— Ты просто накручиваешь себя, Алина. Моя мать не такая.
— Не такая? А какая она, Витя? Ты смотришь глазами сына, а я — глазами невестки, которую она едва терпит.
Алина отвернулась к окну, прижав ладони к горячим щекам. Мартовское солнце расцвечивало кухню полосами света и тени, словно разделяя их с мужем невидимыми барьерами.
Эта четырехкомнатная квартира в престижном районе должна была стать их крепостью, их счастьем. Но с каждым визитом свекрови стены будто истончались, пространство сжималось.
Виктор поднялся из-за стола, подошел сзади, обхватил жену за плечи. От него пахло кофе и знакомым лосьоном — запахом дома. Дома, который юридически им не принадлежал.
— Людмила Сергеевна нам подарила эту квартиру, — произнесла Алина с горечью, которую больше не могла скрывать. — Только почему-то документы так и остались на неё. «Зачем переоформлять, это лишние деньги, лишняя волокита». И ты согласился.
Виктор вздохнул, уткнувшись носом в её волосы.
— Ну и что? Это формальность. Это наш дом.
— Это дом, где всем страшно, когда приходит твоя мать. Где я должна отчитываться за каждую переставленную вазу. Где она смотрит на меня как на временное недоразумение в твоей жизни.
Из детской донесся тонкий голосок Марка — их пятилетний сын проснулся от дневного сна. Алина выпрямилась, механическим движением поправила волосы. На скулах всё ещё горели алые пятна.
— Ты не понимаешь… она меня презирает. Она никогда меня не принимала. Она играет в добрую только при тебе.
— Алина, ну хватит. Это глупости. Она нас любит. Она же квартиру нам подарила!
— Не нам, Вить. Тебе. А если тебя не станет — она просто нас выгонит. Ей наплевать на меня и на Марка.
Виктор прикрыл глаза. Слова жены бередили неясную тревогу, которую он годами задвигал в дальний ящик сознания.
Там, где хранились воспоминания о том, как мать проверяла его школьный рюкзак до шестнадцати лет. Как встречала его первую девушку с улыбкой, за которой таился лед.
Как резко забирала его со студенческих вечеринок, заявляя, что волновалась.
— Мама-а-а! — позвал Марк тоненьким голоском.
Алина выскользнула из объятий мужа.
— Я давно оставила иллюзии, что могу соперничать с ней за твоё сердце, — произнесла Алина, встретив его взгляд.
В её голосе не было ни обвинения, ни мольбы — только горький опыт прожитых лет. — Просто пойми: рано или поздно маска доброй свекрови слетит, и тебе придётся делать выбор.
Она шагнула в сторону детской, но Виктор схватил её запястье. Кончики его пальцев подрагивали, как у пианиста перед сложным пассажем.
— Если… если бы вдруг что-то случилось со мной. Что бы сделала она?
Алина сглотнула. В горле пересохло.
— Она бы выгнала нас в тот же день. И ты это знаешь.
Спустя время это и случилось.
Телефон упал в раковину. Дисплей мерцал, выдавая последние признаки жизни, словно пытаясь что-то сказать.
Алина смотрела на него невидящим взглядом — 60 дней без вестей. 60 дней, как Виктор исчез.
Он не взял ничего — ни зубную щетку, ни запасную рубашку, ни даже бумажник.
Просто вышел утром за хлебом и растворился в апрельском воздухе, как мираж. Полиция приняла заявление, но интереса не проявила: взрослый мужчина, семейные проблемы бывают, объявится.
— Мама, где папа? — спросил Марк, забираясь к ней на колени с потрепанным плюшевым динозавром.
Алина обняла сына, уткнувшись носом в макушку, пахнущую детским шампунем и чем-то неуловимо солнечным.
— Папа… папе пришлось уехать на время. Он очень скучает по тебе.
— А когда он вернётся?
— Скоро, — солгала она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Очень скоро.
Телефон наконец потух. Последнее сообщение от Виктора, отправленное в то утро — «Я люблю вас» — теперь тоже исчезло. Как будто и не было никогда.
Марк закончил запись их разговора на свой телефон и отправил бабушки, как просила мама.
Звонок в дверь ударил по нервам током. На пороге стояла Людмила Сергеевна — безупречно одетая, с идеальной укладкой и взглядом, холодным, как январское стекло.
— Здравствуй, Алина, — голос свекрови звучал почти участливо, но за мягкостью тона проглядывала злоба. — Можно войти?
Не дожидаясь ответа, она прошла в коридор, сняв пальто с таким видом, будто делала одолжение.
— Бабушка! — Марк подбежал к ней, но Людмила лишь механически потрепала его по голове, не отрывая взгляда от Алины.
— Ты выглядишь ужасно, — заметила свекровь, вскинув тонко выщипанную бровь. — Хоть бы умылась перед моим приходом.
Алина промолчала. В мешки под глазами можно было сложить всю боль последних дней, и никакая косметика этого не скрыла бы.
— Что говорит полиция? — Людмила прошла на кухню, словно проверяла своё имущество.
— Ничего нового. Они ищут.
Свекровь поджала губы.
— Это всё из-за тебя… Он с ума сошёл от вашей жизни! Ты довела его. Если бы не ты — он бы жил нормально.
Слова упали камнями, разбивая хрупкую оболочку сдержанности, которую Алина кропотливо выстраивала при свекрови. Руки невольно сжались в кулаки.
— Он пропал без вести, Людмила Сергеевна. Не нужно говорить о нём в прошедшем времени.
— Не нужно мне указывать, как говорить о моём сыне, — отрезала свекровь. — Моём единственном сыне, которого ты не смогла сделать счастливым.
