— Марин, ну ты только не начинай, ладно? Это же последний шанс был, эксклюзивный бандл, я бы потом себе никогда не простил, если бы упустил.
Слова Кирилла, произнесённые с заискивающей и виноватой интонацией, повисли в плотном, как вата, воздухе прихожей. Он всё ещё стоял у порога, не решаясь снять обувь, и прижимал к себе большой фирменный пакет магазина электроники, будто это был щит, способный защитить его от неминуемого. Марина не ответила. Она стояла в проёме, ведущем в гостиную, и её неподвижный, ледяной взгляд медленно перемещался с яркого логотипа на пакете на его лицо и обратно. В этом взгляде не было ни ярости, ни обиды. В нём было что-то гораздо хуже — спокойная, отстранённая оценка, как у врача, изучающего безнадёжный диагноз.
— Там скидка была почти сорок процентов, представляешь? — продолжил он частить, чувствуя, как его захлёстывает волна паники от её молчания. — Я всё посчитал. Я бы потом нашёл, добавил со следующих денег, мы бы даже не заметили…
Она сделала едва заметное движение рукой, призывая его пройти внутрь. Кирилл, восприняв это как знак возможного перемирия, поспешно скинул кроссовки и прошёл в гостиную. Он с преувеличенным восторгом, как фокусник, извлёк из пакета гладкую, тяжёлую коробку с новой игровой консолью и две глянцевые упаковки с играми, чьи обложки обещали десятки часов погружения в иные миры. Он аккуратно поставил своё сокровище на журнальный столик, словно на алтарь.
Марина молча смотрела на две коробки с новыми играми и на виноватое, но всё ещё полное надежды лицо Кирилла. Лицо, которое он так любил, превратилось в бесстрастную маску. Она не стала кричать. Она не задала ни одного вопроса. Она просто взяла с дивана свой телефон. Кирилл с облегчением выдохнул, решив, что она просто собирается уйти в другую комнату, чтобы остыть. Буря пройдёт стороной. Но она не ушла.
Она подошла к журнальному столику. Обошла его с другой стороны, чтобы свет из окна падал правильно. Затем она присела на корточки и сделала несколько чётких, выверенных снимков, как это делают профессиональные фотографы для рекламных каталогов. Крупный план консоли. Композиция из двух игр. Общий план всего «богатства». Кирилл наблюдал за её действиями с нарастающим недоумением. Что она делает? Зачем ей это?
Закончив с фотосессией, она выпрямилась и открыла свою страницу в социальной сети, где в друзьях у них была добрая половина города, включая коллег, родственников и всех, кого они когда-либо знали. Её пальцы быстро и уверенно застучали по экрану. Кирилл видел лишь её сосредоточенное лицо, но не мог разобрать текст. Он почувствовал, как по спине пробежал холодок дурного предчувствия. Это было что-то новое, не входившее ни в один из сценариев их прошлых ссор.
Она закончила печатать, перечитала написанное, словно выверяя каждое слово, и добавила к посту сделанные фотографии. Затем, посмотрев прямо в глаза Кириллу, она нажала «Опубликовать». Она положила телефон на стол экраном вверх, чтобы он мог всё прочитать.
«Продам. Абсолютно новое. Причина продажи — владелец предпочёл потратить на это деньги, предназначенные для ежемесячного платежа по кредиту за собственную машину. Все вырученные средства пойдут на погашение просрочки. Самовывоз. Стыд и позор владельца — в подарок покупателю».
Кирилл читал текст снова и снова, но мозг отказывался принимать смысл этих холодных, высеченных на экране слов. Он поднял на неё ошарашенный взгляд. Это была не просто злость. Это была публичная казнь.
— Не отключай звук, — произнесла Марина своим ровным, спокойным голосом, в котором не было ни капли тепла. — Сейчас тебе начнут звонить друзья. Соболезновать.
Телефон на столе коротко звякнул, вибрируя. На экране загорелось уведомление: «Антон Белов оценил вашу публикацию». Кирилл вздрогнул, будто это был не лайк, а удар хлыста. Через секунду — ещё один. «Светлана Котова комментирует: Кирилл, это шутка такая?». Затем ещё. И ещё. Экран не гас, превратившись в ядовитую карусель из всплывающих имён и смеющихся смайликов. Каждый лайк, каждый комментарий был гвоздём, который Марина методично вбивала в крышку его репутации.
