— Инна Ивановна, вы бы хоть постучались! — проговорила Алёна, натягивая одеяло до самого носа.
— Я? В своём доме я буду стучаться? Ты, девочка, обнаглела… Пашка! Надевай штаны, мне надо помочь, с антресолей кое-что достать, — заявила Инна Ивановна и удалилась.
— Прямо сейчас? — недовольно буркнул Павел, держа в руках свои штаны и поворачивая их, пытаясь определить, где перед.
Но мать уже не слышала, что он сказал. Алёна сердито перевернулась на бок и накрылась одеялом с головой.
— Ну, Алён… Ты это… Не расстраивайся так… — неловко попытался утешить её муж.
— Надо врезать замок в нашу дверь, — сердито произнесла Алёна из-под одеяла. — Я уже сто раз тебе говорила.
— Я не могу.
— Мама не разрешает? — Алёна откинула одеяло и с притворной жалостью и участием посмотрела на мужа.
— Алён. Давай съедем, а? На съёмную квартиру, — помолчав, сказал Павел. — Или к твоим.
— Куда к моим?! В коридор? — грустно спросила Алёна. — Там все комнаты заняты, не забывай, у меня ещё две младшие сестры.
— Паша!!! Ты что там, корни пустил?!— донеслось из коридора.
— Да иду я, иду… — обречённо ответил Павел и, быстро натянув домашние брюки, вышел из комнаты.
Алёна, обхватив подушку обеими руками, грустно уткнулась в неё носом.
Три месяца назад Алёна и Павел поженились. Жить стали у родителей Павла. Почему? Главным образом потому, что они сами очень об этом просили. Особенно мама Павла, Инна Ивановна.
— Знамо ли дело по съёмным клоповникам маяться! Ещё заразу какую-нибудь подхватите! — всхлипывала она. — У нас места полно, уживёмся.
Отец Павла пожимал плечами и молчал. Он знал свою супругу и лишний раз с ней не спорил. А ещё он знал, что она жуть как не хочет расставаться «со своим мальчиком», вот и оттягивает этот момент.
Алёна с первого дня поняла, что в семье мужа господствует матриархат и культ поклонения Инне Ивановне. Мужчины слушались её беспрекословно. Какими бы абсурдными ни были её просьбы, они тут же выполнялись, без лишних вопросов и обсуждений.
Алёна не перечила свекрови и старалась с ней соглашаться, но всё равно то и дело находились камни преткновения. Со временем их становилось больше. Инне Ивановне не нравилось буквально всё. Алёна постепенно поняла, что разницы нет никакой, соглашается она со свекровью или выступает против, итог один: ссора.
— Полы я мою не так, полотенца вешаю криво, тарелки ставлю неправильно, суп у меня всегда пересолен, картошка горелками пахнет, — сердилась Алёна, рассказывая мужу. — Говорю, научите меня, тогда, как правильно. Она говорит, что я должна была сама научиться, к такому-то возрасту. И будет она меня ещё учить, делать ей больше нечего. Я говорю, что тогда не лезьте со своими советами. Она говорит, что я обнаглела и «Пашенька женился не на той».
Павел слушал Алёну с кислым видом. Ему ужасно надоели все эти разговоры. Он много раз предлагал Алёне съехать, но она всё время отказывалась.
— Как же мы будем копить на своё жильё и снимать? Долго получится. Надо просто как-то ужиться с твоей мамой. И терпеть, — повторяла Алёна, как мантру.
И сама же на следующий день сообщала об очередных разногласиях…
Однажды отец Павла, Олег Михайлович, сообщил за ужином, что скоро к ним в гости приедет его мама.
Инна Ивановна нервно улыбнулась, рука её дрогнула, и котлета, что была наколота у неё на вилке, шмякнулась в соусницу, обдав всех жирными брызгами.
— Ольга Терентьевна? А разве она не на своей любимой даче? — спросила Инна Ивановна. — Она же летом на даче всё время находится.
