Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту, как факел… Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий — статистика, точно мной установленная, — врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе…
(Вадим Андреев, сын писателя Леонида Андреева)
Среди многочисленных воспоминаний о Ларисе Рейснер нет практически ни одного, в котором бы не говорилось о ее необыкновенной красоте. В ее точеных чертах лица было «что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах острое и чуть насмешливое».
Ее чрезвычайно насыщенная жизнь, яркие романы, странная смерть, — все вызывает противоречивые чувства, от обожания до ненависти.
Ее называли Красной валькирией, Мадонной революции. Рейснер — дитя своего времени, и о ней ходили самые невероятные легенды. По одной из них именно она в октябре 1917 года скомандовала морякам-балтийцам дать холостой выстрел с крейсера «Аврора», ставший сигналом к штурму Зимнего дворца и возвестивший о смене эпох.
Девушка «из хорошей семьи»
Лариса была девушкой «из хорошей семьи», потомственной дворянкой. Род Рейснеров вел свое происхождение с территории современной Прибалтики. В доме всячески поддерживалась легенда о том, что предок Михаила Андреевича, отца семейства, был из рейнских баронов, но титул свой утратил из-за женитьбы против воли родителей.
Мать Екатерина Александровна, сама тоже далеко не из крестьян, была женщиной амбициозной и очень хотела вернуть этот титул, а с ним и приставку «фон» к их фамилии. А потому в доме была довольно чопорная атмосфера.
Ларисе и ее младшему брату Игорю с пеленок прививались хорошие манеры и сознание собственной исключительности, и дети — особенно Лариса — привыкли считать себя выше всех остальных. Как вспоминал их хороший знакомый Вадим Андреев, «гордость шла Рейснерам, как мушкетерам Александра Дюма плащ и шпага».
Лариса родилась в ночь на 2 мая 1895 года, но позже в документах переправила эту дату на более знаковую для революции — 1 мая. Екатерина Александровна с рождения считала свою дочь некрасивой, мазала ей брови касторовым маслом, чтобы гуще росли, и переживала, что девочка так и останется страшненькой. Однако беспокоиться стоило совсем о другом.
Оказывается, когда ты родилась, Кант лежал на столе папином и смеялся своими страницами «Чистого разума» над суетой и надеждой моей по поводу рождения безобразной девочки.
Революционный дух
Несмотря на подчеркнутый аристократизм Рейснеров, в их доме всегда царил революционный дух. Михаил Андреевич был профессором права и увлекался идеями социал-демократии, что несомненно повлияло и на его детей. К своим четырнадцати годам Лариса уже прочитала «Капитал» Маркса.
Рейснер-старший был лично знаком с Владимиром Ульяновым-Лениным, стал одним из авторов первой конституции советской республики, обвинялся в «возмутительной пропаганде» и на несколько лет вынужден был с семьей эмигрировать в Европу.
Детство Ларисы прошло среди европейских музеев и университетов. Она прекрасно знала языки, разбиралась в науке и искусстве, поэтому с юности выделялась среди сверстниц не только эффектной внешностью, но и своей образованностью.
Что не мешало девочке драться с мальчишками во дворе и одерживать победы и здесь. Слишком строгое воспитание матери порой толкало ее на улицу.
«Безобразная девочка» превращается в женщину
В 1907 году Михаил Андреевич попал под амнистию и семья смогла вернуться в Петербург.
Лариса окончила женскую гимназию с золотой медалью и поступила в Петербургский психоневрологический институт, где в это время преподавал ее отец. «Безобразная девочка» превратилась в редкой красоты женщину, восхищавшую многих мужчин своего времени, однако «гордость в каждом ее движении, в каждом повороте головы защищала ее каменной нерушимой стеной».
Злобный журнальчик
В 1915 году, в разгар Первой мировой войны, 20-летняя Лариса со своим отцом начинают издавать антивоенный литературный журнал «Рудин», задачей которого было так некстати «клеймить бичом сатиры… все безобразие русской жизни».
Блок скажет о нем потом в дневнике: «журнальчик был до тошноты плюющийся злобой, грязный, но острый». Здесь печатались многие видные персоны того времени — и Мандельштам, и Александр Грин, и Алексей Чапыгин, что помогает Ларисе войти в круги петербургской литературной богемы.
А богему начинает привлекать сама Лариса…
Гордость
По уши влюбленный в Рейснер молодой поэт Владимир Злобин, которому она когда-то дала весьма лестное прозвище Алигьери, делает ей предложение, но получает неожиданный ответ:
Глупее дня в моей жизни не было, — вспоминал Злобин. Подстригся, купил цветы и поперся к ней. Лариса вышла не сразу, а, появившись, села на кончик стула. Я вручил ей букет и сказал все, что в таких случаях полагается. Она посмотрела на меня безучастно: «Вот неожиданность! — И помолчав, вставая: — Нет. Я вас не люблю».