Он почувствовал, как горячая волна стыда поднимается от живота к лицу, заставляя уши гореть. Он хотел схватить телефон и выключить его, разбить о стену, но тело его не слушалось. Он был парализован, прикован к этому цифровому позорному столбу, который его собственная жена возвела посреди их гостиной. И вот, телефон зазвонил. На экране высветилось имя «Лёха». Его лучший друг. Кирилл судорожно сглотнул и сбросил вызов. Через секунду пришло сообщение: «Братан, ты в порядке? Что за дичь Марина выложила?».
Унижение, до этого момента густое и липкое, начало кристаллизоваться в нечто иное — в холодную, острую злость. Это она. Она его унизила. Она выставила его на посмешище перед всеми. Он оторвал взгляд от телефона и посмотрел на Марину. Она всё так же стояла, прислонившись к стене, и наблюдала за ним с выражением холодного удовлетворения. Она наслаждалась его мучениями.
— Что ты наделала? — его голос был хриплым, сдавленным. — Ты совсем с ума сошла? Зачем ты это сделала? Чтобы все смеялись надо мной?
Марина медленно отлепилась от стены. Её спокойствие треснуло, и из-под него проступил лёд.
— Чтобы ты наконец понял, Кирилл. Просто понял. Слова до тебя не доходят. Просьбы не доходят. Может, дойдёт вот так.
— Так?! — он вскочил, едва не опрокинув столик со своим теперь уже проклятым сокровищем. — Ты вывалила наши проблемы на всеобщее обозрение! Ты унизила меня! Меня, своего мужа!
И тут плотину прорвало. Спокойная, расчётливая Марина исчезла, и на её месте появилась женщина, доведённая до последней черты. Её голос, до этого ровный, стал резким и звенящим, как натянутая струна.
— Да как ты мог потратить деньги для кредита на свои игрушки?! У тебя совсем нет мозгов уже из-за твоих виртуальных миров? Ты хоть понимаешь, что у нас сейчас просрочка пойдёт?!
Она сделала шаг к нему, и в её глазах больше не было холода — в них горел огонь.
— Я тебе перевела эти деньги утром! Утром! Я работала, чтобы мы закрыли этот чёртов платёж за твою машину! За ТВОЮ, Кирилл! Не за мою! А ты, как последний инфантильный идиот, понёс их в магазин за пластиковой коробкой! Ты думал, я не замечу? Или что деньги из воздуха возьмутся?
— Я бы нашёл! Я бы вернул! — крикнул он в ответ, чувствуя себя загнанным в угол. — Но так поступать… Это подло, Марина!
— Подло? — она рассмеялась, но смех этот был лишён веселья. — Подло — это когда твой муж, взрослый тридцатилетний мужик, ведёт себя как капризный подросток! Подло — это когда ты вкалываешь, планируешь бюджет, а он спускает всё на свои «хотелки», потому что не смог справиться с искушением! Ты не ребёнок, Кирилл, чтобы я за тобой с ремнём бегала и отбирала конфеты!
Она развернулась, прошла в коридор, рывком открыла шкаф и вытащила оттуда его спортивную сумку, с которой он ходил в спортзал. Она швырнула её ему под ноги.
— Собирайся. Кирилл опешил.
— Что? Куда собираться?
— Вон, — она махнула рукой в сторону входной двери. — Иди к друзьям. К Лёхе своему, который тебе сейчас так сочувствует. Можешь пойти в свой виртуальный мир, там, наверное, тоже можно где-то переночевать. Я не хочу тебя видеть в этом доме, пока ты не решишь проблему, которую сам же и создал.
Она не просила. Она приказывала. Её лицо превратилось в камень. Кирилл смотрел на сумку у своих ног, на дверь, на непреклонное лицо жены и понимал, что это не просто ссора. Это был конец. По крайней мере, конец того мира, в котором он привык жить.
Холодный металл двери больно давил на спину. Кирилл сидел на корточках на пыльной лестничной клетке, обхватив голову руками. Звук захлопнувшейся двери и щелчок замка всё ещё отдавались в ушах, вытесняя все остальные мысли. Его выгнали. Не просто попросили уйти, а вышвырнули, как нашкодившего щенка, бросив вслед спортивную сумку, которая теперь одиноко валялась у его ног. Воздух в подъезде был спёртый, пах старой краской и чем-то кислым из мусоропровода. Тусклая лампочка над головой гудела, как назойливая муха.