— Нет, решила в этот год не ездить, — ответил отец Павла. — Не хочет. Хочет в городе побыть, подлечиться, здоровье подправить. Ходила на какие-то процедуры, капельницы общеукрепляющие, в дневном стационаре поликлиники лежала. Теперь вроде пролечилась, и хочет приехать к нам в гости. А потом у неё будет курс массажа и соляная пещера, а потом ещё что-то. В общем расписано на всё лето… Паша, положи-ка мне ещё картошечки, вкусно так получилось!
Олег Михайлович передал сыну свою пустую тарелку, а Инна Ивановна, покраснев как свекла, заявила:
— Картофель переварен. Ничего вкусного и полезного! Вот если бы я варила, то…
Алёна даже улыбнулась, но тут же спрятала улыбку, чтобы не злить свекровь. Кажется, она уже начала привыкать и выпад свекрови её почти не задел.
А вообще смешного было мало. Вот приедет бабушка Павла, «свекровь в квадрате», тогда вообще пощады не жди. Да они вдвоём её просто съедят, заклюют! Как говорила бабушка Алёны: «и фамилии не спросят!» Кажется действительно, стоило подумать о переезде. Интересно, надолго ли приедет эта Ольга Терентьевна?
Паша положил отцу добрую порцию картофельного пюре, потом подумал и положил ещё порцию себе на тарелку, и усевшись за стол, с благодарностью взглянул на супругу. Что бы там ни говорила мать, а готовила Алёна вкусно. Даже простое пюре получалось у неё гораздо лучше, чем у матери. Но говорить об этом вслух не стоило…
— Полы я сама помою! — сказала Инна Ивановна накануне приезда бабушки Павла. — Нечего всяким криворуким барышням разводы тут наводить. Иди лучше плиту от грязи отскреби! Запустила совсем, хозяйка… Потом ещё окна надо будет протереть, сто лет не мыли. Ох, сколько дел…
Алёна молча отставила швабру и отправилась на кухню. Павел был в комнате и не слышал этого разговора, да если бы и слышал, всё равно бы Алёну не защитил, и это было обидно. Но что поделать, коль всякий раз эти его попытки заканчивались криками Инны Ивановны «на родителей голос повышаешь?!», «да как у тебя язык поворачивается, живя в нашем доме…» и т.д. и т.п. Могло и до вызова скорой дойти. И доходило.
— Здравствуйте, здравствуйте! — произнесла Ольга Терентьевна и ступила в прихожую. — На улице жара жарища, я вся упарилась. А всё равно хочу чая горячего, вот ведь парадокс.
Пожилая женщина засмеялась и надев предложенные сыном тапочки прошла в ванную, чтобы помыть руки.
Папа Павла отправился на кухню, чтобы поставить чайник, а Инна Ивановна засуетилась, пытаясь быстро нарезать шоколадный рулет к чаю, а также убрать всё лишнее с кухонного стола, при этом она неловким движением уронила на бок сахарницу и из той просыпался сахар на белоснежную скатерть.
Как на грех в этот самый момент на кухню вошла Ольга Терентьевна. Она поцокала языком, покачала головой и молча возвела глаза к потолку. Потом грустно вздохнула и заявила:
— Узнаю мою дорогую Инночку. Всё так же, как слон в посудной лавке. Благо хоть ничего не разбила. А помнишь, Олежка, как твоя супруга расколотила мою любимую чашку из лиможского фарфора? Боже, как мне её было жаль… До сих пор вспоминаю. И блузку мою шёлковую из стопроцентного шелка, взяла и запихнула в машинку! «Что вы, мама, всё по старинке, на руках стираете, давно уже техника для этого есть!» И что? Блузку выбросить пришлось. Ах… Ладно, кто старое помянет, тому…
— Мам, чайник закипел давно, давайте чай пить, — встрял в воспоминания Ольги Терентьевны папа Павла.
Инна Павловна же сидела, потупив взгляд, и молчала. Только красные пятна, проступившие на её щеках, говорили о бушующих внутри неё эмоциях.
Алёна и Павел тоже молчали.
