Платье висело на дверце шкафа как призрак несостоявшегося счастья. Кружевное, цвета слоновой кости, с крошечными жемчужинами на корсете. Я выбирала его три месяца, мерила подходящие варианты в семи салонах, спорила с мамой Димы о длине шлейфа.
Теперь оно казалось чужим… как костюм актрисы, которую уволили накануне премьеры.
Я сидела на краю кровати в гостиничном номере и смотрела на телефон.
Двадцать три пропущенных вызова от Димы, четыре от его мамы, дюжина сообщений в мессенджере.
«Катя, что происходит?»
«Ты где?»
«Гости уже собираются, объясни хоть что-то!»
Последнее было от подруги Оли — свидетельницы, которая, наверное, сейчас металась по ресторану, пытаясь придумать объяснение для ста двадцати приглашенных.
А объяснения не было. Вернее, было, но настолько абсурдное, что даже самой себе я боялась в нем признаться.
Позавчера вечером, в предпоследнюю ночь перед свадьбой, мне приснилась мама.
Она умерла два года назад от рака, и с тех пор снилась мне очень редко. Это были светлые, размытые сны, где мы просто сидели на кухне и пили чай. Но вчерашний сон был другим. Резким, ярким, пронзительно четким.
Мама стояла в дверях моей комнаты в том же халате в мелкий цветочек, в котором провела последние месяцы жизни. Лицо молодое, здоровое, каким я помнила его из детства. Но глаза были тревожные.
«Доченька, уходи от этих людей! — сказала она, а ее голос звучал так реально, будто она действительно стояла рядом. — Завтра с утра поезжай на дачу к свекрови и все увидишь сама!»
Я проснулась в холодном поту. Сердце колотилось так, что, казалось, соседи снизу его услышат.
За окном уже рассветало. Предсвадебный день начинался серыми питерскими сумерками октября.
— Глупости, — сказала я себе, делая кофе на кухне маленькой съемной квартиры, которую через неделю должна была оставить.
После медового месяца мы с Димой планировали переехать к его маме в трехкомнатную сталинку на Петроградке. Временно, конечно, пока не найдем свое жилье.
Хотя временность эта могла затянуться. Ипотека в двадцать восемь лет и с моей зарплатой копирайтера в маркетинговом агентстве выглядела сомнительной авантюрой.
Весь день я пыталась забыть сон. Ездила в салон красоты, где мне четыре часа делали процедуры по уходу за лицом и волосами, наращивали ресницы. Обедала с девочками, улыбалась, шутила, принимала поздравления.
Но мамины слова сидели в голове занозой.
Вечером, когда все приготовления были закончены, я не выдержала. Сказала Диме, что хочу побыть одна перед важным днем, и сняла номер в гостинице рядом с Невским.
Он не возражал. Видимо, считал женские предсвадебные ритуалы милой блажью.
А утром, вместо того чтобы поехать к маникюристу, я села в электричку до Сестрорецка.
***
Дача свекрови находилась в садоводстве «Березка», в получасе ходьбы от станции.
Я была там всего дважды: один раз весной, когда Дима представлял меня маме как будущую невесту, второй раз летом, на дне рождения Людмилы Петровны. Тогда все казалось идиллией: шашлыки, песни под гитару соседа-пенсионера, разговоры о будущем доме и детях.
Теперь, пробираясь по размокшим от дождя дорожкам между заборами, я чувствовала себя идиоткой. Половина одиннадцатого утра, а я, невеста, которая должна быть завтра в загсе, бреду по дачам в джинсах и пуховике, потому что покойная мать велела мне во сне это сделать.
Участок свекрови был ухоженным: газон подстрижен, деревья побелены, даже поздние хризантемы аккуратно укрыты на зиму.
Людмила Петровна работала всю жизнь главным бухгалтером в строительной компании, и эта педантичность проявлялась во всем.
Калитка, как обычно, была заперта на замок.
Я толкнула ее и неожиданно она подалась вперед. Странно. Свекровь всегда запирала ее, даже когда уезжала ненадолго в магазин.
«Дачники народ своеобразный», — любила повторять она.
Дорожка к дому петляла между яблонями. Уже издалека я услышала голоса. На террасе сидели трое: Людмила Петровна, какая-то незнакомая женщина средних лет и… Борис Михайлович, папин бывший коллега по институту.
Сердце екнуло. Бориса Михайловича я не видела почти три года, с папиных похорон. Тогда он произнес речь о «замечательном человеке и талантливом инженере», пожал мне руку и исчез из нашей жизни.
Но что он делает на даче у свекрови в мой предсвадебный день?
Я спряталась за сараем и прислушалась.
