Воскресный обед в доме Коршуновых всегда был событием. Не просто приёмом пищи, а целым ритуалом, со своими негласными правилами и традициями. Анна знала об этом с самого начала, когда только начала встречаться с Павлом. «У нас каждое воскресенье мама готовит обед, и вся семья собирается за столом», — говорил он с гордостью, но Анна улавливала в его голосе нотки то ли предупреждения, то ли извинения.
Теперь, спустя пять лет брака, эти воскресные обеды превратились для неё в настоящее испытание. Особенно когда Тамара Петровна, мать Павла, решала устроить их в квартире сына и невестки.
— Так удобнее, — заявляла она с непоколебимой уверенностью. — У вас просторнее, и детям есть где побегать.
Дети — это племянники Павла, два сорванца восьми и десяти лет, которые каждый раз устраивали в квартире настоящий погром. После их визитов Анна часами наводила порядок, собирая разбросанные игрушки и вытирая следы от пальцев на только что вымытых окнах и зеркалах.
Но сегодняшний обед обещал быть особенным. Тамара Петровна позвонила в пятницу и объявила, что приедет вся родня, включая двоюродную сестру Павла с мужем, которые прилетели из Новосибирска.
— Я сама всё приготовлю, — заверила свекровь. — Тебе и пальцем шевелить не придётся.
Анна только кивнула в трубку. Она уже знала, что это значит. Тамара Петровна действительно привезёт продукты и будет готовить, но при этом перевернёт всю кухню, переставит вещи по своему усмотрению, а потом будет недовольно комментировать, что у Анны «всё не так».
Суббота прошла в генеральной уборке. Павел помогал ей, но без особого энтузиазма. Он давно смирился с характером своей матери и предпочитал не вмешиваться.
— Ань, ну ты же знаешь маму. Она не со зла, просто привыкла всё контролировать, — говорил он, когда Анна в очередной раз жаловалась на бесцеремонность свекрови.
В воскресенье Тамара Петровна явилась в девять утра с тремя огромными сумками.
— Я принесла всё самое лучшее! — провозгласила она, вручая пакеты Павлу. — В вашем супермаркете такого не найдёшь.
Анна молча наблюдала, как свекровь распаковывает продукты, расставляя их на столе с торжествующим видом.
— Вот смотри, Павлуша, это настоящая фермерская курица. Не то что ваша магазинная, напичканная химией. А это творог из деревни, мне Зинаида Михайловна привозит, — она говорила так, будто делала им великое одолжение.
Затем Тамара Петровна повязала фартук — свой собственный, привезённый из дома — и принялась за готовку. Анна предложила помощь, но получила вежливый отказ:
— Спасибо, дорогая, но я справлюсь. Отдыхай, ты же всю неделю работаешь.
В этих словах не было бы ничего обидного, если бы не тон, которым они были произнесены. Анна слышала в нём отчётливое: «Ты всё равно не умеешь готовить так, как нужно».
К двум часам дня квартира наполнилась гостями. Приехал брат Павла с женой и детьми, двоюродная сестра с мужем, и даже старый друг семьи — Виктор Семёнович, бывший коллега отца Павла.
Анна встречала гостей, помогала с верхней одеждой, слушала восторженные комментарии о том, как у неё «чисто и уютно». Но каждый раз эти комплименты заканчивались одинаково: «Это у вас от Тамары Петровны. Она всегда умела создать в доме порядок».
Стол накрыли в гостиной. Тамара Петровна расставляла блюда, комментируя каждое:
— Это курица по особому рецепту. Сначала я маринию её в специях, потом запекаю с апельсинами. Анечка, ты запомни, может, когда-нибудь приготовишь для Павлуши.
Анна в ответ лишь вежливо улыбалась. Она давно поняла, что спорить со свекровью бесполезно. Тамара Петровна жила в своём мире, где существовал только один правильный способ делать что-либо — её собственный.
