– Я вообще-то на пару дней, пока ремонт доделают, – сказала Нина Андреевна, аккуратно ставя чемодан в угол спальни.
– Мам, ты чего? Это же наша спальня…
– А ты где предлагаешь мне спать, на кухне, что ли? – она подняла бровь, прищурилась и выжидающе посмотрела на Ирину.
Ирина осеклась. Серёжа, её муж, переминался с ноги на ногу, делая вид, что рассматривает пыль на подоконнике.
– Ты же говорила, у тебя вторая квартира – свободная! Почему не туда? – не выдержала Ира.
– Ну… я ту квартиру Славику отписала. Он жениться собрался, вот и решил, что молодым нужнее. А я что? Мне и с вами хорошо, вы же семья!
Семья… Слово повисло в воздухе, как ком в горле. Не сказка, а жизненный сериал: свекровь села на голову – свекровь осталась жить.
Когда Нина Андреевна переехала, Ирина была наивна. Подумала: ну поживёт недельку-другую, погреется, поворчит и обратно. Но прошло уже два месяца.
Свекровь в халате, свекровь с беляшами в холодильнике, свекровь на диване с сериалами. А потом – свекровь, дающая советы, куда девать деньги, и как Серёже надо на работу устраиваться, и что Ира слишком часто моет полы – «к хорошему мужику так не липнут».
– Мам, я тебя очень уважаю, но… – пыталась начать Ира разговор мягко.
– Вот! Уже «но»! А я всю жизнь работала, детей подняла! И за квартиру не дерусь, и не мешаю! А вы – молодые, неблагодарные… – и слёзы, театрально, с паузами.
Ирина злилась. Потому что была не глупая. Но… мягкая. Привыкла не устраивать скандалов. Верила в добрые намерения. Надеялась, что Серёжа сам всё поймёт.
Он не понимал.
– Да чего ты взъелась? Маме тяжело одной. Славка её потом заберёт, они пока не устроились…
– Так она уже отдала ему квартиру! Пусть едет туда! – Ира сорвалась, первый раз за эти недели.
Серёжа нахмурился. Молча. Потом вышел. Закурил. Так он всегда делал, когда не хотел разбираться. Это был его способ исчезнуть из разговора.
А Ира сидела на кухне, смотрела в чашку с остывшим чаем и чувствовала, как под ногами уходит почва. Потому что это уже не был «визит». Это была оккупация.
И в глубине души, самой глубокой, где ещё теплилась наивность, ей всё равно казалось: а вдруг я не права?
– А ты чем кормишь Серёжку? Он опять на работе весь уставший, как незнай кто! – Нина Андреевна стояла над кастрюлей супа и, вздыхая, кидала туда лавровый лист так, будто спасала ситуацию.
– Он сам просил ничего не готовить три дня подряд, – Ира еле сдерживалась.
– Вот и видно, что ты не хозяйка, – продолжала свекровь, – Вон у Славкиной Лены всё с пылу-жару, да и глажено, и носки в комоде как по линейке.
«Так иди к ней», – хотелось выкрикнуть Ирине, но она только крепче сжала губы.
Каждый день Нина Андреевна напоминала, кто здесь «мать», а кто – «пришлая». Она ходила по квартире, как по своей – переставляла мебель, меняла шторы, выкидывала Ирины кремы с полки в ванной, мол «химия вредная».
Серёжа… молчал. И всё больше задерживался на работе.
– Ты ему, может, и удобна, как жена. Но ты не женщина в доме, понимаешь? – однажды выдала свекровь в лицо. – Женщина – это центр. А ты угол.
Ира развернулась и ушла. Прямо на улицу, босиком в тапках. Дверь хлопнула за её спиной, и в груди что-то щёлкнуло.
Она прошлась до парка. Села на лавочку. Ветер сдувал волосы на лицо, и она наконец расплакалась. Без истерики. Просто слёзы. Горькие, усталые.
Позже, дома, Серёжа жевал ужин и не поднимал глаз.
– Ты хоть понимаешь, что происходит?
– Мамке тяжело. У неё давление. И одна она в той квартире… страшно ей. А Славик на всё плюнул, женился и живёт своей жизнью. У неё никого нет, кроме нас.
– А я? Я у тебя кто?
Он наконец посмотрел на неё. Долго. Будто прикидывал цену.
– Ты не понимаешь, у неё старость. Ей надо тепло. Забота.
– А мне?
Он пожал плечами. А потом добавил, будто это что-то решает:
– Ну ты же у меня молодая. Потерпишь.
Той ночью Ира не спала. В комнате было душно, хотя окно открыто. На кухне шуршал телевизор – Нина Андреевна смотрела очередной турецкий сериал. Хохотала, как будто живёт в анекдоте.
Ира смотрела в потолок и впервые всерьёз задумалась: а где мой дом? Он у меня есть? Или это просто съёмное пространство – с мужем, свекровью и растущей обидой внутри?
Ирина не заметила, как начала исчезать. Сначала – с полок. Потом – со шкафов. Потом – с решений.
– Я тут подумала, Иринка, – начала Нина Андреевна за завтраком, откусывая от булочки, – А чего это у вас такой диван неудобный? Я в нём каждый вечер как в яме. Надо бы поменять. Есть тут один недорогой в рассрочку.
