Любочке страшно не везло. Она родилась красавицей и заслуживала гораздо большего, чем у нее было. Ее отец, генерал-майор Иван (Иоганн) Христианович Кроль, и мать Наталья Андреевна, души в девочке не чаяли.
Дед Любы, потомок немецких переселенцев, был возведен в дворянство Российской империи достоинство Павлом I, отличился в войну 1812 года, а при Николае I внес свой вклад как инженер-путеец в строительство первых в стране железных дорог.
Кроме Любы, в семье были еще сын Николай и младшая дочь Саша (та, которую сосватали за медиума Дэниела Хьюма, о которой я рассказывала в предыдущей статье). То, что у Любочки будет блестящее будущее, родители не сомневались и пристроили в Смольный институт. Когда она повзрослела, ее представили ко двору.
Восхищенный юной барышней, на нее обратил внимание в 1849 году сам император Николай I. Мемуаристка А.И. Соколова, называя Кроль «выдающейся красавицей», дополняла, что почтивший девушку своим избранием государь «довольно щедро, как говорила стоустая молва, заплатил ей за свое довольно кратковременное увлечение».
Другие уверяли, что Люба Кроль сама прилагала немалые усилия, желая обратить на себя внимание импозантного Николая Павловича.
Когда девушке исполнилось двадцать лет ни для кого не было секретом, что у императора и Любочки «особые» отношения. Чтобы пресечь сплетни, Любу выдали замуж в 1853 году за генерал-майора Михаила Пенхержевского. Замужество оказалось недолгим. Муж заболел и почти все средства ушли на его лечение, но это не помогло. Супруг скончался через два года после свадьбы.
Люба осталась на руках с малолетним сыном Александром без гроша и без поддержки родных. Не прошло и года, как Любовь Ивановна вновь вышла замуж за безумно влюбленного в нее коллежского советника Ивана Платоновича Голубцова, который «предложил ей свое имя и с ним вместе безбедное существование для нее и обожаемого сына». Она надеялась, что со временем «стерпится-слюбится». Но не сложилось.
Супруги после свадьбы отправились в Киев. Муж оказался человеком бесцветным, неинтересным и звезд с неба не хватал.
Жизнь в Киеве быстро наскучила госпоже Голубцовой. Натура страстная и алчная, она сбежала от мужа в Петербург, и поселилась у брата Николая. Квартира Николая была в центре, на Садовой улице, но в той самой отдаленной ее части, где по мнению Любови Ивановны, достойные люди не жили.
По соседству селились не слишком успешные купцы, мелкие канцеляристы, да вдовы.
Вскоре после приезда она поняла, что переоценила возможности брата, его дела шли не блестяще: лишней копейки в доме не было. Да и человеком Николай был склонным к употреблению. В квартире толпился разномастный народ, друзья-приятели Николая, литераторы и поэты.
В памяти Любы всплывала бесконечная, ведущая, казалось, к самому небу лестница Аничкова дворца. Прелестная дебютантка мадемуазель Кроль с замирающим сердцем поднималась по ней. Потом ее приводили сюда через потайные двери. Но мир дворца, роскошный и таинственный, вызывал в душе восторг и почтение к тем, для кого вся эта красота была сотворена.
Внимание Николая I, выбравшего именно ее из многих юных прелестниц, вызвало в душе Любы не испуг, а гордость. Она посчитала это наивысшим признанием ее красоты и исключительности — могучего оружия в достижении любых целей. Но судьба, видно, позволила ей лишь на короткое время приобщиться к роскошной жизни, чтобы, издевательски смеясь, тут же поставить в нынешнее унизительное положение.
Иногда Любови Ивановне до смерти хотелось творогу, который когда-то с цукатами и медом подавали в родительском доме. Тогда она отправлялась в молочный ряд Апраксина двора, останавливалась у каждой торговки и пробовала товар, осведомляясь о его свежести. Но, обойдя всех, ни у кого творог не покупала.