Обед начался с традиционных тостов. Первым, как обычно, говорил Павел:
— За встречу! За то, что мы все вместе за этим столом!
Потом был тост от его брата, затем от Виктора Семёновича. Все пили шампанское, которое Тамара Петровна привезла из своих запасов, утверждая, что оно «выдержанное, не то что ваше магазинное».
Разговор плавно перетекал от одной темы к другой. Обсуждали новости, работу, детей. Анна участвовала в беседе, но чувствовала себя чужой. Это была семья Павла, их шутки, их истории, их общие воспоминания. Даже спустя пять лет она всё ещё оставалась «новеньким человеком».
Всё изменилось, когда разговор зашёл о еде. Двоюродная сестра Павла, Марина, попробовала салат и восхищённо произнесла:
— Тамара Петровна, это божественно! Вы должны дать мне рецепт.
Свекровь расцвела:
— Конечно, дорогая. Это очень просто, но нужно знать секрет. Я добавляю особую приправу, её мне привозят из Армении.
И тут взгляд Тамары Петровны упал на блюдо с закусками, которое приготовила Анна. Это были канапе с сыром и виноградом — ничего особенного, но Анна старалась.
— А это что такое? — спросила свекровь тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
— Канапе, — ответила Анна. — Я думала, будет неплохим дополнением к столу.
Тамара Петровна взяла одно, демонстративно разглядывая его со всех сторон.
— Странное сочетание, — заключила она. — Сыр с виноградом… Это какой-то новомодный рецепт? В наше время такого не подавали.
— Это классическое сочетание, — возразила Анна, чувствуя, как краснеет. — Многим нравится.
— Ну, может быть, — неопределённо протянула свекровь. — Просто у нас в семье как-то не принято…
Она не договорила, но смысл был ясен. Всё, что делала Анна, было «не принято» в семье Коршуновых.
Разговор продолжился, но неприятный осадок остался. Анна старалась не обращать внимания на косые взгляды, которые Тамара Петровна бросала на её канапе, оставшиеся почти нетронутыми.
Когда пришло время подавать горячее, свекровь торжественно внесла большое блюдо с запечённой курицей.
— Вот оно, моё фирменное блюдо! — объявила она. — Специально для вас, дорогие мои.
Все восторженно зааплодировали. Павел выглядел особенно довольным — он обожал мамину курицу и всегда говорил Анне, что никто не готовит её лучше.
Тамара Петровна начала разделывать птицу, раскладывая куски по тарелкам. Когда очередь дошла до Анны, свекровь положила ей самый маленький кусочек с заметно подгоревшей корочкой.
— Тебе хватит, ты же следишь за фигурой, — сказала она с улыбкой, но в глазах читалось что-то совсем другое.
Анна промолчала. Она действительно следила за своим весом, но не настолько фанатично, чтобы довольствоваться крошечным кусочком курицы на семейном обеде.
Ситуация накалилась, когда Тамара Петровна начала раскладывать гарнир — картофель с овощами. Она щедро накладывала всем, комментируя, что «растущим организмам нужно хорошо питаться» (это относилось к племянникам) и что «мужчинам нужна сытная еда после трудовой недели» (это уже к Павлу и его брату).
Когда же подошла очередь Анны, свекровь как бы между прочим заметила:
— А тебе, Анечка, наверное, совсем немножко? Ты же у нас всегда на диете.
Это было уже слишком. Анна никогда не сидела на диетах, просто предпочитала есть умеренно. Но в словах свекрови явно звучал намёк на то, что ей следовало бы похудеть.
— Спасибо, положите как всем, — твёрдо сказала Анна.
Тамара Петровна удивлённо подняла брови, но всё же положила ей нормальную порцию.
Обед продолжался. Гости хвалили еду, Тамара Петровна расцветала от комплиментов. Она начала рассказывать, как с детства учила Павла правильно питаться:
— Он у меня всегда был разборчивым в еде. Не то что некоторые дети, которые что ни дай — всё съедят. Павлуша понимал толк в хорошей кухне.