– Мы не планировали менять диван, – вмешалась Ира.
– А кто вас спрашивает? – не обернувшись, сказала свекровь. – Я уже с Серёжкой договорилась, он после работы заедет посмотрит. Молодец, у меня сын – не то что…
Она не договорила, но было ясно, кого она имела в виду. Славку. Того самого Славку, которому она без раздумий отписала свою квартиру.
– Мам, – Ирина выдохнула. – А что вообще за история с квартирой? Ты говорила, что она пока на тебе…
– Ну я ж не знала, что к вам жить поеду! Тогда Славик только предложение делал! Ну и что теперь? Ты ж не выгонишь старую женщину?
– Не в этом дело. Просто… ты даже не сказала.
– Сказала бы – что? – пожала плечами Нина Андреевна. – Знаешь, у вас с Серёжкой есть квартира, живите. А у Славы – нет. Он же тоже сын!
– Только почему тогда ты живёшь не у него, а у нас?
Ответа не было. Только вилка, клацнувшая по тарелке. Только хмурый взгляд. Только обида.
– Ах, вот как… – начала она с нажимом. – Не нравится, что я рядом? Мешаю, да? Старуха приелась? Ну и живите как хотите! Неблагодарные! Я вам жизнь отдала, а вы… выгоняете!
– Никто тебя не выгоняет… – Ирина закрыла глаза.
Господи, за что мне это?
Серёжа вечером вошёл с новыми тапочками и пирожками.
– Мама просила тебе принести. С вишней, ты любишь.
– Я люблю уважение, а не вишню, – резко ответила Ирина.
Он растерялся.
– Что опять?
– Ты с ней советуешься. Ты с ней диван выбираешь. Ты с ней жизнь делишь. А я здесь кто?
– Ты что-то придумываешь, – тихо бросил он. – Я стараюсь всех поддержать. Ты у меня крепкая, ты поймёшь. А она… она уже старая, ей бы покой.
– А мне? Мне покой не положен?
– Перестань. Не начинай опять.
Это «не начинай» ударило сильнее любых слов. Словно на ней стояла табличка: «терпит». А раз терпит – значит можно. И ходить по ней, и говорить, и решать, и игнорировать.
На следующий день она уехала к подруге на ночь. Просто сказала: «Устала. Хочу отдохнуть.» Серёжа промолчал. Мама, наоборот, облегчённо вздохнула и кинулась переустраивать кухню.
– Хоть нормально поживём, – пробурчала она.
Ирина это услышала. И не забыла.
Утром Ирина вернулась домой раньше, чем ожидали. На пороге — тишина. Никакого «где была», никакого «завтрак готов». Только звук воды в ванной и телевизор в комнате. Она сняла пальто, повесила его аккуратно, как ни в чём не бывало, и пошла на кухню. Села. Посмотрела в окно.
На столе стояла записка от Серёжи:
«Задержусь на работе. Мама сварила суп. Поешь.»
Она не ела.
Вместо этого достала из шкафа старую коробку с документами. Протёрла. Открыла. Всё лежало на своих местах — аккуратно, по папочкам. Вот только одного не было — ощущения, что она здесь кому-то нужна. Что её здесь кто-то выбрал.
И тогда она взяла телефон.
– Алло, добрый день. Скажите, можно записаться на консультацию к юристу по семейному праву?.. Да, меня интересует вопрос о правах супругов на совместное жильё и нюансах проживания третьих лиц. Особенно если они здесь не прописаны…
– Ты чего творишь?! – Серёжа застыл в дверях, когда увидел, что Ира складывает мамины вещи в сумку. – Ты совсем? Маму на улицу хочешь выгнать?
– Она – твоя мама. А я – твоя жена. Или это теперь не имеет значения?
– Не начинай… Ей тяжело одной! Она болеет, у неё давление, ей покой нужен!
– А мне, по-твоему, не нужен? Мне кто покой даст? Я вообще в этом доме кто – человек или обслуга для твоей мамы?
Он сжал губы. Молча. Как всегда, когда не знал, что сказать.
– Эгоистка ты… – выдавил он наконец.
Ира посмотрела на него спокойно. Даже с жалостью.
– Нет, Серёжа. Я просто больше не дурочка. Твоя мама подарила свою квартиру Славке, а ко мне приехала — с тапками, с указами, с сериалами. Как в дом отдыха. И ты это одобрил. Ты всё это позволил.
Он замер. Было видно — хочет что-то сказать, но не находит слов.
– Серёжа, я не против заботы. Но когда обо мне никто не заботится — я начну заботиться о себе сама. И с этого дня — начну.
Через неделю Нина Андреевна уехала. Серёжа долго скрипел зубами, обвинял, обижался. Но ничего не делал.
А потом – ушёл. Тоже. К маме. Где было «спокойнее».
Ирина осталась одна. С тишиной. С окнами. С диваном, который она не поменяла. И впервые за много месяцев ей стало… легко.
Она сидела с чашкой кофе и смотрела, как утро сыплет свет на подоконник. И думала: а ведь я почти в это поверила – что любовь это всегда терпение. А любовь – это ещё и выбор. Себя.
И она сделала его.