Фокус Любочки довольно скоро раскусили и осмеяли ее. Бродя между прилавков, она своей красотой, одеждой, хоть и поношенной, выделялась среди толпы и слышала в свой адрес немало неприличных предложений и чувствовала, как ею овладевает бешенство.
Мысль том, чтобы преподавать капризным девочкам из богатых семей языки, Любовь Ивановна гнала прочь. С началом весны у 28-летней Любочки стало портиться настроение…
На Невском проспекте, словно яркие бабочки, появлялись красивые дамы в затейливых шляпках, роскошных нарядах и изящной обуви на каблучках. Они степенно выходили из экипажей, благоухая умопомрачительными духами.
Любовь Ивановна нарочно отводила взгляд, чтобы не терзать себя. Глядя на свое отражение в витрине модного магазина, она совсем пришла в уныние. На ней была старая мантилья и шляпка, которых в этом сезоне не встретишь ни у одной уважающей себя дамы.
Статный господин прервал размышления Любочки. Поигрывая тростью, он учтиво осведомился: «Простите, но я совершенно сбит с толку просьбой сестры выбрать ей модную шляпку. Наверняка вы знаете в этом толк!»
Элегантный незнакомец прибавил, что приехал из Нижнего Новгорода в Петербург и его судоходная волжская флотилия доставляет ему меньше хлопот, чем просьбы родственников. Не могла бы она ему помочь? Секунду поколебавшись, Люба вошла в распахнутую перед ней дверь модного магазина.
В магазине с помощью прелестной спутницы он решил все мучившие его сомнения, и приказчик отнес в его экипаж целую груду коробок и свертков.
Вечер продолжился в ресторане, а затем плавно перетек в его гостиничный просторный номер с видом на Мойку. Новый знакомый жарко шептал, что очарован ею, что такая женщина, как она не должна ни в чем нуждаться…
«Такая внешность, как у вас, — чрезвычайная редкость. Вы не итальянка? Вы так и проситесь на портрет!» — расточал комплименты усатый сластолюбец, подливая Любочке в шампанского в бокал.
Раскрасневшись от выпитого шампанского, Любовь Ивановна думала о том, что хорошо все-таки, что господин — приезжий. Ничего страшного, если она уступит ему. Вероятность их встречи в будущем маловероятна.
Домой она вернулась довольно поздно. Хорошо, что сегодня брат Николай отправился в Полюстрово на писательскую пятницу к друзьям.
Няня, нанятая присматривать за маленьким сыном Любови Ивановны, была недовольна задержкой хозяйки, но, получив жалованье, которое давно не могла вытребовать, без лишних слов удалилась.
Люба, отложив в сторону коробку с новенькой шляпкой, присела к столу и принялась пересчитывать ассигнации, переданные ей при прощании. Денег оказалось неожиданно много. Развеселившись, она достала шляпку с вуалью и примерила ее.
В отражении зеркала была незнакомая красавица с блестящими глазами, лихорадочным румянцем и капризным изгибом рта. Она невольно залюбовалась собой. Как хороша! Вот что значит маленькое неожиданное приключение… Время от времени она могла бы встречаться с этим господином, будь он петербуржцем. Или нет?
Вскоре Любовь Ивановна взяла за правило прохаживаться по центру города и облюбовала прелестную кондитерскую, где можно было выпить кофе с марципанами и мечтательно смотреть, как ветер гонит весенние облака.
«Нет ничего опаснее первого успеха», — утверждала французская писательница XIX столетия Дельфина де Жирарден.
И Люба закрепила свой успех не раз и не два. Кто-то из знакомых видел ее в щекотливых ситуациях и за ней закрепилась слава очень дорогой куртизанки.
Но время шло, и Люба не молодела. Появилась необходимость определенности в отношениях. Профессия куртизанки жестока. В определенном возрасте барышня либо разбогатеет и достойно — а иногда и блистательно — выйдет замуж, или преждевременно состарится, останется бедной и одинокой, забытой и презираемой всеми.
Мы, скорее всего, никогда не узнаем, где Любовь Ивановна встретилась с миллионером и наследником огромного состояния графом Григорием Александровичем Кушелевым-Безбородко.
