— Да дай ты ей хоть хлеба кусок. Совсем девчонку заморили, — сердобольно прошептала крестьянка, всплеснув руками.
О том, что господа держат детей похуже собаки в деревне знали. И не могли не удивляться: барин-то рублей не считает, барыня новыми нарядами щеголяет, а четверо малышей по крестьянским дворам ходят, побираются.
Кто хлеба даст, кто молока нальет из жалости. Да где же такое видано, чтобы барским детям последняя голытьба не завидовала?
Всякий раз как наступала беременность Екатерина Михайловна Умецкая уезжала в свое имение, затерянное в тамбовских степях. Там донашивала последний месяц, не стягивая корсетами потяжелевший живот, и рожала.
А едва оправившись, возвращалась домой, где ждал муж и любимая дочь Сашенька, оставляя очередного малыша заботам няньки, совершенно не следившей за многочисленным потомством барыни. Но стоило ребенку достигнуть 7 лет, как за ним приезжали от барина, чтобы забрать в усадьбу.
Прежде мелкий чиновник, Владимир Михайлович Умецкий уже сколотил небольшое состояние, приобретя два имения в Тульской и Рязанской губерниях, да три — в Тамбовской.
Крестьянская реформа — освобождение крепостных в 1861 году — слегка подпортила его дела, усилив скаредность и накопительство. Оттого, считая каждую копейку, собственных детей — малограмотных и необученных манерам — он пристраивал на хозяйственные работы.
Из 22 детей, не считая старшенькой и любимой Сашеньки, благополучно окончившей пансион и выданной замуж за помещика Воронина, в таких условиях отроческих лет достигло только четверо. Два полунемых мальчишки-близнеца и две девочки — Оленька и Липа.
В скотном сарае на земляном полу, на который была брошена солома, прикрытая дерюжкой, ютились дети. С раннего утра они принимались за работу: кормили и поили скотину, доили коров и коз, пололи, убирали снопы, наводили порядок в родительском доме. Если приедут гости — прислуживали за столом.
Остатки со стола доставались детям, а в обычные дни — кусок хлеба, пара картофелин да кувшин воды. За дурное поведение и того не давали. И тогда Оленьке и Липе ничего не оставалось, как идти по крестьянским домам, выпрашивая себе и робким братьям по краюхе.
В одних подвязанных шнурками рубашонках, с подошвами, привязанными к ногам веревкой, вместо башмаков, девочки выглядели так убого, что жалостливые бабы нередко отрезали им пару ломтей и наливали в кружку молока.
Известно, впрочем, что порой в Умецких пробуждалось желание воспитывать детей не только тумаками, тычками и регулярной субботней поркой, когда розги обрушивались на спины детей…
По крайней мере, Олю обучили читать и писать, Екатерина Михайловна пыталась научить ее играть на фортепиано, но дело окончилось тем, что через две недели за неправильную постановку рук ударила дочь линейкой и сломала ей мизинец.
Оле было 14 лет, когда случилось страшное: начались в усадьбе пожары. В апреле 1865 года вспыхнул скотный сарай, от которого загорелись конюшня и амбар, да потом два раза вспыхивали хозяйственные постройки — благо, удавалось потушить.
Саму усадьбу и избы тогда удалось отстоять. Но в июне вновь заполыхало: на сей раз — барский дом. В поджогах обвинили Оленьку, которую тут же отдали под арест.
На суде Оля не отпиралась. Честно рассказала, что в первый раз — 18 апреля 1865 года, когда отец сильно избил ее, — подожгла сарай.
А 14 июня, когда Владимир Михайлович вновь отходил ее тяжелым железным безменом за то, что без его ведома дала работникам меда, подожгла усадьбу. Затем, подняв шум, спасла отца и дворовых от пламени.
Когда огонь взвился высоко и горячо, Оленька едва не бросилась в него, и лишь работник Михаил удержал ее от безрассудного и отчаянного поступка.
Мстительность и обида тесно переплелись в ее душе. Устав от тяжкой жизни и бесконечных побоев, Оля ненавидела родителей, но не желала их гибели. Лишь своей — и то, не могла решиться…
Свидетели подтверждали Оленькины показания: приказчик Григорий Молодцов говорил, что Умецкие содержали детей «дурно и голодно», дворня и крестьяне — что избитая Оля не раз жаловалась на жестокое отношение отца.
Бывший мировой посредник Владимир Поливанов рассказал, что, живя по соседству, был знаком с Умецкими и жалел бесприютных детей, вечно голодных, закутанных в лохмотья.
Косвенно слова Оли подтвердили арестантки, которые видели девочку в бане. И жена тюремного смотрителя, взявшая девочку на поруки во время разбирательства:
«Когда къ намъ привели Ольгу Владиміровну, я пошла съ ней въ баню и дочку взяла съ собой. Когда Ольга Владиміровна раздѣлась, я взглянула на нихъ — и такія страсти увидала, что даже въ обморокъ упала… по всей спинѣ синіе знаки были, — должно быть ее добре сѣкли и били. И ноги были изсѣчены»….
На суде, состоявшемся в сентябре 1867 года, Ольгу Умецкую оправдали в содеянном. А ее родителей — Владимира Михайловича и Екатерину Михайловну — приговорили к полугоду тюрьмы за нанесение побоев «в запальчивости и раздражении».
Кассационная жалоба дала прямо противоположные желаемым результаты: супругов признали виновными «в вовлечении в преступление несовершеннолетней дочери своей Ольги — в поджог дома, совершенный через злоупотребление родительской властью и жестокое обращение».
Умецкого приговорили к заключению в смирительном доме сроком на 3 месяца, его супругу — на 4 месяца.
Об истории Оленьки Умецкой много писали газеты. И, взяв в руки выпуск «Москвы», на заметку о деле наткнулся Федор Михайлович Достоевский, в то время обдумывавший новый роман.
Сюжет никак ему не давался — все казалось мелко и глупо. В центре — разорившееся помещичье семейство «порядочной фамилии», глава которого все средства промотал за границей. Старший сын — балованный красавец, обожаемый матерью.
Дочь — не умна и жестока, жених ее — офицер с буржуазными замашками, дающий деньги под залог. Младший сын — единственный кормилец семьи, страстный и благородный, страдающий падучей и оттого, с легкой руки злоязыкой маменьки, прослывший «Идиотом»…
Сложные и тяжелые отношения связывают «Идиота» с богатым дядюшкой и мстительной красавицей Миньоной. Дядюшка умирает вскоре после свадьбы с Миньоной…и она сходится с «Идиотом».
Однако нечто в истории Оленьки Умецкой заставило Достоевского пересмотреть свой замысел. «Дика, забита, делает подлости со зла и думает, что так и надо», — записал он. «Мщение против своих», — новая идея. И, хотя в конечном итоге история Оли была отвергнута, отблески огня остались в романе «Идиот».
С большого пожара начинается история маленькой Насти: ей было только семь лет, когда сгорело поместье семьи Барашковых. В огне погибла мать Насти, отец, лишившись любимой жены, вскоре сошел с ума и скончался. Девочку взял под опеку сосед — Тоцкий, — и соблазнил, когда ей исполнилось шестнадцать.
Настасья, не знавшая счастья женщина со сломанной судьбой, стала злым гением для князя Мышкина и купца Рогожина. Растворившись в собственной трагедии, она мучается сама и мучает других.
Мрачно кончается история Настасьи Филипповны — это известно. Но о том, что стало с отдаленным ее прототипом сведений не осталось. Сложилась ли судьба Оленьки трагически? Или, напротив, она смогла перерасти свою детскую драму, и стать счастливой? Нет ответа.
