История эта случилась в сентябре 1972 года. Вертолёт со специальной топографической группой под руководством подполковника Дузина облетала Таймырские земли в районе озера Кокоро и Лобаз. Они работали над картой, наносили объекты и подробно изучали с воздуха малоизученную местность.
В команде было шесть человек. Три военных топографа, два лётчика и местный ненец Савелий Пересоль, которого взяли на борт как знатока местных земель.
И тут внезапно в воздухе происходит поломка. Что-то случилось с гидравликой, которая передаёт движение с пилотской ручки на ось винта. Ручка взбесилась и начала колотить лётчика по ногам. Вертолёт, благодаря мастерству пилота, совершает жёсткую посадку в безлюдную тундру.
Люди в ушибах и ссадинах, с разбитыми носами и с головокружением от лёгкого сотрясения мозга, сумели спастись и вовремя выпрыгнули из кабины, ибо в салоне начался пожар.
Сначала была короткая радость от мысли что все живы и спаслись. Но потом пришла растерянность и мысль что делать? Вокруг на сотни километров ни души, рация сгорела, тёплой одежды нет, оружия нет. Ведь более или менее одет один Савелий Пересоль.
Ненцы свою кухлянку не снимают ни зимой, ни летом. Ещё сам Дузин выскочил в ватнике, у пилота унты, у остальных – комбинезоны и полевое пэшэ. Верхняя одежда сгорела в вертолёте вместе с запасом еды. Хоть и дают греться друг другу, предлагая по очереди ватник и кухлянку, но помогает такое не сильно. Ночью сна практически нет, силы на исходе.
Погода стала портиться. Вот вот выпадет снег. Хотя с другой стороны, ещё все дары осени видны. Брусника, морошка, грибы кое какие находились. Наловили мужики мышей и леммингов немного. Но этим не наешься. Некое подобие убежища сделали из обшивки вертолёта.
Слава Богу спички были, поддерживали костёр, но дровишками в тундре не особо разживёшься. Да и при ветре костёр не шибко дымил вверх, всё больше по земле стелился. Так что увидеть дымовой столб с воздуха было трудно.
Три дня прошли в суровой борьбе за выживание. Некоторых уже стало настигать отчаяние. Особенно после того как тумане пролетел над ними вертолёт не заметив их. Военные знали, что их обязательно будут искать, и решили сидеть на месте никуда не двигаясь.
Не терял оптимизма один Савелий: «Ой-ой, какой мы все шибко глупый! Зачем сидели?! Кого ждали?! Сегодня ветер болото выморозит – копальхем найти трудно будет! Надо было в первый день болото обходить – обязательно бы копальхем нашли! Давно бы нашли, много бы наелись, много бы с собой взяли!
Каждый день бы шли, кухлянку и ватник по очереди бы носили, копальхем бы кушали, уже бы до Хеты дошли! Я бы мало-мало посмотрел по берегу, а потом бы повёл вас куда ближе – на север в Жданиху или на юг в Хатангу. А потом туда бы за нами из Крестов вертолёт послали, где шибко сгущёнки, тушёнки и водки. Шибко много! Мы бы спаслись и веселились. А так подохнем!».
Охотник был по-своему прав. При правильно выбранном маршруте за три дня вполне можно было бы дойти до жилищ ненцев и долган. Район где упал вертолёт не такой уж и глухой по меркам Таймыра. Три-четыре дня пути и ты в Хатанге, Жданихе, Крестах или Хете. На Таймыре есть места в сто раз глуше и безнадёжней. Но ведь группа могла растянуться, начать буксовать и терять силы на маршруте.
И тогда точно смерть. Военные ведь были не ахти какие ходоки по болотам и тундре. Так что военные отвергли этот план Савелия. Но весьма заинтересовались копальхемом. Стали расспрашивать охотника про него.
«А-а-а, копальхем вкусный, копальхем жирный, от копальхема тепло, от копальхема сила, от копальхема жизнь! Копальхем духи берегут, потому что в том болоте, где копальхем лежит, живёт сам Дух Большого Оленя. А он самый главный, кто помогает человеку в тундре!
Других богов, если плохо помогают, можно и плёткой выстегать, и в костёр бросить, а Духа Большого Оленя нельзя! И нельзя тут больше оставаться – пока болото совсем не выстыло и Дух Большого Оленя на зиму спать не лёг, надо за копальхемом идти, а то все помрём!».
Рассказал старый охотник что кохальхем делают особым способом – старого вожака необходимо отдать в жертву Духу Большого Оленя. Такого оленя отбивают от стада и пару дней ему ничего не дают есть для полной очистки кишечника.
Дальше ритуал принесения жертвы прост – свергнутому вожаку (при этом обязательно надо, чтобы тот был жирным и в полном здравии) на шею накидывают сыромятный аркан и тянут его на ближайшее болото. Там его этой петлёй давят и оставляют в болоте. Но оставляют хитро – олень должен скрыться там полностью, потом это место ещё досыпают торфом или мхом-сфагнумом, а сверху обкладывают ветками и камнями.
Давят оленя с великой осторожностью – нельзя, чтобы его шкура хоть где-нибудь повредилась, туша его должна быть абсолютно целой. Сам торфяник хорошо маскирует запахи, а поэтому случаи осквернения копальхема хищным зверем сравнительно редки. Возле копальхема на ближайшей кочке вбивают кол, обязательно из лиственницы, чтоб не гнил.