Он достал телефон. Экран всё ещё горел ядовитым светом, но теперь к комментариям и лайкам добавились личные сообщения. «Кирюха, ты там держись!», «Марина, конечно, перегнула…», «Что случилось, ребята?». Пустые слова сочувствия от людей, которые сейчас сидели в своих уютных квартирах и с интересом наблюдали за его публичной поркой, как за очередным сериалом. Он с ненавистью смахнул уведомления и нашёл номер Лёхи. Гудки шли долго, мучительно долго.
— Да? — раздался в трубке осторожный голос друга.
— Лёх, это я. Слушай, тут такое дело… Она меня выгнала. Мне переночевать негде, можешь приютить на ночь?
В трубке повисла пауза. Кирилл слышал на заднем плане звук телевизора и женский смех — это была Катя, жена Лёхи.
— Э-э-э, Кирюх, блин, неловко так… Мы тут как раз… Катя немного не в духе сегодня. Да и я видел пост. Жесть, конечно.
— Лёх, мне просто до завтра перекантоваться. Я на кухне на диванчике, мешать не буду.
— Слушай, я бы рад, правда, — голос друга стал ещё более виноватым и далёким, — но Катька говорит, это ваши семейные дела, не надо нам лезть. Она считает, что Марина права. Ну, ты понимаешь… Может, ты с ней поговоришь? Извинишься?
— Понимаю, — процедил Кирилл и нажал отбой. Он не стал звонить никому другому. Он знал, что услышит то же самое: неуклюжие оправдания, советы помириться и нежелание ввязываться в чужой скандал. Он остался один на один со своим позором на этой грязной лестничной клетке.
Внизу хлопнула входная дверь, и по лестнице застучали быстрые шаги. Через полминуты на площадке появился Стас — их общий знакомый, скорее из категории «привет-пока», чем друг. Он увидел Кирилла, сидящего на полу, и его губы тронула едва заметная ухмылка. Он не удивился. Он явно шёл именно сюда.
— О, а ты чего тут? — спросил он с фальшивым участием. — Говорят, распродажа века?
Кирилл ничего не ответил, лишь смерил его тяжёлым взглядом. Стас не смутился. Он подошёл к их двери и уверенно нажал на кнопку звонка. Кирилл вскочил. Что он себе позволяет?
— Ты куда?! — прошипел он. Стас обернулся.
— Как куда? За покупками. Вещь-то хорошая, новая. А цена, я так понимаю, обсуждаема.
Дверь открылась. На пороге стояла Марина. Она посмотрела на Стаса, потом перевела взгляд на Кирилла, стоявшего в паре метров от неё, и на её лице не дрогнул ни один мускул. Она будто смотрела сквозь него.
— Проходи, — сказала она Стасу ровным голосом.
Она впустила его внутрь, но дверь до конца не закрыла, оставив небольшую щель. Специально. Чтобы он всё слышал. Кирилл замер, прижавшись к стене. Он слышал их голоса из прихожей.
— Вот, всё в упаковке, чеки есть, — говорила Марина деловито, как продавец в магазине. — Игры тоже не вскрытые.
— Да я верю, верю, — отвечал Стас своим елейным голоском. — Слушай, ну ценник ты, конечно, загнула. Давай за всё вместе скинешь немного? Чисто по-соседски.
— Цена указана в объявлении. Она окончательная. Деньги нужны срочно, сам понимаешь, — в её голосе звенела сталь. Кирилл слышал, как Стас хмыкнул, как зашуршала коробка, которую он осматривал. Потом раздался звук, который заставил его похолодеть, — отчётливый хруст отсчитываемых купюр.
— Ладно, твоя взяла. Держи.
Марина взяла деньги. Кирилл видел в щель, как она пересчитывает их, медленно, купюра за купюрой. Затем она протянула Стасу коробки. Стас, довольный, с добычей в руках, вышел на площадку, кивнул остолбеневшему Кириллу и, насвистывая, пошёл вниз по лестнице. Марина на мгновение задержалась в дверях. Она посмотрела прямо на Кирилла, в её руке была зажата пачка денег. Затем, не говоря ни слова, она медленно и демонстративно закрыла дверь. Щелчок замка прозвучал как выстрел.
