Жизнь начинающего художника была печальна: в его мансарду вела хрупкая лестница в сто четыре ступени, отапливалась комната железной печкой, и к утру в ней было холодно, как в погребе.
Гюстав Курбе питался каштанами и конской колбасой, обед в дешевом ресторанчике казался праздником, но парижские модистки были восхитительны, да и молоденькие натурщицы отказывать не привыкли.
Когда Гюстав был мальчишкой, он хотел лишь бегать по полям родного Орнана и охотиться на птиц, а вовсе не учиться. Это расходилось с намерениями его отца, который всю жизнь провел в неустанных трудах. Режи Курбе был большим оригиналом: все время что-то изобретал: то паровой плуг, то сверхмощную веялку, то работающий от ветра виноградный пресс
Машины обходились в огромные деньги и при этом даже работали — но совсем не так, как хотел изобретатель. Плуг зарывался в землю, веялка норовила оторвать ноги тому, кто ею управлял. В результате изобретения Режи Курбе заканчивали жизнь в сарае. Но он не терял присутствия духа.
Единственного сына папаша Курбе решил определить в юристы, а Курбе-младший усиленно сопротивлялся. Отец настоял на хорошем образовании и отправил Гюстава в Королевский колледж в Безансон, который привел парня в уныние. Физика, геометрия и латынь, скверная кормежка, холодные спальни, суровые учителя — все это было невыносимо. С Безансоном его примиряли только уроки рисования.
Гюстав страстно хотел стать художником, а для этого надо было ехать в Париж. С таким же успехом он мог проситься в Бразилию — отец не жалел денег лишь на свои изобретения. И все-таки отца он переупрямил: Режи Курбе отпустил сына в столицу и согласился выслать деньги. Родительских дотаций хватило на жилье и скудный стол.
И вот он в Париже… Юноша обожал терпкое вино и темноволосых девушек. Он совершенно не нуждался в том,что другие называли «любовью». Она казалась чем-то опасным и непонятным, лишающим воли и причиняющим страдания.
Среди множества натурщиц, модисток, продавщиц, позировавших ему светских дам — всех, кто исчез из памяти, не оставив в ней заметного следа, были и те, кто растревожил его сердце.
…Ее звали Тереза Аделаида Бине, и она была портнихой. Они познакомились в одном из парижских ресторанчиков. Все началось как обычно, но ухаживание было непривычно долгим: они гуляли по утреннему Парижу, встречая рассвет на набережной, и даже говорили о женитьбе.
Он искренне этого хотел и не собирался обманывать Терезу: в том, что приключилось, его вины не было. Она забеременела, а он жил как и прежде — глупо было было посвящать себя семье, когда у тебя только стало что-то получаться в профессии.
Гюстав ложился за полночь и рано вставал, день просиживая за мольбертом, а по вечерам развлекался с друзьями. Денег по-прежнему не было, а критики не желали признавать его гениальность. Тереза несколько раз напоминала, что ребенку нужен отец, потом ей это надоело и она, собрав вещи, уехала к родителям, в родной Дьепп — там и родила.
С сыном Гюстав виделся всего несколько раз и не слишком об этом жалел. Мысль о том, что у него могла быть другая, обустроенная жизнь, с нормальным домом, где его бы ждали жена и сын, время от времени начинала грызть душу, но потом проходила.
Потом в его жизни случалось многое. В него влюбилась одна из заказчиц, титулованная дама, и какое-то время об этом говорил весь артистический Париж. Дамочка даже хотела бросить мужа.
Но главной страстью художника оказалась подруга американского художника Джеймса Уистлера: пожалуй, это больше всего походило на то, что называют любовью. Впервые Джоанна позировала Уистлеру для портрета «Симфония в белом №1, девушка в белом» в его парижском ателье на бульваре Батиньоль. В течение следующих шести лет она была его возлюбленной и моделью Уистлера.
В одном из писем к Анри Фантин-Латуру в 1861 году Уистлер так описал Джоанну:
«Я пытался придать ей выражение! на самом деле, мой друг! действительно выражение — если бы я только мог описать ее голову — у нее прекраснейшие волосы из тех, что ты когда-либо видел! рыжие, не золотистые или медные — как венецианка в моих мечтах! — кожа золотисто-белая или желтая, если ты этого желаешь…»
Ко времени знакомства с Джоанной Курбе уже стал известен. Талант и упорство взяли свое: он ни у кого толком не учился, а мастерства набрался копируя картины в Лувре.
Курбе называл своим учителем Карла Карловича Штейбена, выпускника Санкт-Петербургской Академии художеств, постоянно проживавшего во Франции.
Сначала над его работами смеялись: краски казались непривычными, раздражало скрупулезное следование реальности. Критики воротили нос от лиц его горожан и заплат на крестьянских штанах: грубой реальности не место в искусстве.
Но он не отступал, его рука становилась тверже, глаз — острее. Со временем недоброжелатели поняли — этот малый станет большим художником.
А одаренного Джеймса Уистлера критики откровенно презирали: его уделом были газетные оплеухи и нищета. Курбе познакомился с Уистлером и его подругой на морском курорте в Трувиле и вскоре увел у него статную рыжеволосую красотку.
Ее звали Джоанна Хиффернан, парижская богема прозвала ее «ирландкой Джо». С ней он узнал, какой мучительной может быть привязанность к умной и обворожительной женщине.
Он привык работать как лошадь, напиваться и проводить время с друзьями. Женщины в его мире возникали время от времени и так же быстро уходили — ни одна не выдерживала густой смеси из табачного дыма, aбceнта и рассуждений о философии Прудона. Но расстаться ирландкой Джо он не смог, и ему пришлось приноравливаться к ее вкусам.