— Ну что, молодые, как жизнь молодая? — бодро заявила бабушка. — Вижу, всё хорошо у вас. Так и должно быть. Когда внучатами-то порадуете?
— А… э… — Алёна не знала, что сказать и беспомощно посмотрела на Павла.
Говорить ничего не потребовалось.
— А то я помню, — продолжила Ольга Терентьевна, —Как Инка меня за нос водила, всё обещала, будут внуки, будут, не получается что-то… А сама тайком в клинику бегала, пройда. Красоту ей девичью терять не хотелось, талию тонкую. А потом случилось всё же чудо, дитё родилось, Пашенька. Уж и не надеялись. Грудью ни дня не кормила, тут же отказалась, то ей петь, то ей выступать…
— Мама! — укоризненно произнес Олег Михайлович.
— Молчу-молчу, — улыбнулась Ольга Терентьевна и принялась поглощать шоколадный рулет, запивая его горячим чаем.
Мать Павла в прошлом была актрисой музыкального театра. Ей прочили отличное будущее, но потом какая-то завистливая подруга подставила её, что-то там нехорошее произошло, но в итоге мать Павла с позором была изгнана из театра. Устроиться так удачно она больше нигде не смогла и отправилась Инна Ивановна в какую-то организацию работать массовиком затейником на детских праздниках. И Снегурочкой была, и Дюймовочкой, и злой колдуньей, да всё равно не перестала мечтать о большой сцене. Только не сложилось что-то. На этот счёт свекровь её постоянно подкалывала, потому что сама смогла подняться, построить карьеру и много лет проработать директором музыкальной школы…
Всё это рассказал Алёне муж, когда вечером они, закрывшись в своей комнате, раскладывали диван, чтобы лечь спать.
— Бабушка часто называла мать неудачницей. И лентяйкой. Говорила, что нужно много трудиться, чтобы чего-то добиться. А мать… Ну она обычно считала, что есть другие пути. Там связи полезные, там проплатить, там подмазать, или ещё какая-нибудь хитрость. А бабуля прямолинейная женщина, закулисные игры презирает. И потому не ладят они с матерью. Не выносят они друг друга. А квартира эта до сих пор бабушке принадлежит, вот и чувствует она себя тут, как дома. Ездит, проверяет, что, да как. Бабуля сильная женщина и властная. Я её немного побаиваюсь.
Алёна молча переваривала информацию. «Так вот значит, как! Квартира-то бабушкина! А свекровь кричит, что, Паша в её, мол, доме рот раскрывает. Не в её, выходит, доме-то…»
— А мать здесь даже не прописана, бабушка не разрешила. Она прописана в полуразрушенном домике в деревне у своих родителей, которых давно нет, — добавил Павел.
— Ну что за жену себе нашёл Пашка, не жена, а одно название! — возмущалась Инна Ивановна, глядя на то, как Алёна моет пол в коридоре. — Что ты в грязной воде возюкаешь эту тряпку?! Воду поменять нужно! Всё-то тебе объяснять надо, сто раз говорила…
Алёна застыла с тряпкой в руках, но тут из своей комнаты вышла бабушка Павла.
— А сама-то помнишь, как тряпку держать не умела? — заявила Ольга Терентьевна. — Явилась совсем зелёная, всему учить пришлось. Даже боюсь представить, какая грязь у вас там в доме в деревне была, раз ты даже пол не умела мыть! Правильно, что я туда ни разу не ездила, а то бы утонула в нечистотах.
Ольга Терентьевна заливисто рассмеялась, а Инна Ивановна стушевалась, и вся как будто сжалась. Алёне даже стало её немного жалко.
— Нечего девчонку обижать, все мы такими были в молодости, — сказала Ольга Терентьевна и погладила Алёну по плечу. — Вместо этого, иди лучше на кухню, обед приготовь, что мы есть-то будем?
— Не надо, я уже приготовила, — пискнула Алёна. Рядом с двумя свекровями она чувствовала себя не в своей тарелке.