Анна перехватила сочувствующий взгляд жены брата Павла. Та тоже была невесткой Тамары Петровны, но имела то преимущество, что жила в другом городе и виделась со свекровью только по праздникам.
Когда с основными блюдами было покончено, настал черёд десерта. Анна заранее купила торт в хорошей кондитерской — лёгкий бисквит с ягодами, который все обычно хвалили.
Тамара Петровна, однако, привезла свой десерт — плотный медовик, который она готовила по «особому рецепту, передающемуся в их семье из поколения в поколение».
— Давайте попробуем оба, — предложил Павел, видя замешательство жены.
— Конечно, — согласилась Тамара Петровна с натянутой улыбкой. — Хотя, конечно, магазинные торты не сравнятся с домашними…
Анна почувствовала, как внутри неё что-то сжалось. Она хотела возразить, что торт из кондитерской — это не совсем «магазинный», но промолчала. Очередная битва, в которой ей не победить.
Десерты разрезали и разложили по тарелкам. Большинство гостей взяли по кусочку каждого, но Анна заметила, что медовик свекрови пользуется большей популярностью.
— Ммм, Тамара Петровна, это настоящее произведение искусства! — восторгалась двоюродная сестра Павла. — Вы должны научить меня готовить этот медовик.
— И меня! — подхватила жена брата Павла, хотя Анна точно знала, что та терпеть не может медовик.
Тамара Петровна светилась от удовольствия:
— Конечно, девочки. Хотя это непростой рецепт, нужно иметь опыт. Не каждой хозяйке он под силу.
Она выразительно посмотрела на Анну, которая в этот момент пробовала свой купленный торт.
— Анечка вот предпочитает покупать готовое. Оно и понятно — работа, времени не хватает… Не то что в наше время, когда мы всё делали своими руками.
В комнате повисла неловкая тишина. Все понимали, что эти слова — не просто констатация факта, а прямой выпад в сторону Анны.
Павел попытался разрядить обстановку:
— Мама, но торт действительно очень вкусный. Мы с Аней часто берём его в этой кондитерской.
— Конечно-конечно, — поспешно согласилась Тамара Петровна. — Я просто говорю, что домашнее всегда… душевнее, что ли. В него вкладываешь частичку себя.
Она снова посмотрела на Анну:
— Не обижайся, дорогая. Просто я старой закалки, привыкла всё делать сама. Вот Павлуша вырос на домашней еде, и ничего, вон какой здоровый!
Это была очередная шпилька. Тамара Петровна постоянно намекала, что Анна кормит её сына «неправильно», из-за чего тот якобы начал болеть простудами чаще, чем в детстве.
Анна глубоко вздохнула. Она решила промолчать ради сохранения мира. Но тут произошло неожиданное.
Маленький племянник Павла, десятилетний Кирилл, громко заявил:
— А мне больше нравится тот торт, который тётя Аня купила. Он вкуснее!
Тамара Петровна буквально застыла с вилкой в руке. Её лицо приобрело такое выражение, будто ребёнок произнёс непристойность.
— Что ты такое говоришь, Кирюша? — наконец выдавила она. — Разве можно сравнивать бабушкин медовик с магазинным тортом?
— Можно, — невозмутимо ответил мальчик. — И мне этот вкуснее. Он лёгкий и с ягодами.
Тамара Петровна повернулась к матери ребёнка:
— Лена, ты слышишь, что твой сын говорит? Это всё из-за этих современных сладостей с химией. Дети перестают понимать вкус настоящей еды.
Лена, жена брата Павла, выглядела смущённой:
— Мама, ну что вы… Он просто выразил своё мнение.
— В наше время дети уважали старших и их труд, — продолжала Тамара Петровна. — А сейчас что? Я целое утро стояла у плиты, а мне говорят, что магазинное лучше!