Друзья держались за животы: «Нашего Гюстава держит на коротком поводке бaбa!» Рестораторы осуждающе качали головами — им не нравилось, что Курбе перестал сорить деньгами и устраивать веселые кутежи.
Папаша Курбе был приятно удивлен: сын привез на родину, в Орнан очаровательную женщину, дело, того и гляди, окончится свадьбой. У Джо были богемные привычки: она вставала в полдень, и любила разгуливать по дому полyгoлoй, но Курбе-старший и его супруга готовы были смириться даже с этим. В это время Джоанна позирвала Гюставу для картины «Спящие».
Все погубило то, что Джо и Гюстав были вылеплены из одного и того же теста. Даже при самом легком нажиме они вспыхивали, как серные спички. Ей не нравилось, что он каждый вечер навеселе, его раздражало, что на нее засматривался всякий встречный бездельник, а она даже не думала опускать бестыжие глаза.
Ссоры происходили бурно: брошенные об пол чашки разбивались на тысячи осколков, спавшие в другом крыле дома старики Курбе прятали головы под подушки и шумно вздыхали.
Через несколько месяцев Джоанна собрала вещи, села в дилижанс и покатила в Париж. Он бросился следом. Там их роман разгорелся с новой силой. Но в итоге они все равно расстались.
Aбceнт — замечательная штука, а на то, что он разушает печень и сушит мозг, настоящие мужчины плюют. Нет, женщинам все-таки нельзя верить! Он окунулся в искусство.
«Боже мой, как это безобразно!», — кричали в голос на его выставках. Курбе отправил на выставку картину «Похороны в Орнане».
Куртуа, художественный критик писал: «Картина вызывает одно желание — не быть никогда похороненным в Орнане. Я не знаю, лучше ли там родиться, среди этого безобразного народа».
Картина Гюстава Курбе «Купальщицы» вызвала негодование императора Наполеона III, который в знак своего возмущения демонстративно отхлестал (!) полотно плеткой.
Удивить искушенный Париж обнаженной натурой было сложно. Но Гюставу это удалось! Публику шокировал и возмутил неприглядный реализм фигуры простой крепкого телосложения женщины с грязными пятками.
Обнаженная женская натура по канонам изящных искусств должна вызывать у зрителя только эстетические чувства. А тут «даже крокодил потерял бы аппетит» — злословили критики.
«От какого чудовища… мог произойти этот ублюдок по имени Гюстав Курбе? Под каким колпаком, на какой навозной куче, политой смесью вина, пива, ядовитой слюны и вонючей слизи, произросла эта пустозвонная и волосатая тыква, эта утроба, притворяющаяся человеком и художником, это воплощение идиотского и бессильного “я” ?» — возмущался Александр Дюма-сын.
Но злые критики не видели еще его две самые скaндальные картины «Происхождение мира» и «Спящие». «Происхождение мира» была выставлена только спустя 120 лет. А полотно «Спящие», ставшее достоянием общественности в 1872 году, вызвало очередную бурю негодования.
В 1871 году пришедшую к власти Парижскую коммуну Гюстав Курбе встречает с распростертыми объятиями. Это чувство — взаимно: при новой власти известный оппозиционер Курбе становится кем-то вроде комиссара по культуре. Молодые, не желающие писать по аадемическим канонам художники считали его своим вождем. «Великий и ужасный Курбе»!
Он руководил низвержением Вандомской колонны — памятника варварству, отлитого из австрийских и русских пушек, взятых в битве под Аустерлицем.
Курбе высказывался за снос колонны, производящей «впечатление кровавого ручья в мирном саду», и за то, чтобы перенести этот памятник на эспланаду Дома инвалидов и установить на пустынном месте, посещаемом главным образом военными. Во время Коммуны Курбе был близок к осуществлению своей мечты. Но общественное мнение Парижа потребовало полного уничтожения колонны.
После падения Коммуны Курбе отсидел по приговору суда полгода в тюрьме. Палата депутатов приговорила его к штрафу. Он получил иск на триста двадцать три тысячи франков, необходимых для восстановления колонны. Таких денег у него не было, художник был практически нищим.
В конце жизни художник был вынужден бежать из Франции в Швейцарию. Это было грустно. Ему хотелось уснуть и проснуться в своей берлоге на улице Отфей, как следует поработать, а потом заглянуть в любимый ресторанчик и поболтать с друзьями.
Он вспоминал свой милый старый дом над сонной речкой Лу, к которому можно было причалить на лодке. Когда парижский Салон присудил ему золотую медаль, то родной город встречал его с музыкой. Ему надоела идиллическая Швейцария, и приветливые, но равнодушные швейцарцы…
В 1877 году 58-летнего художника не стало. Теперь его картины стоили огромных денег. Но наследникам это не принесло счастья. Курбе все завещал сестре Жульетте. Вторая его сестра Зоэ подделала завещание, долго судилась и окончила свои дни в сумасшедшем доме. Терезы не было уже в живых, а их единственный с Гюставом сын Эмиль сгорел в одночасье от пнeвмoнии.
След прекрасной ирландки Джо затерялся где-то в Лондоне. Жульетта посвятила жизнь памяти брата и ее квартира на улице Вожирар превратилась в музей Курбе.
О величии Курбе заговорили и те, кто когда-то писал о полной его бездарности. В 1919 году тело Гюстава Курбе перезахоронили в его любимом Орнане и церемония прошла с большой помпой.
