— Стой, Дим! А с чего это я должна устраивать твоего брата к нам на работу? У него же даже образования никакого нет! Или ты хочешь, чтобы я за него поручилась, а потом меня вместе с ним же и уволили бы?
Яна с силой воткнула нож в разделочную доску, где лежала одинокая луковица, так и не дождавшаяся своей участи. Она резко развернулась. Её лицо, обычно спокойное после долгого рабочего дня, сейчас было напряжено, а в глазах появился холодный, жёсткий блеск, который Дмитрий прекрасно знал и откровенно побаивался. Он стоял, прислонившись к дверному косяку кухни, и его поза, казавшаяся расслабленной всего минуту назад, теперь выдавала в нём просителя, пойманного на слабом месте.
— Ну чего ты сразу начинаешь? Я же не прошу его в совет директоров посадить, — он попытался смягчить ситуацию улыбкой, но она вышла кривой и неубедительной. — Просто помочь человеку. Своему человеку. Лёшке.
— Лёшке двадцать шесть лет, Дима. Это уже не ребёнок, которому нужно помогать, а взрослый мужик, который палец о палец не ударил, чтобы хоть чего-то в жизни добиться, — отчеканила она, выдернув нож из доски. — Его выгнали с двух последних работ за прогулы. Он колледж бросил на втором курсе, потому что ему «скучно стало». Какого «своего человека» я должна устроить к себе в аналитический отдел? Может, ему сразу мой кабинет отдать? Там кресло удобное, спать хорошо будет.
Она говорила это без крика, ровным, почти ледяным тоном, от которого его заготовленные аргументы про семейные узы и взаимовыручку рассыпались в пыль. Он понимал, что логикой её не пронять, а потому решил надавить на эмоции — единственное, что у него оставалось.
— Его родители из дома выставляют. Сказали, всё, хватит, или иди работай, или съезжай. Ты же знаешь мою мать, она его жалеет, но отец упёрся. Куда ему идти? На улицу? Яна, ну войди в положение. Он же мой брат.
— Вот именно, он твой брат. И твои родители. Почему вы решаете его проблемы за счёт моей карьеры? — она подошла к плите и с шумом поставила на неё сковороду. — Ты хоть представляешь, что такое взять человека без опыта и образования в крупную финансовую компанию? Это служебная проверка для меня, вопросы от кадровиков, косые взгляды подчиненных. Мне пришлось уволить в прошлом квартале парня с красным дипломом, потому что он не справлялся с нагрузкой. А сюда я должна привести твоего Лёшку, который не может отличить дебет от кредита?
Дмитрий сжался. Он ненавидел, когда она раскладывала всё по этим своим логическим полочкам, не оставляя ему ни единого шанса. В её мире всё было правильно и чётко, как в финансовых отчётах, которые она проверяла целыми днями. А в его мире были семья, брат, которого жалко, и родители, которые каждый день выносили ему мозг.
— Ты могла бы хотя бы сделать вид, что подумаешь! — его голос наконец обрёл обиженные нотки. — Могла бы сказать: «Да, Дим, ситуация сложная, давай посмотрим, что можно сделать». Но ты сразу рубишь с плеча! Тебе просто наплевать на мою семью!
— Мне не наплевать на нашу семью. На тебя и на меня, — она повернулась, и её взгляд стал ещё жёстче. — И именно поэтому я не позволю великовозрастному бездельнику ставить под угрозу наше благополучие, которое, напоминаю, в большей степени зависит от моей работы. Разговор окончен, Дима. Я не буду его никуда устраивать. Ни бумажки перебирать, ни кофе разносить. Никак.
Тишина стала оружием. Она поселилась в их квартире после того резкого разговора и заполнила собой всё пространство. Это была не умиротворяющая тишина отдыха, а густая, вязкая тишина невысказанных упрёков. Дмитрий больше не начинал разговор о брате напрямую. Он выбрал другую тактику, гораздо более изматывающую. Теперь он страдал. Демонстративно и громко. Вечерами он подолгу говорил по телефону с матерью, и обрывки его фраз, брошенные якобы вполголоса, долетали до Яны, где бы она ни находилась.