— Вот! — подняла указательный палец вверх бабушка Павла. — Молодец, девчонка, хвалю. А ты, Инночка, не обижай её, а то я расстроюсь и выселю тебя отсюда. Смотри у меня.
Так всякий раз Ольга Терентьевна и одергивала Инну Ивановну, не давая обижать Алёну. Прошло две недели, и пожилая женщина заявила, что нагостилась и отправилась к себе домой.
— Отлились кошке мышкины слёзки… — сказала Алёна мужу вечером того дня, когда бабушка Павла уехала. — Как она её гоняла! Жуть. Мне аж твою маму жалко было. Правда. И не подумаешь, что бабушка — дама, имеющая отношение к искусству, музыке. Так смотрит, словно, генерал ФСБ. Бррр… Мороз по коже…
Павел улыбнулся. Он тоже немного побаивался свою бабушку.
Наверное, с месяц Инна Ивановна вела себя тихо. К Алёне не придиралась, пыль на полках не выискивала, полотенца не перевешивала, тарелки не переставляла. А потом потихоньку полегоньку снова стала наводить свои порядки.
— Мама в гости собирается, на выходных приедет, — сообщил однажды папа Павла.
Инна Ивановна побледнела, Алена тихонько усмехнулась, а Павел спрятал улыбку.
«Снова в моей шкуре побывает…» — подумала Алёна.
Но смотреть на это «представление» молодые не собирались.
— Мы переезжаем, мам, — сообщил Павел. — Год прошёл, мы кое-что собрали, плюс родители Алёны помогли, на первый взнос хватит, будем ипотеку брать. Спасибо вам большое за помощь!
Это решение они приняли совсем недавно. Мама Алёны получила в наследство квартиру, продала её и разделила деньги поровну между тремя дочерьми. Потому вопрос с ипотекой и решился.
— Может ещё бы у нас пожили? — спросила Инна Ивановна. — Всё же хорошо было.
— Не, мам, хватит. Надо нам в своём доме жить, отдельно, — сказал Павел.
— Да… В своём — это хорошо, — задумчиво проговорила Инна Ивановна, вспомнив о том, что скоро свекровь вновь приедет, чтобы «проверить, как тут идут дела». Ведь это её жилплощадь. И она до сих пор контролирует всё, что в ней происходит. А Инна так и осталась для неё «босоногой девкой из деревни», бесприданницей, неудачницей, не достойной её «мальчика».
— Алёна эта, хитрая деваха, уговорила Пашку в кабалу влезть! Жили бы и жили с нами, чего не жилось?! Ипотека какая-то… — ворчала Инна Ивановна, разговаривая с мужем. — Вот чем она его взяла, ни рожи, ни кожи! Готовить не умеет, убираться тоже, одевается странно, на голове три пера, тьфу… А строит из себя… Тоже мне, специалистка… И за что только ей такие деньги платят? Так и не поняла я, как её профессия-то называется?
Олег Михайлович посмотрел на жену, усмехнулся, но промолчал.
— Чего усмехаешься? — спросила Инна Ивановна. — Мне не до смеха, пойду кухню намывать, а то твоя мамочка завтра заявится, будет мне тыкать своим пальчиком и говорить, что грязь везде развела… Может нам тоже съехать или ипотеку взять? Обзавестись, наконец, своим жильём?
— Ну это ты, мать, загнула, — высказался Олег Михайлович и улыбнулся. — Живи тут, чего не живётся-то? Моя мать не так уж часто сюда приезжает. Что же делать, раз своей квартиры мы с тобой не нажили…
Переехали Алёна и Павел в свою квартиру, всё у них сложилось хорошо. Ольга Терентьевна очень подружилась с Алёной. Чем-то супруга внука ей приглянулась.
С тех пор Павел и Алёна ездят к ней в гости, дарят подарки, общаются, даже чаще, чем с родителями. Павел в шутку говорит, что бабушка подружилась с Алёной по принципу «враг моего врага — мой друг»
— Ты хотел сказать, «свекровь моей свекрови»? — смеясь, поправляет мужа Алёна…