Кол украшают пучками травы и ягеля, а часто ещё какой-нибудь яркой тряпочкой. В советское время, например, особой популярностью пользовались пионерские галстуки или вымпелы «Лучшему оленеводу». Так вот, эта оленья туша может так пролежать столетиями. И таких копальхемов в тундровой зоне болот охотники немало понаделали.
Идея понравилась офицерам. Голод давил. И даже то что это тухлятина уж и не думали. Если что — пальцами нос зажмём и съедим, решили они. И послали Савелия Пересоля искать копальхем. И охотник не подкачал! К вечеру уж прибежал со здоровенной оленьей ногой, которую умело подвязал ремнями к спине.
Пытались военные поджарить его на огне, но вонь пошла такая, что словами не описать. Поняли, что такое лакомство лучше есть холодным. Мясо конечно было жуткого цвета, какая-то сероватая, дурно пахнущая масса. А вот жир ничего себе. Легко отдирался и грязно-серый слой, что сразу под шкурой. У свежей оленины такую мезгу не прожуешь, а тут ничего – мягкая, словно восковая корочка с сыра.
Вкус же копальхема больше всего походил на жутко прогоркшее несолёное сало. И изголодавшиеся офицеры к вонючему копальхему отнеслись с доверием. Нарезали кусочками и, запивая брусничным отваром, не жуя, наглотались до отвала, и пошли в своё убежище отдыхать.
К ночи разыгралась непогода и пошёл снег. Он словно саван украсил тундру, и стал хорошей декорацией к начинающейся трагедии. Все прижались друг к другу и стали отдыхать. Но тут началось! У кого рвота, у кого сильные боли в печени, а у некоторых даже галлюцинации начались. Одному Савелию ничего. Всё ему как с гуся вода.
Ночь была ужасная… А когда совсем рассвело, остановилось дыхание у лётчика, а вот и сам подполковник Дузин умер. К обеду умер механик. Двое топографов ещё были живы, но находились в тяжёлой коме.
Вспомнил Савелий Пересоль дедовы заклинания. Натянул портянку на кастрюльку и стал стучать, да заклинаньями Духов Тундры и Духов Большого Оленя замаливать, чтоб спасти хоть кого. И видать смилостивил Духов. Вскоре появилась поисковая «стрекозка» на горизонте. Еще было светло, и спасатели заметили потерпевших крушение.
Всех отправили в Жданиху. Там подзаправили вертолёт и отвезли троих в Кресты, где был медпункт с фельдшером. Ночью умер один из топографов. Состояние последнего военного, старшего лейтенанта, оставалось «стабильно-критическим». Один Савелий сидит себе на койке, ногами болтает и недоумевает — почему всё так плохо?
К утру старшему лейтенанту стало лучше. Промытый желудок и капельница сделали своё дело. Тут и следователи прилетели: один гражданский, другой — офицер военной юстиции. Завели эти следователи уголовное дело на гражданина Савелия Пересоля за убийство четверых военнослужащих путём отравления.
По ходу расследования статью за убийство поменяли на «непреднамеренное убийство», потом «за случайное убийство по неосторожности».
А какая ещё может быть осторожность при приёме внутрь местного пищевого суррогата, называемого по-ненецки «копальхем»? О такой осторожности тогда ни один профессор-токсиколог не знал. В Москву, в Центральную Лабораторию Судебной Экспертизы МО доставили замороженные куски копальхема. Ненца Пересоля потаскали по военным заведениям.
Был он и в Институте Военной Медицины на Ржевке, и в разные другие токсикологические лаборатории его привозили. В военных интересовало лишь одно — как же в его организме действует система противодействия и нейтрализации птоаминов? Очень интересно, а может и к другим ядам у ненцев такая устойчивость? Оказалось, что нет. Только к трупным ядам.
Ради науки, бедного Пересоля даже подвергли биопсии печени. Может из-за такой вот научной ценности и осудили Савелия лишь условно. Отпустили в родную тундру. Да и состава преступления особо не нашли в его деле. Тут скорей — роковое стечение обстоятельств.
Стали учёные тогда серьёзно изучать этот вопрос, стали докапываться почему организмы малых народов так нечувствительны к трупным ядам. выяснилось вскоре, что и чукчи подобным образом консервируют мясо моржей и китов, и другие северные народы делают тоже самое. Даже у канадских инуитов и эскимосов на Аляске такие же консервы в почёте. И ведь никто не помирает от подобной кулинарии!
Стали исследовать дальше. И поняли учёные, что история привыкания к подобной пище начинается с самого рождения. Чтобы новорожденный не плакал, ему вместо соски дают сосать кусочек сырого мяса на нитке. Привяжут, чтоб не проглотил и в рот. А меняют эту «соску», когда мясцо уж попахивать начинает. Потом вместо кашки кровушки оленьей попить дадут.
Потом и ломтиком копальхема побалуют. Вот постепенно и развивается привыкание к птоаминам. На этом тему и закрыли.
В одном лишь покаянный Савелий Пересоль был уверен на сто процентов, что не пойди он за копальхемом, да не задобри духов правильным образом, то и не нашла бы их вертушка. Дух Большого Оленя доказал, что он главный в тундре – пригнал-таки вертолёт!