Она могла стать его содержанкой на том основании, как это обычно случалось: просто перешла от одного покровителя к другому, прельстившись более выгодными условиями. Говорили, что она перешла от младшего брата Николая Кушелева-Безбородко к старшему Григорию.
Но вполне возможно, Николай Иванович Кроль, публицист и драматург, брат Любы, постоянно крутившийся вокруг богатого графа-литератора Кушелева, познакомил его с красавицей сестрой, имея в виду некие собственные интересы.
Так или иначе их судьбы пересеклись. И Любовь Ивановна превратилась для Кушелева-Безбородко из временной подруги в единственную и любимую женщину. Злые языки утверждали, что виной тому редкая болезнь графа: он страдал хореей, чуждался светского общества, четыре года не покидал своего особняка на Гагаринской набережной.
Увлечение Любой было похоже на одержимость: чтобы получить развод для своей содержанки, граф выплатил ее мужу Голубцову баснословное отступное (по одним сведениям — 40 тысяч золотом, по другим — 80 тысяч серебром). История «выкупом» Любови Ивановны у законного мужа получила шумную огласку, была описана у Якова Полонского в повести «Дорогая елка».
Семья графа противилась его женитьбе на женщине с сомнительной репутацией.
Две родные сестры Григория Александровича, обе замужние, старшая — княгиня Варвара Кочубей и младшая — красавица графиня Любовь Александровна Мусина-Пушкина, до последнего надеялись, что несчастная страсть поутихнет. Обе сестры догадывались, куда плывет семейное богатство — в руки презренной «камелии».
Младший брат Григория Кушелева Николай, которого не радовала перспектива породниться со своей бывшей содержанкой, даже написал письмо государю.
«Не решился бы утруждать Ваше Величество, если б не знал вполне госпожи Голубцовой. Женщина эта некогда и меня опутала своими сетями, и я имел несчастье находиться с нею в слишком близких связях и, что всего ужаснее, как узнал впоследствии, в одно и то же время, как и брат.
Все это хорошо известно теперь моему брату, но ни позорная жизнь госпожи Голубцовой, ни мои мольбы, ни слезы сестер, ни увещания престарелых родственников не могли заставить его отказаться от своего намерения».
Но Кушелев-Безбородко с энергией, совершенно неожиданной для него, болезненного ипохондрика, старался доказать ей всю основательность своего чувства и решимость полностью преобразить ее жизнь и «спасти» ее.
Для «госпожи Голубцовой» в самом центре столицы была снята огромная квартира. Она выглядела не временным прибежищем дорогой куртизанки, а настоящим маленьким дворцом с художественными ценностями, которые могла себе позволить далеко не вся родовитая петербургская элита.
Рассказывали, что граф совершенно потерял голову. «Она того стоит», — утверждали друзья Григория Александровича, которых он познакомил со своей подругой.
Те, кто видел эту пару на городском гулянье или в Полюстрове, утверждали, что граф с его светлыми волосами и мягким, добрым выражением лица похож на вытянувшегося подростка и составляет резкий контраст госпоже Голубцовой — властной, порывистой, обжигающей взглядом.
Благородное и романтичное намерение предложить руку и сердце женщине, отвергнутой обществом, диктовалось еще одним несомненным обстоятельством: граф чувствовал, что встреча с Любовью Ивановной изменила его самого, привнесла в его жизнь цель, смысл и надежду на будущее.
Долгожданное венчание с графом Кушелевым состоялось 30 октября 1857 года в Сергиевском скромно, без всякого торжества. Чтобы преодолеть сопротивление церковных властей, запрещавших священникам венчать графа, понадобилось личное вмешательство Александра II.
Брак этот наделал много шума. Авантюристка была на три года старше мужа. К сыну Любы Григорий относился как к родному.
Федор Достоевский писал в черновиках в 1859-1860 году: «Ведь женился же прошлого года граф К. на Бог знает ком».
В князе Мышкине и Настасье Филипповне из «Идиота» многие петербуржцы узнали супругов Кушелевых-Безбородко. Даже внешность совпадала. Федор Михайлович с реальных людей срисовал литературных персонажей. Только графский титул поменял и «своей» болезнью героя наградил — эпилепсией (вместо хореи).
