«Доработался до нервного срыва, лихорадки и бреда, два месяца не мог встать с постели». Но Леонарда Коэна спасли аисты

Говорят, что его песни заставляют мужчин плакать. Да, Коэн знал, как зацепить душу. Он обладал гипнозом – в прямом смысле, по слухам, однажды взглядом заставил уйти муравьев. Всю жизнь он был в поиске – и вопросов становилось все больше, а ответы все неочевиднее.

Ибо ответ, что устраивал в 20 лет, в 40 уже не подходит. А в 60 сам становится вопросом. Жизнь Коэна рваная − взлеты, провалы, зигзаги…

Вопрос первый: откуда я?

Леонард родился в Монреале в 1934 году. Фамилия Коэн очень древняя. Ее носители считаются потомками первосвященника Аарона, и привилегии за ними признают до сих пор, например, при чтении Торы в синагоге Коэны молятся первыми. Предки Леонарда по отцу прибыли в Канаду из Польши. Дед, бизнесмен и денди Лион Коэн, возглавлял Совет еврейской общины Монреаля.

Отец владел швейной фабрикой и магазином одежды. Предки по матери из Литвы − дед, лингвист и философ, руководил общиной в Ковно (Каунас). Образованные, религиозные, респектабельные Коэны гордились своими корнями.

Из семьи − любовь Коэна к строгим дорогим костюмам-тройкам, знание Каббалы и Библии и чувство близости к чему-то высокому:

«Еще в детстве меня тронула музыка и одухотворенность речей, что я слышал в синагоге… Я всегда полагал, что мир был создан при помощи слов, и поэтому видел неземной свет в этих речах. И это то, к чему я всегда хотел быть причастен».

Вопрос второй: кто я?

В 15 лет Коэн увлекся Гарсиа Лоркой и гитарой. Он учился игре в стиле фламенко у студента-испанца. На четвертый урок студент не пришел — покончил с собой. На этом учеба завершилась. Он стал писать стихи и в 1951 году поступил на факультет изящных искусств университета Мак-Гил. Вскоре Коэн получил за стихи премию.

«Поэзия – это доказательство жизни. Если твоя жизнь пылает, поэзия – ее пепел», − писал он.

Коэна мучили сложные вопросы бытия, Бога, самоопределения… Хотелось засесть писать прозу где-нибудь далеко, в горах или у моря. Грант Канадского совета по искусствам дал ему такой шанс. Он отправился в Израиль, но задержался в Лондоне. Набросал начало романа. Однажды, уставший и промокший от дождя, зашел в Банк Греции. «А там у нас сейчас чудная погода», − сказал клерк.

И Коэн улетел на маленький греческий остров Гидра в Эгейском море, «подышать свежим воздухом античности». Купил старый рыбацкий домик и зажил отшельником. Так прошло семь лет. На Гидре родилось два романа: «Любимая игра» − о жизни художника в Канаде, и «Прекрасные неудачники», где Коэн полез в сложную тему католического Бога.

Перфекционист во всем, он без конца кромсал текст, пытаясь выразить свои мысли безупречно. Сидел на cпидбoле – смеси кoкaина с гepoином. Завершая второй роман, две недели не ел и писал по 20 часов в день. Доработался до нервного срыва, лихорадки и бреда, два месяца не мог встать с постели.

Его спасло «чудо аистов»: по пути в Африку и обратно птицы отдыхают на Гидре, и на одну ночь они заняли все крыши, шпили и купола церквей. Утром с отлетом аистов Коэн пришел в себя.

Муки были не зря: критика книги оценила. Автора сравнивали с Сартром, Грассом и другими великими.

«Джеймс Джойс не умер, − писала газета «Бостон Глоб», − он живет в Монреале под именем Леонард Коэн».

Сам Коэн сказал о романе:

«Если что-то упускаешь, все становится, с одной стороны, лицемерием, с другой − вульгарностью или пopногpaфией. Если Бог упущен из ceкса, ceкс cтановится пopногpaфией; если ceкс упущен из Бога, Бог становится ханжеством и фарисейством».

Сейчас роман изучают в канадских университетах в курсе современной литературы.

Итак, 1966 год. Коэн, известный писатель и поэт, возвращается в Монреаль. Но вдруг решает стать певцом − в 33 года. Почему? Коэн − личность закрытая, склонная к самоанализу, размышлениям:

«Я никогда не любил появляться на людях и по-настоящему ценю тот момент, когда закрываю за собой дверь отеля, в котором живу».

Такие идут в философы-затворники или ученые. Но Коэн выбрал Сцену – последнее, что ему подходит. Читают все меньше, а аудитория певца – миллионы.

«Во всем есть разлом. Только так свет может попасть внутрь», − сказал он как-то.

Оцените статью
«Доработался до нервного срыва, лихорадки и бреда, два месяца не мог встать с постели». Но Леонарда Коэна спасли аисты
Как ты могла, подруга моя