— …документы я уже подготовил, — уверенно говорил мужчина. — После свадьбы их будет проще оформить. Молодая жена не станет вникать в дела покойного отца. Ей будет не до этого.
— А если все-таки вникнет? — это была незнакомка. Голос тревожный, слегка хриплый от сигарет.
— Катька? — фыркнула свекровь. — Она у нас девочка простая. Копирайтер, статейки про шампуни пишет. В технических вопросах ни бум-бум. Да и Дима проследит, чтобы не лезла куда не надо. На счет ее переживать не стоит!
У меня помутнело в глазах. Они говорили обо мне как о досадном препятствии, которое надо обойти.
— Я все равно волнуюсь, — продолжала незнакомка. — Патент стоит серьезных денег. Если всплывет, что авторство не твое…
— Не всплывет, — резко оборвал ее Борис Михайлович. — Анатолий умер, свидетелей нет. Все разработки были в его компьютере, который теперь у меня. Официально патент будет оформлен на мое имя, как и должно было быть изначально.
Патент? Какой патент?
Папа действительно работал над каким-то проектом в последние годы жизни… что-то связанное с энергосберегающими технологиями. Но он никогда не рассказывал дочери подробности.
— Скучная техника, — отмахивался он, — не женское дело. Ты развивайся в своем направлении и не забивай голову лишним.
— Сколько мы можем на этом заработать? — поинтересовалась свекровь.
— При удачной продаже миллионов пятнадцать. Может, больше. Китайцы уже интересовались этой разработкой.
Я схватилась за стену сарая. Ноги подкашивались.
— Значит, по три с половиной миллиона на каждого, — подсчитала Людмила Петровна. — Димке хватит на квартиру, и нам с Галей остается неплохо.
Незнакомка, видимо, была Галя.
— Только без спешки, — предупредил Борис Михайлович. — Сначала свадьба, медовый месяц. Пусть девочка насладиться ролью любимой жены. А там уже можно будет убеждать ее продать папины «старые бумажки» за символическую сумму.
***
Я стояла за сараем и не могла поверить услышанному.
Папин патент. Пятнадцать миллионов минимум. Дележка денег между людьми, которых я считала семьей.
— А Димка в курсе? — спросила Галя, прикуривая очередную сигарету. — Или ты его в подробности не погружала?
— Конечно, — усмехнулась свекровь. — Думаешь, мой сын случайно на ней женится? Красавица, может, и не особо, характер так себе, готовить не умеет. Зато сиротка круглая и наивная как овечка.
В горле встал ком. Значит, и Дима… Мой Дима, который полтора года ухаживал, дарил цветы, говорил о любви…
— Помнишь, как он переживал, когда узнал, что она собирается разбирать папины вещи? — продолжала Людмила Петровна. — Прибежал весь на нервах: «Мама, что делать, она же все найдет!» А я ему и говорю “не дури, сынок, ты, главное, женись”. Жена — это не просто подружка, у жены права другие. Можно будет и переубедить, и если что… документы спрятать.
— Умно придумала, — одобрила Галя.
— За кого меня держишь? Я всю жизнь с цифрами работаю, каждую копейку считаю. А тут такие деньги мимо проходят…
Борис Михайлович поднялся и заметался по террасе.
— Вообще-то план был проще. Анатолий должен был меня соавтором указать. Мы же вместе начинали разработку, еще в институте. Но потом он взял паузу, сказал, что хочет сам довести проект до ума. А через год заявил, что все готово, и он подает заявку на патент только на свое имя.
— Сволочь, — сочувственно качнула головой свекровь.
— Я ему тогда такое устроил! Серьезный разговор! Сказал, что так нечестно, что я имею право на долю. А он мне в ответ: «Боря, идея-то была твоя, но реализацию я сделал сам. Ты даже формулы не выводил». Представляешь степень его наглости?
Мне стало дурно.
Папа умер от инфаркта три года назад, внезапно. Врачи говорили, что сердце не выдержало стресса. Теперь я понимала, какой именно стресс уничтожил моего отца.
— И что, он подал заявку? — уточнила Галя.
— Не успел. Через неделю после нашего разговора у него случился инфаркт. А все материалы остались в его рабочем компьютере, пароль от которого я, к счастью, знал. Мы же вместе работали, часто друг к другу в систему заходили.
— Везение, — заметила свекровь.
— Скорее справедливость, — поправил Борис Михайлович. — Идея действительно была моя. Анатолий просто воспользовался моими наработками.
Врал!
Я помнила, как папа рассказывал про «озарение», которое пришло к нему случайно, во время ремонта нашей старой стиральной машины. Как он неделями просиживал за чертежами, бормотал формулы, забывал про еду. Мама шутила: «Твой отец сейчас как одержимый. Говорит, изобретет что-то революционное».
