьезным.
— Мама звонила, — начал он, присаживаясь рядом. — У нее там ужас что творится. Ванна у соседей протекла, представляешь? И потолок обвалился. Говорит, жить невозможно.
Марина вздохнула. Жалобы свекрови, Лидии Андреевны, были регулярными и всегда преувеличенными. Но обвалившийся потолок… это звучало серьезно.
— Ох, какой кошмар! — Марина сочувственно покачала головой. — А как же она там?
— Вот и я думаю. Она же одна. Надо помочь, — Сергей глубоко вдохнул, словно собираясь с мыслями. — Слушай, у меня есть идея. Твоя машина… она же стоит без дела. Ты на ней почти не ездишь. Зачем ей простаивать? Давай продадим ее, и на эти деньги сделаем маме ремонт? Все-таки это важнее, чем чтобы машина просто пылилась.
Марина замерла. Она медленно подняла на него глаза. Ее машина? Продать?
— Сергей, ты что, серьезно? — ее голос был тихим, почти шепотом. — Это моя машина. Моя личная. Я ее покупала до брака, на свои деньги. Как ты можешь предлагать такое?
Сергей раздраженно махнул рукой.
— Ну и что, что личная? Мы же семья, Марина! И потом, она же все равно простаивает. А маме нужна помощь. Это же очевидно!
Марина отказалась. Твердо. Она не могла поверить, что он так легкомысленно распоряжается ее имуществом. Разговор зашел в тупик. Сергей ушел в другую комнату, обиженный ее отказом, а Марина так и не смогла успокоиться.
Прошла неделя. Напряжение в воздухе висело так густо, что его можно было потрогать. Сергей был холоден, Марина — подавлена. В один из вечеров, когда они ужинали в полной тишине, Сергей отложил вилку.
— В общем, Марина, — его голос был ровным, без тени сомнения. — Мы окончательно решили машину продать. Я уже договорился с перекупом, он завтра приедет смотреть. Деньги пойдут на ремонт маме.
Марина уронила вилку. Металлический звон разнесся по кухне.
— Что значит «мы решили»?! — ее голос дрогнул, в нем появилась истерическая нотка. — Кто «мы»?! Ты и твоя мама?! А меня ты забыл спросить?!
Сергей лишь посмотрел на нее с легким удивлением, словно она говорила очевидные глупости.
Сергей сидел в баре с другом Костей, потягивая пиво. Он рассказывал о ситуации с машиной.
— Ты представляешь, Костян? — он покачал головой. — Моя Марина! Вцепилась в эту свою рухлядь, как будто это золото! Я ей говорю: «Машина простаивает, Леха растет, маме нужен ремонт!». А она: «Это мое личное!».
Костя, разведенный мужчина, понимающе кивнул.
— Да, бабы… У них всегда свой взгляд на вещи.
Сергей искренне считал, что поступает абсолютно правильно. В его голове все было кристально ясно и логично. Машина стоит во дворе без движения, пылится. В семье сейчас важнее здоровье мамы, ее комфорт. А ремонт — это серьезно. Да, машина была куплена до брака, но ведь теперь они семья! А значит, имущество жены — это общее имущество. И проблемы его матери, Лидии Андреевны, были для него первоочередными, несравнимыми с прихотями жены.
«Моя мама, — думал он, — всю жизнь на меня положила. Она одна меня растила, все для меня делала. А теперь ей нужна помощь. И это мой долг, как сына, помочь ей. А эта машина… Ну что машина? Железяка!».
Он искренне не понимал, почему Марина так злится.
— Мы же семья, Костя. — Он посмотрел на друга, и в его глазах читалось искреннее недоумение. — Разве не очевидно, что семья должна поддерживать друг друга? Особенно в такой ситуации? Я же не себе на новую игрушку трачу, а на ремонт для мамы!
Он был уверен, что Марина преувеличивает. Ну, посердится немного, покричит. Потом отойдет. Он ведь привык к ее покорности, к тому, что она всегда в конце концов соглашалась на его условия. Она же в декрете, полностью зависит от него. Куда она денется? Он даже чувствовал легкую обиду на ее «непонимание». Он же старается, для семьи, для мамы. А она вместо благодарности устраивает скандалы.
Марина была в бешенстве. Ее руки дрожали. После разговора с Сергеем, после его заявления «Мы решили машину продать», она почувствовала леденящий ужас. Неужели он мог это сделать? Без ее согласия?
Она зашла на сайт продажи автомобилей и нашла свою машину. Статус на сайте был: «Продано. Ожидает передачи покупателю».
Марина судорожно набрала номер поддержки сайта.
— Здравствуйте, — ее голос дрожал. — Я бы хотела узнать, кто выставил на продажу мою машину? Nissan Micra, госномер такой-то…
Женский голос на том конце провода ответил равнодушно:
— Ваша машина оформлена на продажу по доверенности. Через ООО «Авто-Ремонт», перекуп. Завтра уже приезжают забирать.
Марина почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Он сделал это. Он оформил доверенность через какого-то знакомого, не дожидаясь ее согласия. Ее личная машина, ее имущество, ее гордость, купленная на ее собственные деньги, уже была выставлена на продажу. Предательство.
Она бросилась к Сергею, который сидел в гостиной, спокойно просматривая новости на телефоне.
— Ты что, совсем с ума сошел?! — закричала она, ее голос был полон истерики. — Как ты мог?! Ты оформил доверенность на мою машину! Без моего согласия! Ты предатель!
Сергей поднял на нее спокойный, даже слегка раздраженный взгляд.
