— На сестрице Вашей женится, не на Вас, — услышала Аннушка, вздрогнув. И — расхохоталась.
Ее робкий ухажер Васенька, в минуты волнения нервно поправлявший свои круглые очки и пощипывавший редкую клочковатую бородку. Васенька, бедный заика, сделал решительный шаг. Если он мечтал отомстить ей — то напрасно.
Но о чем же думала Анисья, когда соглашалась? Ведь знала, не могла не знать: не любит он ее! А что же это за жизнь такая, если без любви?
Студента историко-филологического факультета Васю Ключевского в дом вдовы Александры Ильиничны Бородиной, проживавшей в Москве на Большой Якиманке, привел ее сын Николенька. Семья Бородиных — большая, гостеприимная — двое мальчиков и пять девочек.
Всегда шумно, весело. Найдется место и для бесприютного Васи, всегда мечтавшего о тепле домашнего очага.
Свою грустную историю молодой Василий Осипович от людей не скрывал. Его отцом был сельский священник из сельца Воскресеновка Пензенского уезда, который погиб в результате несчастного случая, возвращаясь с ярмарки во время грозы.
Первым, кто наткнулся на Осипа, лежащего посреди дороги, был девятилетний Вася. Страшное зрелище произвело на него такое впечатление, что он начал заикаться.
Небольшое семейство — вдова Анна Федоровна, да двое ее детей, Вася и Лиза, — перебралось в Пензу, где старинный друг отца, священник Филаретов, предоставил им в пользование небольшой домик. Так и жили: в половине устроились сами, а другую сдавали, получая с этого маленький, но стабильный доход — 3 рубля в месяц.
Денег едва хватало на то, чтобы прокормиться: «весь быт был устроен по-нищенски, по-сиротински». Да к тому же, при всех невеликих доходах, совершила Анна Федоровна отчаянный проступок: родила вне брака и вне закона дочь Настену. Страшный грех для вдовы священника, который навсегда мог лишить ее поддержки со стороны!
Однако же история эта не повлияла на устройство подросшего Васи, которого по прошению матери, как единственного сына покойного священника и будущего кормильца семьи, зачислили в Пензенское духовное училище.
Когда же обнаружилось, что мальчик страшно заикается, а потому успеха в проповедническом деле не достигнет, из жалости оставили, объявив, что дают ему срок исправить свой дефект. Не излечится от заикания — пусть пеняет на себя.
Преодолеть порок юный Вася смог только неустанным трудом: часами читал вслух, нараспев проговаривая сложные слова. Полностью от заикания он так и не избавился, в минуты душевного волнения вновь путаясь в слогах, но делал это так редко, что небольшая проблема уже не была препятствием на пути публичных выступлений.
По крайней мере, в Пензенскую духовную семинарию Василия Осиповича приняли без затруднений. И не прогадали: учился Ключевский блестяще. Однако курса не довершил: решив, что мечтает о большем, нежели стать священником подобно отцу, стал рваться в город покрупнее — в Москву. Там все возможности! И жизнь — не чета тихой уездной скуке, где нет ни пищи для ума, ни подходящего случая — для карьеры.
Отправиться покорять большой город Ключевскому помогли добрые люди: дядюшка, священник Европейцев, да купец-фабрикант Маршев, желавший видеть своего сына студентом, а за компанию оплативший дорогу Васе, который готовил юного купчика к поступлению.
Учитель оказался куда радивее ученика: Маршев экзамены завалил, а вот Василий Осипович сдал преотлично, и был зачислен на историко-филологический факультет.
Студенческая жизнь — не сахар. Ключевские и без того едва сводили концы с концами, а потому посылать Васе копеечку, выкраивая из своих скудных доходов не могли. Немного получалось добыть уроками: как раз хватало на покупку хлеба, чернил да бумаги.
И лишь через год Василию Осиповичу, преуспевшему в учебе, назначили казенную стипендию, которая, в целом, едва ли преобразила его жизнь, почти не ослабив жесточайшей экономии.
Все мысли Василия Ключевского были лишь об учебе да отчаянной нехватке средств, часть которых теперь уходила болеющей матери и сестрам. Где уж тут думать о личном? Однако знакомство с семьей однокурсника Николеньки Бородина заставило думать, что невзгоды не способны убить живые чувства.
Девушки Бородины оказались милы и приятны. Они умели поддержать любой разговор, интересовались поэзией и искусством, обучены игре на фортепиано. Александра и Наденька стали Ключевскому добрыми подругами. А вот Аннушка — запала в сердце, не вытравить.
В отличие от других сестер жила Анюта не с матерью и сестрами. Когда Бородины лишились отца и кормильца, Аню предложили взять на воспитание дальние родственники — богатые купцы Долговы. Они ее и вырастили, оставив девушку в странном положении — то ли члена семьи, то ли экономки и компаньонки.
Впрочем, такова была судьба многих воспитанниц, которые как известная героиня «Войны и мира» Соня Ростова, оставались ниже хозяев, но выше слуг, ведя домашнее хозяйство и с преданностью заботясь о родне.
Анна поддерживала связи с семьей и нередко заезжала их проведать. Познакомилась и с Васенькой, который в меру возможностей оказывал ей знаки внимания. О свадьбе, конечно, речи не шло: что за союз нищеты с бедностью? Нет, Василий Осипович рассчитывал встать на ноги, а уж тогда…
Несколько лет длилось тесное знакомство, будто бы с решеным финалом.