Был увлечен Ларисой Михайловной и молодой и еще никому не известный Сергей Есенин, который тогда только приехал в Петроград. Однажды, после успешного выступления, он догнал Рейснер на улице и огорошил признанием:
— Я вас люблю, лапочка!.. Мы поженимся.
И тут она «хлестнула его по-петербургски»:
— В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань…
В этот период за ней также стал ухаживать известный художник Натан Альтман. В какой-то момент он решил выйти в отношениях на новый уровень и попытался поцеловать Ларису:
— Не надо, — отвернулась она.
— Почему? — наивно спросил смельчак.
— Я жду рыцаря. Лоэнгрина…
В дымном чаду подвала
«Лоэнгрин» неожиданно нашелся на войне, против которой с такой страстью выступал их семейный журнал. Лариса к тому времени окончательно влилась в круги петербургской богемы и даже сама пыталась писать стихи. Они были бездарными, в чем вскоре она сама смогла убедиться.
В дымном чаду знаменитого петербургского подвальчика «Бродячая собака» под чужие разговоры и звон бокалов Рейснер вдохновенно читала свои стихи со сцены. Неожиданно в зал вошел военный, он встал у стены и внимательно слушал молодую поэтессу в изысканном декадентском одеянии, с голубой помадой на губах.
«Насколько красива, настолько и бездарна», — подумал он.
«Он некрасив. Узкий и длинный череп, безжалостный лоб, неправильные пасмурные брови, глаза — несимметричные, с обворожительным пристальным взглядом», — напишет позже она.
Из кабака той же ночью они вышли вдвоем. Конечно, Лариса знала Николая Гумилева и давно зачитывалась его стихами. Она держала его под руку, а он нещадно критиковал ее рифмы. Самолюбие Рейснер было задето, но что-то подсказывало ей, что ее спутник прав.
Вернувшись под утро домой, она первым делом спрятала подальше две толстые тетради стихов, одна из которых была озаглавлена как «Песни мои».
И где же гордость?
Вскоре Гумилев снова уезжает на фронт и их с Ларисой роман разгорается в письмах. Он называл ее Лери, а она его — Гафиз, по имени героя его недавней пьесы. С каждым днем их переписка становится все более нежной и откровенной:
Я целые дни валялся в снегу, смотрел на звезды и, мысленно проводя между ними линии, рисовал себе Ваше лицо, смотрящее на меня с небес…
Когда они вновь встретились, их словно захлестнула волна страсти. Свидания Николай назначал в очень странных местах, ходили слухи, что в первый раз он повел Ларису в бордель на Гороховой улице.
Другую женщину подобное обстоятельство возмутило бы, но Рейснер уже «так его любила, что пошла бы куда угодно». И ее не смущало то, что за стеной громко хохотали бесстыдные проститутки.
Гумилев тогда был женат на Анне Ахматовой, но брак давно себя исчерпал и их обоюдные увлечения на стороне ни для кого не являлись секретом. Вот только Лариса не знала, что у Николая параллельно были романы еще с несколькими женщинами, одна из которых, поэтесса Анна Энгельгардт, вскоре станет его второй супругой — «второй Анной».
С головой в революцию
Их разрыв происходил медленно и очень болезненно. О том, что она не единственная, Рейснер узнала не сразу. Постепенно в переписке она превращалась из «Лери» в «Ларису Михайловну», а «Ваш Гафиз» сменился на «Н. Гумилев». В последнем письме Николай написал ей:
Ну до свидания, развлекайтесь, но не занимайтесь политикой…
Их взгляды в этом кардинально отличались. Монархиста Гумилева раздражали увлечения Ларисы идеями большевизма. Но она не послушала его совета и, чтобы заглушить душевную боль, была готова провалиться куда угодно. Оказалось, именно в революцию.
Революцию Рейснеры встретили шампанским… Сразу после Октябрьского переворота Лариса стала работать под началом наркома просвещения Анатолия Луначарского.
Она отвечала за охрану сокровищ Зимнего дворца, а параллельно была корреспондентом газеты «Известия», вступила в партию и вела активную пропагандистскую работу.
Женщина-миф
Эта женщина «пронеслась горячим метеором на фоне революции» и превратилась в мифологического персонажа. Она была агентом разведки и единственной женщиной-комиссаром военной флотилии, участвовала в боевых действиях, ходила в комиссарской кожанке и стреляла с «Авроры».
