— У меня отец воевал, и умер он от старых ран. Я в это поколение никогда камень не брошу. Если и вытаскивать какие-то неприятные истории, то нужно к этому очень бережно относиться. Война есть война.
И что там происходило на самом деле, никто не знает. Но те солдаты, которые кидались на дзоты. Разве их заставляли кричать «За Родину, за Сталина!»? Эти люди свято верили в свое дело.
— Более грязных дел, чем политика, нет. Я и без депутатства или губернаторства могу кого-то наказать, у этого отобрать, а тому, наоборот, дать. Если бы вы знали, сколько народа ко мне приходит с просьбами.
Возьмите церковь Рождества Богородицы в Путинках на Дмитровке. Я отобрал ее у государства еще в те времена, когда и думать об этом нельзя было.
— Во многих странах показывается 70% национального кино и 30 — зарубежного. В этом случае прокатчики будут везти качественное иностранное кино. А сейчас можно везти что угодно. В итоге российский зритель не помнит, кто такой Черкасов или Никулин. А Шварценеггера знают.
— Тому, кто с годами превратился в предателя, только и остаётся на портрете любоваться своим прекрасным прошлым. А впереди — ужасное будущее.
— С возрастом пришло понимание того, что идти на компромисс нельзя, практически никогда. И врать нельзя, врать — очень невыгодно. Ведь эту ложь потом придётся как-то оправдывать, то есть снова врать.
— Жизнь она очень короткая. Кто-то замечательно сказал, что Бог нам дарит, Бог рассчитывает, какой длины будет твоя жизнь, а вот какой ширины, широты — это от тебя зависит.
— Однажды я забыл текст. Ты себе не представляешь, какое это страшное дело — белый лист! Я сижу на авансцене и понимаю, что падаю в обморок. Уже начал заваливаться, но тут Янковский из-за кулис спрашивает: «Так что он сказал?». Тут все восстановилось — и я пошел дальше.