— Главное теперь не косячить, — продолжал Борис Михайлович. — После завтрашней свадьбы я подам документы в патентное бюро. Через полгода получу готовый патент. А там уже можно будет с покупателями разговаривать.
— А если Катька начнет вспоминать, что папа что-то изобретал? — забеспокоилась незнакомка.
— Да что она помнит? — махнула рукой свекровь. — Девочка была вечно занята своими делами. Работа, университет, подружки. На отца внимания не обращала. Я Димку специально расспрашивала или она вообще в технике разбирается. Он смеялся: «Мама, она даже телевизор настроить не может».
Они ошибались. Я действительно не разбиралась в технических тонкостях, но папины рассказы помнила хорошо. И главное, знала, где он хранил копии всех важных документов.
Папа был параноиком в хорошем смысле слова.
«Катюш, запомни, — говорил он, — самое важное должно быть продублировано и спрятано там, где никто не найдет».
У него была привычка делать резервные копии всех проектов и складывать их в сейф, который стоял в нашей квартире за книжным шкафом. Про сейф знала только я. Даже мама про него не подозревала.
После папиной смерти я открыла его один раз, сразу после похорон. Там лежали страховка, завещание, несколько семейных фотографий и стопка дисков с подписями проектов. Один из них назывался «Энергосберегающая система EcoSave/ финальная версия». Тогда я не придала этому значения, просто переложила все в банковскую ячейку.
Теперь понимала, что это и есть тот самый патент.
***
Я тихо отошла от сарая и пошла к калитке. Нужно было уйти, пока меня не заметили, и все хорошо обдумать.
В электричке, которая направлялась обратно в город, я пыталась собрать мысли воедино.
Телефон разрывался от звонков. Дима, его мать, подружки… все требовали объяснений.
Я отключила звук и смотрела в окно на проплывающие мимо дачные участки.
План созрел к тому моменту, когда электричка подъезжала к железнодорожному вокзалу.
Сначала — банковская ячейка и папины документы. Потом — разговор с патентным поверенным. А уже после — финальная сцена.
В банке меня встретили как примерного клиента. Я регулярно доплачивала за ячейку и иногда заглядывала проверить, все ли в порядке. Менеджер проводила меня в хранилище, и уже через десять минут у меня в руках была заветная папка с дисками.
Дома, вставив диск в ноутбук, я увидела папину разработку: схемы, расчеты, формулы, описание принципа работы. И что самое главное, метаданные файлов показывали даты создания и редактирования. Все документы были созданы после того, как папа ушел из института, на нашем домашнем компьютере. Никакого соавторства с Борисом Михайловичем и в помине не было.
Патентный поверенный Сергей Владимирович работал в центре. Я нашла его через интернет: отзывы были хорошие, специализация подходящая. По телефону он согласился встретиться в тот же день, несмотря на выходной.
— Интересный случай, — сказал он, просмотрев документы. — Если все так, как вы рассказываете, то это мошенничество в особо крупном размере. У вас есть доказательства того, что эти люди планируют подделать авторство?
— Только мои слова, — честно призналась я. — Но завтра бывший папин коллега должен подать заявку на патент. Можно как-то это проверить?
— Можно и нужно. Я подам заявку от вашего имени как наследницы автора уже сегодня. В электронном виде это делается быстрее. А завтра, когда ваш Борис Михайлович придет в патентное бюро, его ждет неприятный сюрприз.
— А если он скажет, что документы украла я?
Сергей Владимирович улыбнулся:
— Метаданные файлов, даты создания, характеристики компьютера… все это легко проверяется экспертизой. Плюс у нас есть завещание вашего отца, где указано, что права на интеллектуальную собственность переходят к вам. Так что не волнуйтесь.
Вечером я наконец ответила на звонок Димы.
— Катя! Ты где? Что происходит? Все с ума сходят!
— Нужно встретиться. Поговорить.
— Конечно! Приезжай домой, мама пельмени наварила, будем решать, как завтра…
— Не домой. В кафе на Рубинштейна, где мы первый раз встретились. Через час.
Мой жених пришел весь взъерошенный, с красными глазами. За полтора года отношений я впервые видела его в таком состоянии.
— Катюш, ну что случилось? — он взял меня за руки. — Что за детские капризы перед свадьбой? Ты почему трубку не берешь?
— Дим, ты меня любишь? — спросила я в лоб.
— Конечно! Как можешь такое спрашивать? Я же жениться на тебе собираюсь!
— А за что любишь?
Он растерялся:
— Ну… ты добрая, красивая… нам хорошо вместе…
— А еще я сиротка и в технике не разбираюсь, да?
Лицо его изменилось. В нем появилась настороженность.
— Почему ты задаешь такие странные вопросы?