Рейснер создала штаб на императорской яхте и принимала ванны с шампанским в разграбленных особняках, носила платья бывшей императрицы и встречала любовников в ее спальне. Что из этого правда, а что миф — уже не разобрать. Иногда ее соратники сами их создавали и умело поддерживали. Ради общего дела.
Мы строим новое государство. Наша деятельность созидательная, а поэтому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достаётся людям, стоящим у власти, — говорила Лариса Рейснер.
Она с головой окуналась в пучину революции и абсолютно не понимала тех людей, которые бежали от нее или смирились как с чем-то неизбежным. В этом водовороте человеческих страстей она черпала силы.
Совершенно точно можно сказать, что Лариса стала прототипом женщины-комиссара в пьесе «Оптимистическая трагедия» Всеволода Вишневского, который служил вместе с ней на Волжской флотилии.
Супруг
В ноябре 1917 года Рейснер в качестве корреспондента отправилась военным эшелоном из Петрограда в Москву. Там она была представлена командиру — видному большевику Федору Раскольникову (настоящая фамилия — Ильин). Через несколько дней они ехали обратно уже как муж и жена.
Их отношения были стихийными, противоречивыми, они подолгу не жили вместе и виделись урывками, но их объединяло общее дело, существование на грани пропасти, когда каждый день может стать последним.
Федор супругу обожал и ни в чем ее не ограничивал. Лариса ходила с ним на заседания Совнаркома элегантно одетой, благоухая дорогими духами так, что сам Ленин косился и раздражался от ее присутствия.
Балы в разгар войны
В разгар Гражданской войны в голодном и холодном городе Раскольниковы жили в богатом особняке с многочисленной прислугой и давали поистине царские приемы, изобилующие угощениями. Лариса любила приглашать на них старую петербургскую богему:
Давно отвыкшие от подобной роскоши и блеска гости неловко топтались на сверкающем паркете. Они боялись даже протянуть руки за давно забытым изысканным угощением — душистым чаем и бутербродами с чёрной икрой.
Когда ее аккуратно спрашивали, а как же пролетарская революция, Лариса отвечала: «Так это все ее плоды!».
Поговаривали, что на одной из таких вечеринок по наводке Рейснер были арестованы пригашенные туда адмиралы и высшие офицеры флота. При этом она заступилась за Осипа Мандельштама и фактически спасла ему жизнь.
Однажды она отправила мешок риса голодающей Анне Ахматовой, а позже явилась к ней сама — поплакаться о том, как с ней некрасиво поступил Гумилев. Этот человек не выходил у Ларисы из головы. Сам же Николай, узнав кем она стала, предпочитал переходить от нее на другую сторону дороги.
Афганистан
Тем временем дела у супруга Ларисы шли неважно. Вспыхнул Кронштадский мятеж, всю вину за который возложили на Раскольникова. После тяжелого разговора с Лениным ему сделали большое одолжение и просто отправили с глаз долой в Афганистан — устанавливать дипломатические отношения.
Рейснер поехала вслед за ним и фактически стала первой в советской истории женой посла. И надо отдать ей должное, она великолепно справилась с этой непростой задачей.
Снова Гумилев
В Кабуле Лариса узнает, что Николай Гумилев был расстрелян. Она, едва сдерживая слезы, говорит, что этого бы не произошло, будь она в тот момент в Москве. Позже признается матери:
Если бы перед смертью его видела — всё бы простила ему, сказала бы, что никого не любила с такой болью, с таким желанием за него умереть, как его, поэта, Гафиза, урода и мерзавца.
Радек
Говорили, что Раскольников имел отношение к казни Гумилева. Узнав об этом, Лариса возвращается в Москву и подает на развод. Ее последней любовью станет журналист Карл Радек.
Непонятно, что она в нем нашла, он был откровенно некрасив: лысый, в очках, ниже нее на голову и курящий, как паровоз. Их пару тут же прозвали «красавицей и чудовищем». Вместе они работали на разведку.
При странных обстоятельствах
9 февраля 1926 года в возрасте 30 лет Лариса Рейснер внезапно умерла от брюшного тифа. По официальной версии она заразилась, когда выпила стакан некипяченого молока. Надежда Мандельштам писала:
Мы так не привыкли к естественной смерти от болезни, что мне не верится: неужели обыкновенный тиф мог унести эту полную жизни красавицу. Противоречивая, необузданная, она заплатила ранней смертью за свои грехи.
Все любимые мужчины Рейснер впоследствии попали под каток репрессий.