Атмосфера за столом стала напряжённой. Кирилл выглядел расстроенным, не понимая, что сделал не так. Павел пытался сгладить ситуацию, предлагая всем ещё по бокалу шампанского.
Но Тамара Петровна не могла успокоиться. Уязвлённая критикой ребёнка, она продолжала:
— Вот поэтому современные дети такие избалованные. Им подавай всё красивое да лёгкое. А что полезно — не едят. Я вот Павлушу с детства приучала к правильной еде…
И тут она перешла к своей любимой теме — как Анна неправильно кормит её сына:
— Прихожу к ним в гости, а на ужин — какие-то салатики. Разве это еда для мужчины? Павлуша у меня всегда хорошо кушал, пока…
Она не договорила, но все поняли продолжение: «пока не женился на Анне».
И в этот момент что-то в Анне переклинило. Пять лет она терпела постоянные замечания, критику, снисходительное отношение. Пять лет она молчала ради мира в семье, ради Павла, который обожал свою мать и страдал от любого конфликта между двумя самыми важными для него женщинами.
— Знаете что, Тамара Петровна, — вдруг сказала Анна, и её голос, обычно мягкий, прозвучал неожиданно твёрдо. — Сами кормите своих гостей, раз уж вы так недовольны моей едой.
В комнате воцарилась мёртвая тишина. Все замерли, не веря своим ушам. Тамара Петровна выглядела так, будто её ударили.
— Что ты сказала? — переспросила она.
— Я сказала, — Анна медленно поднялась со своего места, — что если вам не нравится то, что я готовлю или покупаю, то в следующий раз проводите семейные обеды у себя дома. Здесь, в этой квартире, хозяйка — я.
Павел смотрел на жену с открытым ртом. Никогда раньше она не позволяла себе говорить с его матерью таким тоном.
— Анечка, ты что? — он попытался взять её за руку, но она отстранилась.
— Нет, Паша, хватит. Я пять лет слушаю, какая я плохая хозяйка, как неправильно тебя кормлю, как не умею вести дом. Пять лет я терплю, как твоя мать приходит к нам и устанавливает свои порядки. Мне это надоело.
Тамара Петровна побагровела:
— Вот как ты со мной разговариваешь? Я всего лишь хотела помочь, сделать для вас праздник! А ты…
— Вы не помогаете, — перебила её Анна. — Вы контролируете. Есть разница. Когда вы приходите в наш дом, вы критикуете всё, что я делаю. Мою еду, мой порядок, даже то, как я складываю полотенца в ванной! Это унизительно.
За столом повисла гробовая тишина. Никто не знал, куда смотреть. Павел выглядел так, будто его сейчас хватит удар.
— Может, нам лучше уйти… — неуверенно произнесла двоюродная сестра Павла.
— Нет, почему же? — Анна вдруг успокоилась. — Оставайтесь. Обед ещё не закончен. Просто я больше не буду сидеть молча, когда меня оскорбляют в моём собственном доме.
Тамара Петровна резко встала из-за стола:
— Я не собираюсь это слушать. Павел, ты позволяешь своей жене так разговаривать с матерью?
Все взгляды обратились к Павлу. Он сидел, буквально раздавленный ситуацией. С одной стороны — жена, с которой он прожил пять лет и которую любил. С другой — мать, которая вырастила его одна, после ранней смерти отца.
— Мама, Аня права, — наконец произнёс он тихо. — Ты действительно иногда… перегибаешь палку с критикой.
Тамара Петровна не могла поверить своим ушам:
— Ты выбираешь её сторону? После всего, что я для тебя сделала?
— Я не выбираю стороны, — устало ответил Павел. — Я просто хочу, чтобы два самых близких мне человека научились уважать друг друга.
Тамара Петровна начала собирать свои вещи:
— Я вижу, что здесь мне не рады. Пойду домой, пока меня окончательно не выставили за дверь.
— Мама, не драматизируй, — попытался остановить её Павел.
— Нет-нет, я всё поняла. Мать больше не нужна. Теперь у тебя есть жена, которая лучше знает, что тебе нужно.