«Во всяких сколько-нибудь близких отношениях есть вещи совершенно решенные, хотя никто никогда не решал их: они сами решились и доказали себя тем, что явились и сознаются обеими сторонами, проще - и мной и Вами», — совсем неромантично писал Василий Осипович своей необъявленной невесте, полагая, что все уж выговорено, хотя и несказанными словами.
Лишь к 28 годам Ключевский, служивший при Московском университете, решил, что способен создать семью. Будущее виделось гладким и определенным — защита диссертации, преподавание студентам русской истории…Доходов должно было хватить на содержание жены и детей.
Наконец, он обратился к Анне Михайловне с предложением. И — совершенно для себя неожиданно — получил решительный отказ. Аня не нашла ему замену: она предпочла остаться в семье Долговых, где воспитывала четверых детей, оставшихся без материнской ласки после смерти хозяйки дома.
Возмущению Василия Осиповича не было предела. Долгие годы он лелеял мысль о женитьбе. Казалось давно уже все решено! И вдруг — такой отпор!
Удара по самолюбию Анне Михайловне Ключевский не простил. И вскоре неожиданно для всех вновь посватался. К старшей сестре своей прежней невесты — не слишком красивой, тихой и терпеливой Анисье, которая, отпраздновав тридцатилетие, давно поставила крест на своей судьбе.
В том, что участь Никсочки, как ласково звали ее домашние, предопределена — остаться старой девой, никто не сомневался. Вероятно, не имела надежд на брак и она сама. Но предложения Ключевского, который был моложе нее на 4 года, не отвергла!
Оба вступали в союз без радости. Не было между ними ни горячей любви, ни страсти. Лишь договор, по которому Василий Осипович обещал заботиться о жене, а она — верно исполнять свои обязанности.
«Женщина, которую любит нелюбимый ею мужчина, должна пожалеть о нем. Своим сожалением она выкупает свою ошибку», — витиевато выражался Ключевский.
Однако Анна, кажется, о нем не жалела. Нет сведений о том, действительно ли ей так дороги были Долговы. Или просто не хотела она идти замуж за человека, «по наружности незавидного и несолидного», к тому же невысоко ставившего весь женский род. Очевидно, философия историка, которому вскоре суждено прославиться, была ей не слишком близка:
«Женщина родится по ошибке, выходит замуж по любви, родит по глупости, умнеет от родов, разводится по капризу на мужа и умирает с горя о детя[х]».
«У женщины сердце умнее ее ума: потому-то она чувствует умно и размышляет глупо».
«Эти дамы и девицы годятся только в самки и совершенно негодны как женщины. Мужчина только тогда может любить женщину, когда [она] из самки пересоздается в любимую женщину».
«Смотря на нынешних женщин, сознаешь верность философского определения, что человек есть разумное животное; разумность не мешает им быть животными».
«Вся житейская наука женщины состоит из трех незнаний: сначала она не знает, как добыть жениха, потом — как быть с мужем, наконец, — как сбыть детей».
Мысли Ключевского о месте женщины вполне нашли отражение в его личной жизни. С головой уйдя в работу и труд всей жизни — пятитомный «Курс российской истории», он мало внимания обращал на Анисью, родившую ему сына Бориса и обустроившую быт.
Никсочка оказалась тенью при великом муже, растворившись в своем служении. Василий Осипович никогда не выводил ее в общество, не брал в гости, не звал с собой в поездки.
Когда в дом приходили его коллеги или студенты, она накрывала на стол и молча уходила к себе, — при разговорах ей присутствовать не дозволялось. Будучи в отъезде, он даже не писал ей писем…
Свое положение «старой девы» Анисья променяла на ужасное гнетущее одиночество в собственном доме. Единственным ее утешением стали походы в церковь. Там, глядя на умиротворенные лики святых, она забывала о разъедавшей душу боли. Плохо без родного человека. Плохо без близкого.
В марте 1909 года преданной Анисьи не стало. Ушла она так же тихо, как и жила: отправившись на службу в храм, потеряла сознание и в одночасье скончалась.
«Остались осиротевшими, беспомощными, как малые дети», — говорили знакомые о Василии Осиповиче и его сыне Борисе. Внезапно оказалось, что весь быт держался на хрупких плечах терпеливой и незаметной женщины, ни разу не сказавшей и слова поперек.
После смерти жены Ключевский как-то внезапно сдал, точно лишившись опоры. Его взгляды на женский пол оказались так далеки от реальности: без Анисьи стало пусто и тоскливо. Не было больше привычной ласки, не было витавшей в воздухе заботы. Никто не готовил его любимых блюд, не подкладывал грелку в холодную под вечер кровать.
Дом Ключевских осиротел, оставшись без хозяйки. И не было никого, кто смог бы заменить Анисью: Борис, выросший верным помощником отца, разделявшим его взгляды, так и не женился, не привел в дом «неразумное создание», не завел детей…Тихо шелестели страницы научных трудов. Но в этом ли было счастье?
Проболев два года, Василий Осипович Ключевский умер в марте 1911 года. На похороны пришло множество людей — столько, сколько не собиралось ради Анисьи. И не собралось ради Анны Михайловны, скончавшейся в 1912 году.