— Ну, а что такого? — пожал он плечами. — Я же тебе говорил, маме ремонт нужен. Не мог же я ждать, пока ты там раскачаешься. Машина просто стояла без дела.
— Я требую отменить эту сделку! Сейчас же! — слезы текли по ее щекам. — Это моя машина! Я не дам ее продать!
Сергей встал, подошел к ней, его лицо стало жестким.
— Я не буду ничего отменять, Марина. Мама важнее. И потом, куда ты на ней ездить будешь? С коляской ведь не поедешь! А потом Лёшу возить… Он же вырастет. Новая машина нужна будет. Да и декрет твой когда-нибудь закончится.
Эти слова стали последней каплей. «Ты всё равно не ездишь, с коляской ведь не поедешь» — это было унижение. Как будто она стала беспомощной, как будто ее жизнь закончилась с рождением ребенка. Она увидела в его глазах не любовь, а холодный расчет, уверенность в ее зависимости.
Марина молча развернулась. Прошла в спальню. Открыла шкаф. Вытащила свою спортивную сумку, которую не доставала со времен университета. Начала бросать в нее вещи: свои, Лёшины. Собрала самое необходимое.
Сергей стоял в дверях, наблюдая за ней, но не вмешиваясь. Он все еще был уверен, что она просто истерит.
— Куда ты собираешься? — наконец спросил он.
Марина застегнула молнию на сумке. Взяла Лёшу на руки.
— К тёте, — ее голос был спокойным, но в нем звучала сталь. — А потом… Потом я подумаю, стоит ли вообще возвращаться. Раз ты так легко распоряжаешься моим имуществом, может, ты и моей жизнью так же легко распорядишься?
Она вышла из комнаты, не оглядываясь. Дверь захлопнулась за ней, оставив Сергея в опустевшей квартире, в которой еще витал призрак ее гнева.
Марина ехала в такси к тёте, Лёша мирно спал в детском кресле. Она смотрела в окно, и в голове проносились последние полтора года их жизни с Сергеем.
Как же все это началось? Раньше они были на равных. Оба работали, оба зарабатывали. Вместе принимали решения, вместе планировали бюджет, вместе отдыхали. Но потом начался декрет.
Сергей все чаще стал воспринимать ее временную уязвимость, ее зависимость от него, как повод для давления, как возможность получить полную власть. Сначала это были безобидные, казалось бы, вещи. Он решал, куда ей пойти, с кем общаться, как тратить деньги. Ее деньги, даже те, что она получала в декрете, перестали быть ее личными. Они стали «общими», но распоряжался ими только он.
«Ты же дома сидишь, тебе не надо деньги считать», — говорил он, когда она интересовалась его тратами.
Он привык, что «если он зарабатывает», значит, имеет полное право распоряжаться всем. Его зарплата стала ключом к власти, а ее декрет — оправданием для полного контроля. Его мать, Лидия Андреевна, подкрепляла его убеждения.
— Мужчина главный в семье, — наставляла она. — Он зарабатывает, он и решает. Твоя задача — дом и ребенок.
Марина все это копила. Молча. Она была слишком уставшей, слишком погруженной в заботы о ребенке, чтобы бороться. Она надеялась, что декрет закончится, и они вернутся к прежнему равновесию.
Но сейчас она поняла, что равновесия уже нет. Ее машина, ее собственность, ее свобода — это все символы ее потери. Продажа машины без ее согласия была не просто наглостью. Это было окончательным лишением ее права голоса, ее права на себя.
Прошла неделя. Неделя мучительной тишины для Сергея. Он звонил Марине каждый день, но она не брала трубку. Отвечала только ее тетя, сухо сообщая, что «Марина пока не готова разговаривать».Сергей чувствовал себя беспомощным. Он пытался справляться с бытом, но квартира превратилась в хаос.
Наконец, ему позвонила мама, Лидия Андреевна. Сергей ожидал благодарности, похвалы за «правильное» решение. Но голос мамы был полон возмущения.
— Сережа, что это за ремонт?! — кричала она в трубку. — Эти твои «мастера» за четыреста тысяч сделали какую-то мазню! В ванной все равно сыро, потолок кривой! Ты что, не мог нормальных найти?! Я думала, ты мне на нормальный ремонт дашь, а это что?! Я требую еще! И где ты взял таких работников?!
Сергей почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Четыреста тысяч! Перекуп, видимо, сильно занизил цену, и теперь еще и мама недовольна. Он ведь рассчитывал на гораздо большую сумму.
В этот же вечер он получил повестку из суда. Он вскрыл конверт дрожащими руками. Иск. На компенсацию стоимости машины. Как добрачного имущества, проданного без согласия владельца. Иск подала Марина.
Он сидел на кухне, опустошенный. В голове крутились цифры: четыреста тысяч — это почти ничто по сравнению с реальной стоимостью машины. И теперь еще и суд. Он понял, что Марина настроена серьезно. Она не шутила, когда говорила, что подумает, стоит ли вообще возвращаться.
Он сидел в опустевшей квартире, среди немытой посуды и детских игрушек, разбросанных по полу. Ни машины, ни жены, ни ребенка, ни денег, которые должны были пойти на «хороший» ремонт для мамы. И мама теперь обижалась.
Сергей посмотрел на телефон. Входящий вызов: «Мама». Он отложил телефон в сторону. Впервые он не чувствовал ни желания отвечать на ее звонки, ни готовности решать ее проблемы.
Он остался один, в своей пустой квартире, потерявший все, что имел. И это было лишь начало его расплаты за самонадеянность и полное неуважение к женщине, которая когда-то любила его и отдала ему всю себя.