Очень сходен портрет князя Мышкина с наружностью графа Григория Александровича: «Молодой человек… роста немного повыше среднего… со впалыми щеками и с легонькою, востренькою, почти совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и пристальные».
После свадьбы супруги с многочисленными друзьями отправились в Париж, где кутили напропалую (рассказ об этом приводит Александр Дюма в начале своих «Путевых впечатлений»). Помимо Дюма, они привезли в Россию известного медиума Дэниела Хьюма.
Дюма, известный дамский угодник, оставил воспоминания о Любови Ивановне в своих путевых впечатлениях: «Стройная как англичанка, грациозная как парижанка, томная как азиатка, ее бархатистые глаза сверкали точно грани черного алмаза».
Новоявленную графиню Любовь Ивановну отказывались принимать в светском обществе и двери салонов для нее были закрыты. Но супруги в Полюстрове устраивали веселые мероприятия, на которые стекалось множество гостей. Какая бы знаменитость ни появлялась в столице, ее тотчас звали к Кушелевым.
Граф не жалел денег на развлечения, но сам предпочитал проводить время в кабинете, куда не долетал шум из бальной залы. Кушелевский дворец на Гагаринской из сорока комнат обслуживали восемьдесят слуг. Модистки с новыми нарядами приезжали к барыне по четыре раза на день.
Лето чета проводила в Полюстрово — старинной дедовской усадьбе с огромным парком и видом на Неву.
Второй раз Кушелевы-Безбородко отправились в Европу весной 1859 года. Граф понемногу начал прозревать: аппетиты Любови Ивановны росли не по дням, а по часам.
Любовь Ивановна не захотела возвращаться в Россию. Франция ей больше нравилась. Супруг дал разрешение на отдельное проживание, купил имение Ларош а Аннес-э-Болье (еще 300 тысяч франков, еще 200 тысяч — на обустройство).
Пообещал ей высылать три тысячи рублей каждый месяц и вернулся на родину один. Любовь Ивановна не стесняла себя в средствах и жила на широкую ногу, делая большие долги, которые оплачивал муж.
Во время пребывания Александра II во Франции в 1864 году графиня Кушелева передала ему письмо, где обвиняла мужа в пренебрежении супружеским долгом и просила правительство добиться от супруга, чтобы тот «поступал с своею женою прилично Русскому Магнату и знатному имени».
Она утверждала, что Кушелев «просто бросил бедную женщину за границей без средств к существованию…»
Кушелев-Безбородко смог полюбовно уладить с ней конфликт только в 1865 году при посредничестве III отделения, выступившего гарантом выполнения соглашения: граф обеспечивает безбедное существование жены и ее сына, а она никогда не возвращается в Россию.
Григорий Александрович Кушелев-Безбородко скучал и тосковал по своей Любочке, часто коротая вечера с ее непутевым братом Николаем Кролем за бутылкой. Он умер в возрасте 38 лет от инсульта. Это случилось 1 мая 1870 года. Похоронен в Александро-Невской лавре.
По некоторым сведениям Любовь Ивановна вышла во Франции в четвертый раз замуж. Она дожила до 71 года и скончалась в 1900 году. Похоронена в Каннах.
P.S. Невероятная история любви Кушелева-Безбородко к Любови Кроль, написанная самой жизнью, заставила Федора Михайловича изменить сюжет романа «Идиот». Жене Анне Григорьевне он сказал, что в романе не будет никакой свадьбы «князя Христа» — так он называл Мышкина — с «блудницей». Настасья Филипповна не станет княгиней.
Перебирая исписанные листы, жена не утерпела — спросила, что же с нею будет. Устало махнув рукой, писатель ответил, что Настасья Филипповна покатится вниз. Не захочет губить князя Христа — на тройке укатит. А потом ее, пустившуюся во все тяжкие, зарежет обезумевший любовник-купец. Вот так отомстил Достоевский за Кушелева на бумаге.