Она повернулась к остальным гостям:
— Вы можете оставаться, если хотите. А у меня что-то голова разболелась.
И Тамара Петровна ушла, громко хлопнув дверью. В квартире повисла неловкая тишина.
— Простите за эту сцену, — наконец произнесла Анна, обращаясь к гостям. — Может быть, ещё по чашечке чая?
Никто не знал, как реагировать. Брат Павла неуверенно кашлянул:
— Может, нам тоже пора? Дети устали…
Его жена Лена поспешно закивала:
— Да-да, нам пора. Спасибо за обед, всё было очень вкусно.
В течение следующих пятнадцати минут все гости собрались и ушли, неловко прощаясь и обещая «как-нибудь встретиться в более спокойной обстановке».
Когда дверь за последним гостем закрылась, Анна опустилась на диван в гостиной. Она чувствовала себя опустошённой, но в то же время… свободной. Пять лет напряжения наконец вылились наружу.
Павел молча собирал посуду со стола. Его лицо было хмурым, губы сжаты в тонкую линию.
— Ты злишься? — спросила Анна.
Он помолчал, затем вздохнул:
— Не знаю. Да. Нет. Я понимаю, почему ты это сделала, но… это моя мать, Ань.
— А я твоя жена, — тихо ответила она. — И я заслуживаю уважения в собственном доме.
Павел сел рядом с ней на диван:
— Я знаю. Просто мама… она такая. Она не может иначе. После смерти отца она привыкла всё контролировать, иначе просто не выжила бы. Она растила нас с братом одна, и ей было очень тяжело.
— Я понимаю, Паша. Правда понимаю. Но это не даёт ей права унижать меня.
Они сидели молча, каждый погружённый в свои мысли. Наконец Павел взял руку жены:
— Я поговорю с ней. Объясню, что так больше не может продолжаться.
— Ты уже много раз говорил с ней, — горько усмехнулась Анна. — Ничего не меняется.
— На этот раз будет по-другому, — твёрдо сказал Павел. — Потому что я скажу ей, что если она не изменит своё отношение к тебе, мы будем видеться гораздо реже.
Анна удивлённо посмотрела на мужа:
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Я люблю маму, но ты — моя семья. И я не позволю никому делать тебя несчастной, даже собственной матери.
Он обнял Анну, и она почувствовала, как напряжение последних часов начинает отпускать.
— Мне жаль, что так получилось, — прошептала она. — Я не хотела устраивать сцену при всех.
— Иногда сцены необходимы, — философски заметил Павел. — Чтобы люди наконец услышали то, что им не хочется слышать.
Они сидели обнявшись, среди остатков неудавшегося семейного обеда, но впервые за долгое время Анна чувствовала надежду. Возможно, то, что произошло сегодня, было началом перемен. Болезненных, но необходимых.
На следующий день позвонила Лена, жена брата Павла:
— Как ты? — спросила она с искренним беспокойством.
— Нормально, — ответила Анна. — А что Тамара Петровна?
Лена вздохнула:
— Обзвонила всех родственников, жалуется, что ты её выгнала из дома сына. Но знаешь… многие на твоей стороне. Просто никто раньше не решался ей перечить.
— Правда? — удивилась Анна.
— Конечно. Я сама сколько раз хотела сказать ей что-то подобное, но… не решалась. Ты молодец, что постояла за себя.
После этого разговора Анна почувствовала себя увереннее. Оказывается, она была не одинока в своих чувствах. Просто первой нашла в себе смелость сказать правду вслух.
Прошла неделя. Тамара Петровна не звонила и не приходила. Павел сам навестил мать, и разговор, по его словам, был «сложным, но продуктивным».
— Она не признаёт, что была неправа, — рассказал он Анне. — Но согласилась, что может быть, иногда бывает… чересчур настойчивой.
— Это уже прогресс, — улыбнулась Анна.