— Расскажи мне про папин патент.
Дима отпустил мои руки и откинулся на спинку стула.
— Не понимаю, о чем ты.
— EcoSave. Энергосберегающая система. Минимум пятнадцать миллионов. Так понятнее?
Теперь мой жених побледнел окончательно.
— Катя…
— Не ври. Я все знаю. Про Бориса Михайловича, про вашу с мамой долю, про то, что я должна продать «папины старые бумажки» за копейки.
Он закрыл лицо руками.
— Откуда?
— Это неважно. Важно, что завтра Борис Михайлович не сможет подать заявку. Потому что я уже подала ее сегодня.
***
Дима сидел молча минут пять. Потом тихо спросил:
— И что теперь?
— Ничего. Живи дальше. Только без меня.
— Кать, я могу объяснить…
— Что именно? Что полтора года изображал любовь ради денег? Что твоя мама называла меня овечкой? Или что вы планировали обокрасть сироту на огромные деньги?
Он попытался взять меня за руку, но я ее отдернула.
— Я действительно тебя полюбил. Сначала да, была меркантильная составляющая, но потом…
— Потом было удобно. Добрая, хорошая, ничего не требующая. А я как дура строила планы на совместное будущее.
— Катя, давай все начнем сначала. Без патентов, без денег. Просто мы с тобой.
Я встала и накинула куртку.
— Дим, если бы ты пришел ко мне честно и сказал: «Катя, я знаю, что твой отец оставил ценную разработку, давай разберемся вместе», возможно, мы бы действительно стали партнерами. Но ты выбрал обман. А теперь слишком поздно начинать сначала. Прощай!
***
Через три дня Борис Михайлович действительно попытался подать заявку на патент. Его вежливо отправили восвояси, объяснив, что заявка от законного правообладателя уже поступила и рассматривается.
А еще через неделю он получил повестку в суд. Я подала на него иск о попытке мошенничества.
Суд длился два месяца.
Борис Михайлович пытался доказать соавторство, приводил свидетелей из института, ссылался на старые проекты. Но экспертиза метаданных и показания папиных друзей, которые помнили его рассказы об «озарении», сделали свое дело.
Решение было однозначным: патент принадлежит мне как наследнице единственного автора.
Дима пытался звонить первые недели, потом сдался.
Людмила Петровна один раз встретила меня у подъезда, пыталась что-то объяснять про «недоразумение» и «семейные отношения», но я прошла мимо.
Продажа патента заняла еще полгода.
Покупателем оказался не китайский концерн, как планировал Борис Михайлович, а шведская компания, специализирующаяся на экологических технологиях. Они предложили двадцать два миллиона. Больше, чем рассчитывали мошенники.
На эти деньги я сделала то, о чем давно мечтала. Открыла фонд поддержки молодых изобретателей имени своего отца. Часть средств пошла на гранты студентам технических вузов, часть — на юридическую поддержку тех, кто сталкивается с кражей интеллектуальной собственности.
Сергей Владимирович, патентный поверенный, стал не только моим деловым партнером, но и близким другом.
Оказалось, что он тоже потерял родителей рано и понимал, что значит внезапно остаться одному. Наше общение началось с деловых встреч, но постепенно переросло в длинные разговоры о жизни, книгах, планах на будущее.
— Знаешь, — сказал он как-то зимним вечером, когда мы сидели в его офисе над документами очередного гранта, — твоя мама была мудрой женщиной.
— Почему ты так думаешь?
— Она привела тебя к правде в нужный момент. Представь, что было бы, если бы ты вышла замуж, а потом узнала обо всем этом.
Я задумалась.
Действительно, сон мог быть простым совпадением, работой подсознания, которое уловило какие-то неосознанные сигналы. Но результат от этого не становился менее важным.
Через год фонд выдал первые гранты. Среди получателей была девушка из Томска, разрабатывающая систему очистки воды, и парень из Казани с проектом солнечных батарей нового поколения. Глядя на их горящие глаза на церемонии вручения, я поняла: папа гордился бы мной.
Борис Михайлович получил три года условно за попытку мошенничества. Дима устроился в другую строительную компанию, женился на дочке директора. Людмила Петровна продала дачу и переехала к сыну.
А я купила небольшой дом в Комарово, рядом с заливом.
По вечерам я гуляю по берегу и думаю о том, как странно иногда поворачивается жизнь. Год назад я готовилась стать женой человека, который меня не любил. Теперь я руковожу фондом, помогаю талантливым людям защищать свои идеи и встречаюсь с мужчиной, который ценит меня не за наивность, а за решительность.
Справедливость восторжествовала не только в суде, но и в жизни. И я точно знаю, что где-то на небесах моя мама сейчас улыбается.