Тишина, нарушаемая лишь гулом старой лампочки, давила, сжимала виски. Унижение, до этого момента бывшее чем-то абстрактным, цифровым, теперь обрело физическую форму — холодный бетонный пол под ногами и запертая дверь, за которой осталась его жизнь. Но унижение быстро испарялось, уступая место чистому, незамутнённому гневу. Не на Марину. На себя, на Стаса с его ехидной ухмылкой, на весь этот проклятый мир. Он вскочил, и его кулак с глухим стуком врезался в дерматиновую обивку двери. Раз. Второй.
— Открой, Марина! — его голос сорвался на рык. — Открой, я сказал!
Он уже не просил. Он требовал. Он молотил по двери, не чувствуя боли в костяшках, вкладывая в каждый удар всю свою ярость и бессилие. Он слышал, как внутри что-то упало от вибрации — вероятно, ключи на полке. Пусть. Пусть всё там разлетится к чертям.
— Хватит цирка! Открывай дверь!
Внезапно удары стали бить в пустоту. Дверь распахнулась так резко, что он едва не влетел в прихожую. Марина стояла перед ним. Она была уже одета: тёмные джинсы, куртка, на плече висела сумка. Она не выглядела испуганной или рассерженной. Она выглядела так, будто просто собиралась выйти за хлебом и он на секунду её задержал. Эта её отстранённость взбесила его ещё больше.
Она посмотрела на него, потом на его сжатые кулаки, и в её руке мелькнула та самая пачка денег, которую она только что получила от Стаса. Небрежным движением, как будто бросая мусор, она швырнула купюры ему под ноги. Деньги веером разлетелись по грязному полу подъезда.
— Этого не хватит, — произнесла она холодно и буднично. — Нужно ещё.
Кирилл ошарашенно смотрел на разбросанные купюры, потом на неё. В её другой руке он заметил блеснувший металл. Это был не ключ от квартиры. Это был брелок с ключами от его машины. Второй, запасной комплект, который всегда лежал дома. Кровь отхлынула от его лица. Он всё понял. Платёж. Машина. Ключи. Весь её дьявольский план сложился в его голове в единую, чудовищную картину.
Она сделала шаг, чтобы обойти его. Он инстинктивно преградил ей путь, выставив руку.
— Куда ты собралась?
— Решать твою проблему, — она даже не остановилась, попытавшись протиснуться мимо.
— Не смей! — он схватил её за плечо. — Это моя машина! Ты не имеешь права её трогать!
Она остановилась. Медленно повернула голову и посмотрела сначала на его руку на своём плече, а потом ему в глаза. В её взгляде не было ничего, кроме ледяного презрения. А на губах появилась лёгкая, едва заметная усмешка.
— Право? — переспросила она тихо, но каждое слово било как молот. — Какое право было у тебя тратить деньги на игрушки, когда за эту машину нужно платить? Ты сам, своими руками, превратил её из своей собственности в наш общий долг. И раз уж ты не способен нести ответственность, придётся это сделать мне.
Он растерянно ослабил хватку. Её логика была безупречной и убийственной.
— Я… я найду деньги! Я всё верну!
— Поздно, Кирилл. Искать надо было раньше, — она стряхнула его руку, как будто смахнула пылинку. — Я отвезу её к знакомым ребятам. Пусть постоит у них в гараже, пока ты не найдёшь оставшуюся сумму. Считай это залогом твоей ответственности. Найдёшь деньги — получишь ключи. Не найдёшь… — она сделала паузу, наслаждаясь эффектом, — значит, ты не так уж и ценил свою игрушку.
Она обошла его, оцепеневшего, и не оборачиваясь, начала спускаться по лестнице. Её шаги гулко отдавались в подъездной тишине. Кирилл стоял, как громом поражённый, в полупустом коридоре, глядя на разбросанные по полу деньги, которых ни на что не хватит. Через минуту он услышал внизу хлопок подъездной двери, а затем — знакомый звук заводящегося двигателя его машины. Звук, который становился всё тише и тише, пока окончательно не растворился в шуме города, оставляя его в полной, оглушительной тишине своего поражения…