Ещё через неделю раздался звонок. Тамара Петровна сухо поинтересовалась, можно ли ей прийти в гости. Не на обед, просто на чай.
Анна согласилась, хотя внутри всё сжалось от предчувствия нового конфликта.
Тамара Петровна пришла без подарков и гостинцев — непривычно пустыми руками. Села на край дивана, сложив руки на коленях, словно на официальной встрече.
— Я не стану извиняться, — начала она без предисловий. — Всё, что я делала, я делала из лучших побуждений.
Анна молча кивнула. Она и не ожидала извинений.
— Но, — продолжила Тамара Петровна, и было видно, как ей трудно даются эти слова, — я готова… скорректировать своё поведение. Ради Павлуши.
Не ради Анны, не ради справедливости — ради сына. Что ж, этого было достаточно. По крайней мере, на данном этапе.
— Хорошо, — просто ответила Анна. — Я тоже готова начать с чистого листа. Ради Паши.
Они сидели на разных концах дивана — две женщины, связанные одним мужчиной, но такие разные. Между ними не было внезапной дружбы или тёплых объятий. Только холодное перемирие, хрупкое, как первый лёд.
Павел принёс чай. Он выглядел напряжённым, словно сапёр на минном поле, опасающийся любого неосторожного движения.
— Может, включим телевизор? — предложил он, пытаясь разрядить обстановку.
— Не стоит, — ответила Тамара Петровна. — Я ненадолго. У меня ещё дела.
Они просидели около часа, обсуждая погоду, новости, здоровье общих знакомых — всё, кроме того, что действительно имело значение. Говорили как чужие люди, соблюдая дистанцию и осторожно подбирая слова.
Когда Тамара Петровна ушла, Павел выдохнул с облегчением:
— Ну вот, не так уж и плохо прошло.
Анна пожала плечами:
— Ничего не изменилось, Паша. Она по-прежнему считает меня недостойной тебя, просто теперь будет держать это при себе.
— Но это уже прогресс, разве нет?
Анна не ответила. Возможно, он прав. Возможно, это и есть максимум, на что можно рассчитывать.
Следующий воскресный обед они провели втроём с Павлом в кафе на нейтральной территории. Тамара Петровна была сдержанна, Анна вежлива. Они даже обсудили возможность совместной поездки на дачу летом.
Настоящего примирения не случилось. Не было драматичных признаний, слёз и объятий. Просто две женщины научились существовать рядом, не причиняя друг другу боли — по крайней мере, открыто.
Павел, казалось, был доволен и этим. Он не понимал, что холодная вежливость — это не решение проблемы, а лишь способ с ней сосуществовать.
Однажды, спустя несколько месяцев после инцидента, Анна случайно услышала, как Тамара Петровна говорит по телефону со своей подругой:
— Приходится мириться, что поделаешь. Сын выбрал, нам остаётся только принять… Конечно, я бы предпочла для него другую, но кто меня спрашивает?
Анна могла бы устроить новый скандал. Могла бы рассказать об этом Павлу. Но она лишь усмехнулась и закрыла дверь. Это была не победа, но и не поражение. Просто жизнь — сложная, несовершенная, без красивых финалов и простых решений.
В конце концов, думала Анна, возможно, им и не нужно любить друг друга. Достаточно просто уважать границы. Пусть между ними никогда не будет тёплых, родственных отношений — главное, что больше не будет и открытой войны.
Тамара Петровна продолжала приезжать в гости, но теперь звонила заранее. Анна позволяла ей иногда готовить на их кухне, но настояла на своём праве решать, когда именно. Это было шаткое равновесие, но оно работало.
Что же до Павла — он так и остался между двух огней, вечный дипломат в холодной войне, которая, вероятно, никогда не закончится окончательной победой ни одной из сторон. Такова была его участь — любить двух упрямых женщин, неспособных по-настоящему принять друг друга.
И в этом не было ни драмы, ни трагедии. Просто обычная жизнь, со всеми её несовершенствами.