— Да, мам… понимаю… Нет, пока ничего… Я пытаюсь, но ты же знаешь… Ей сложно понять…
Он тяжело вздыхал, кладя трубку, и садился в кресло, уставившись в одну точку. Он больше не просил, он создавал атмосферу, в которой отказ Яны выглядел как бесчеловечная жестокость по отношению к нему и всей его несчастной семье. Каждый ужин проходил в этом молчаливом напряжении. Он ковырялся вилкой в тарелке, а она ела, не чувствуя вкуса еды, ощущая себя надзирателем в тюрьме его плохого настроения. Это продолжалось три дня. Три бесконечных вечера, отравленных его пассивной агрессией. На четвёртый день она поняла, что больше не выдержит. Её дом, её крепость, превратился в театр одного актёра, где ей была отведена роль бездушного тирана.
Он снова завёл свою пластинку, когда она разбирала почту за кухонным столом.
— Я сегодня с отцом говорил, — начал он издалека, его голос был полон вселенской скорби. — Он совсем сдал. Переживает за Лёшку. Мать на нервах, давление скачет. Они же не вечные, Ян. Им просто хочется быть спокойными за младшего сына. Неужели это так много? Посади его куда-нибудь в отдел, пусть просто бумажки перебирает. Он будет тихо сидеть, я с ним поговорю. Я тебе обещаю, он даже дышать громко не будет. Ну надо помочь человеку, он же свой…
Яна медленно подняла голову. Она смотрела на него долго, не мигая, будто оценивала противника перед решающим ходом. В её взгляде не было ни злости, ни раздражения. Только холодная, отстранённая усталость. Она видела его насквозь: его манипуляции, его желание казаться хорошим сыном и братом за чужой счёт, его слабость. И она приняла решение.
— Хорошо, — сказала она.
Дмитрий замер на полуслове. Он не сразу понял, что услышал.
— Что?
— Я говорю: хорошо, — повторила она ледяным тоном, от которого по его спине пробежал холодок. — Приводи своего брата. Завтра. К десяти утра. Пусть будет в костюме.
Его лицо озарила такая искренняя, детская радость, что на мгновение ей стало его почти жаль. Он не понял. Он ничего не понял. Он воспринял её слова как капитуляцию, как долгожданную победу его тактики нытья и уговоров.
— Яна! Спасибо! Ты не представляешь! Спасибо тебе огромное! — он подскочил к ней, хотел обнять, но она едва заметно отодвинулась, не отрывая взгляда от его сияющего лица.
— Собеседование буду проводить я лично, — добавила она так же ровно. — В присутствии руководителя кадровой службы. Чтобы всё было официально.
Но он уже не слышал этих последних слов. В его голове звучали фанфары. Он победил. Он спас брата, успокоил родителей и доказал, что может «договориться» со своей строгой женой. Он тут же схватил телефон, чтобы сообщить радостную новость Лёшке. Яна молча смотрела на его суету. Она больше не спорила. Она просто готовилась к завтрашнему дню.
Кабинет Яны находился на семнадцатом этаже бизнес-центра, и панорамное окно открывало вид на город, раскинувшийся внизу серой, пульсирующей картой. Но сейчас никого не интересовал пейзаж. Воздух в помещении был холодным и разреженным, как на вершине горы. Яна сидела за своим массивным столом из тёмного дерева — прямая спина, идеально уложенные волосы, строгий синий костюм, который был её бронёй и униформой. Она была воплощением власти и компетенции. Слева от неё, в кресле для посетителей, расположилась Анна Борисовна, руководитель отдела кадров, — женщина неопределённого возраста с гладко зачёсанными волосами и абсолютно непроницаемым лицом. Её присутствие превращало происходящее из семейной разборки в официальную процедуру. Она молча положила перед собой блокнот и ручку, готовая фиксировать факты.
Ровно в десять ноль-ноль в дверь робко постучали.
— Войдите, — голос Яны прозвучал ровно и деловито.
Дверь приоткрылась, и в кабинет боком протиснулся Алексей, брат Дмитрия. Он был в костюме. Но это слово не подходило к тому, что было на нём надето. Слишком короткие брюки открывали взору нелепые светлые носки. Пиджак, явно взятый напрокат или у более крупного товарища, висел на его сутулых плечах мешком, а узел галстука был затянут криво и напоминал удавку, которую он безуспешно пытался ослабить. Он замер на пороге, ослеплённый светом из окна и напуганный официальной обстановкой. Он явно ожидал увидеть просто Яну, жену брата, а не начальника отдела в окружении свиты.
— Алексей, доброе утро. Проходите, присаживайтесь, — Яна указала на стул напротив себя. — Это Анна Борисовна, наш HR-директор.
Лёшка неуклюже прошёл через весь кабинет, стараясь не смотреть по сторонам, и плюхнулся на стул. Он протянул Яне влажную, холодную ладонь для рукопожатия. Она ответила на него коротко и крепко, не меняя выражения лица. Анна Борисовна ограничилась вежливым кивком.
— Итак, Алексей, — начала Яна, открывая на столе совершенно пустую папку с его фамилией. — Мы пригласили вас, чтобы обсудить возможную вакансию в моём отделе. Для начала, расскажите немного о себе, о вашем опыте работы.
Лёшка сглотнул. Он явно не готовил речь.
— Ну… я Лёша. Алексей… Учился в колледже… экономическом. Не закончил. Работал потом… ну, в разных местах. В продажах вот работал, в магазине техники. И на складе.
— Хорошо. Давайте подробнее о вашем последнем месте работы. Что входило в ваши обязанности? Каких результатов вы достигли? — Яна задавала вопросы так, будто видела его впервые в жизни.
— А… на складе? Ну… принимал товар. Раскладывал. В основном… — он запнулся, пытаясь вспомнить хоть что-то, что можно было бы выдать за достижение. — Ну, чтобы порядок был.
Анна Борисовна чиркнула что-то в своём блокноте. Этот сухой скрип ручки по бумаге прозвучал в тишине кабинета как приговор.
— Понятно. Какие ваши сильные стороны как сотрудника вы могли бы выделить? — продолжила Яна, невозмутимо глядя ему в глаза.
— Я… коммуникабельный. Быстро учусь, — выпалил он заученную фразу, которую, видимо, вычитал в интернете по пути сюда.
— Прекрасно. Коммуникабельность — важное качество. А что насчёт аналитических способностей? Умеете ли вы работать с большими объёмами данных, с таблицами Excel на продвинутом уровне, составлять сводные отчёты?
Лёшка моргнул. Он смотрел на неё так, будто она заговорила с ним на суахили.
— Ну… Excel знаю. Таблички делать могу… простые.
— Хорошо. И последний вопрос, Алексей. Кем вы видите себя в нашей компании через пять лет? Каковы ваши карьерные цели?
Этот вопрос окончательно его добил. Он смотрел то на Яну, то на безмолвную Анну Борисовну, и в его глазах плескалась откровенная паника. Карьерные цели? Пять лет? Он думал только о том, как продержаться до вечера и получить первую зарплату.
— Я… я бы хотел… ну… стать хорошим специалистом. Важным… для компании, — выдавил он из себя жалкое подобие ответа.
Яна выдержала паузу, давая этому ответу раствориться в холодном воздухе кабинета. Затем она с едва слышным шелестом закрыла пустую папку.
— Спасибо, Алексей. Мы всё поняли. Мы свяжемся с вами, как только примем решение.
Она встала, давая понять, что собеседование окончено. Лёшка, спотыкаясь, тоже поднялся, пробормотал что-то вроде «спасибо, до свидания» и, не глядя по сторонам, поспешил к выходу. Дверь за ним закрылась. Яна и Анна Борисовна несколько секунд молчали. Затем кадровик подняла глаза на Яну. В её взгляде не было ни сочувствия, ни осуждения. Только сухая констатация факта.
— Яна Павловна, — произнесла она ровным голосом. — Готовим официальный отказ по причине полного несоответствия кандидата даже минимальным требованиям?
Дмитрий ждал её в гостиной. Не на кухне, как обычно, а именно в гостиной, что само по себе было знаком — он ждал не ужина, а новостей. Когда она вошла, он вскочил с дивана, его лицо было полно тревожного, нетерпеливого ожидания. Он был похож на игрока, сделавшего последнюю ставку и теперь вглядывающегося в лицо крупье. Яна молча прошла мимо, сняла туфли, повесила плащ в шкаф. Каждое её движение было подчёркнуто медленным, выверенным. Она не давала ему ни единой зацепки, ни намёка во взгляде.
Она вошла в комнату, держа в руках свою кожаную сумку. Открыла её, достала аккуратный файл, а из него — один-единственный лист на официальном бланке компании с логотипом в верхнем углу. Не говоря ни слова, она подошла к журнальному столику и положила этот лист перед Дмитрием.
Он схватил его с такой поспешностью, будто это был выигрышный лотерейный билет. Его глаза забегали по строчкам. Яна наблюдала за ним, за тем, как менялось его лицо. Сначала недоумение сменилось растерянностью, потом на скулах заиграли желваки, а губы сжались в тонкую, злую линию. Он дочитал до конца, до сухой подписи и печати отдела кадров, и медленно поднял на неё взгляд. В его глазах больше не было надежды. Только холодная, концентрированная ярость.
— Что это? — выдохнул он, и голос его был опасно тихим.
— Это официальный ответ по итогам собеседования, — так же тихо, но с металлической твёрдостью в голосе ответила Яна. — Я попросила отдел кадров подготовить его, чтобы всё было по правилам. Чтобы у твоего брата не осталось вопросов. Можешь отдать ему сам.
— По правилам? — он вскочил, сжимая в кулаке бумагу. — Ты называешь это правилами? Ты устроила ему публичную порку! Ты выставила его на посмешище перед какой-то кадровичкой! Тебе этого хотелось? Унизить его? Унизить меня?
— Я провела стандартное собеседование, Дима. Такое же, какое проходят все кандидаты, претендующие на место в моей команде. Я задавала ему обычные вопросы. Если ответы на них его унизили, то это вопросы не ко мне, а к нему. И к тем, кто внушил ему, что он может прийти с улицы и получить работу в серьёзной организации.
Её спокойствие подливало масла в огонь. Он ходил по комнате, как зверь в клетке, размахивая скомканным листком.
— Ты всё подстроила! Ты с самого начала знала, что откажешь! Зачем тогда был нужен весь этот цирк? Чтобы насладиться моментом? Показать, кто здесь хозяйка? Тебе доставило удовольствие смотреть, как он там мямлил, не зная, что сказать?
— Да, — отрезала она, и это короткое слово заставило его замереть. — Да, я с самого начала знала, что он не подходит. И да, мне нужно было, чтобы ты, его родители и главное, он сам, увидели это не на моих словах, а на деле. Чтобы вы все поняли, что работа — это не благотворительность. Что репутацию, которую я зарабатывала десять лет, я не собираюсь разменивать на прихоти твоей семьи.
Он смотрел на неё, и в его взгляде смешались ненависть и что-то похожее на страх. Он вдруг понял, что она не играла. Она была абсолютно серьёзна.
— Ты жестокая, — прошептал он. — Просто бессердечная и жестокая. Моя мать была права на твой счёт.
— Не смей впутывать сюда свою мать, — голос Яны стал ледяным.
— Твоя мать вместе с твоим отцом вырастила беспомощного инфантила, а теперь вы все ищете, на кого бы его повесить. Вы не помочь ему хотите, вы хотите от него избавиться! Сбагрить его на меня, на мою ответственность. Чтобы он сидел у меня в отделе, ничего не делал, получал зарплату, а я бы за него отчитывалась и прикрывала его прогулы. Ты этого хотел, Дима?
— Я хотел, чтобы ты помогла моей семье!
— Нет! — она сделала шаг ему навстречу, и теперь их разделял только столик с этим несчастным скомканным отказом. — Ты хотел решить свою проблему чужими руками. Ты слабак, Дима. Такой же, как твой брат. Только он открыто сидит на шее у родителей, а ты пытаешься решать свои проблемы за счёт меня, прикрываясь красивыми словами о семье. Вы оба — паразиты.
Последнее слово она произнесла почти беззвучно, но оно ударило его сильнее пощёчины. Он застыл, глядя на неё широко открытыми глазами. Вся его ярость схлынула, оставив после себя лишь опустошение и горькое осознание. Она только что уничтожила всё, что было между ними. Не криком, не скандалом, а несколькими точными, убийственными словами. Он больше не видел перед собой свою жену. Он видел чужого, холодного человека, который вынес ему окончательный приговор. И апелляции не будет…