Она открыла холодильник, демонстративно поморщилась при виде полупустых полок.
— Даже ребёнка нормально накормить не можешь. А он на тебе женился! Из жалости, наверное.
Алина почувствовала, как что-то ломается внутри неё — не от боли, а от озарения. То, что казалось горем, медленно преображалось в ледяную ясность.
— Выйдите из моей кухни, — сказала она тихо.
Людмила дёрнулась, словно её ударили.
— Что ты сказала?
— Я сказала: выйдите из моей кухни, Людмила Сергеевна. Из кухни в квартире, где я живу с вашим внуком.
— В моей квартире, — процедила свекровь. — Не забывайся, девочка. Документы на моё имя. И если Виктора нет… если его действительно нет…
Внезапно глаза её сузились, превратившись в тонкие щёлочки.
— А может, ты что-то сделала с ним? Может, ты избавилась от него? Что ты с ним сделала?
Марк, услышавший крик из своей комнаты, выглянул в коридор с испуганными глазами. Алина глубоко вдохнула, заставляя себя успокоиться.
Три дня спустя, ровно в полдень, звонок в дверь заставил Марка вздрогнуть от неожиданности. Алина знала, кто это. Она чувствовала этот момент заранее, готовилась к нему, как боксёр к решающему раунду.
На пороге стояла Людмила Сергеевна. За её спиной маячил незнакомый мужчина с инструментами.
— До вечера вы должны собрать вещи, — отчеканила свекровь. — Квартира моя. Виктора нет — и вы тут больше не живёте.
Мастер по замкам — коренастый мужчина с усталыми глазами — переминался с ноги на ногу в прихожей, избегая смотреть на Алину. Людмила Сергеевна нетерпеливо постукивала ногтями по дверному косяку.
— Не стойте! Начинайте работу, — бросила она мастеру, и тот нехотя потянулся к сумке с инструментами.
Марк прижался к ноге матери. Его пальцы, маленькие и тёплые, вцепились в ткань её домашних брюк с такой силой, что костяшки побелели.
Алина положила ладонь на макушку сына, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Но лицо её оставалось спокойным — с той особой неподвижностью, за которой прячется не страх, а ожидание.
— Людмила Сергеевна, может, вы хотя бы зайдёте на кухню? Поговорим по-человечески? — голос Алины звучал почти беззаботно.
Свекровь сощурила глаза, пытаясь разгадать подвох.
— О чём нам говорить? Я всё сказала. Квартира моя, документы на меня. Я просто забираю своё.
— Вы мать моего мужа. Бабушка моего сына, — Алина кивнула на Марка, который с недетским напряжением наблюдал за происходящим. — Сядьте. Выпейте чаю. Давайте вместе подумаем, как быть.
Что-то в её тоне — отсутствие паники, ровное дыхание, прямой взгляд — заставило Людмилу помедлить. Неужели эта девчонка что-то задумала? Запись разговора? Шантаж?
— Хорошо, — она наконец кивнула, отпуская сумочку на кресло. — Пять минут. Потом вы собираете вещи и уходите.
Они прошли на кухню. Марк, словно почувствовав, что самое страшное позади, метнулся в свою комнату за игрушками.
Алина поставила чайник и положила в сахарницу ещё две кубика сахара — она помнила, что свекровь любит сладкий чай, хоть и отрицает это на публике.
— Скажите, — начала Алина, ставя перед Людмилой Сергеевной чашку, — вы когда-нибудь думали, что ваш сын способен на поступок?
Свекровь фыркнула.
— Мой сын всегда поступал правильно. А потом встретил тебя.
— Нет, я не об этом, — Алина села напротив, положив руки на стол. — Поступок. Решение. Выбор. Вы думали, что он способен действовать… самостоятельно?
Неожиданно в глубине квартиры что-то грохнуло. Людмила вздрогнула, расплескав чай.
— Что это?
— Наверное, Марк уронил что-то, — безмятежно ответила Алина, промокая лужицу чая салфеткой.
Дверь спальни распахнулась с тихим щелчком.
В дверном проёме стоял Виктор. И с таким выражением лица, какого его мать никогда не видела — чужим, взрослым.
— Привет, мама, — произнёс он тихо.
Людмила Сергеевна вскочила, опрокинув чашку. Фарфор разбился о плитку, рассыпавшись белыми осколками вокруг её ног.
— Витя?.. — прошептала она, спотыкаясь о собственный стул. — Ты… ты нашелся?
— Разочарована? — спросил он с неожиданной горечью.
В его глазах застыла давняя боль, которая наконец нашла выход.
Людмила пошатнулась. В этот момент она казалась намного старше своих пятидесяти восьми лет — старой женщиной, пойманной с поличным.
— Как ты… что это… что происходит?! — голос её сорвался на визг.
— Всё это было проверкой, — ответил Виктор, подходя ближе. — Алина была права. Я исчез, чтобы ты показала, кто ты есть. И ты показала. На самом деле я никуда не пропадал, мы заставили тебя так думать. Алина и Марк притворялись. У моего сына точно талант к актерству.
Он остановился рядом с женой, положил руку ей на плечо. Алина накрыла его пальцы своими.
— Ты… вы всё подстроили? — Людмила оседала на стул, прижимая ладонь к груди.
— Мы. И ты доказала, что ни меня, ни Марка, ни Алину ты не считаешь семьёй. Ты думала о квартире. Не о нас. Конечно же в полицию никто не обращался.
Марк вбежал в кухню, разрушая тягостную паузу. Он обнял отца. Виктор подхватил сына, прижимая к себе, впитывая его тепло и смех — тот живой свет, который на секунду затмил тяжесть текущего момента.
— Я хорошо притворялся, пап?
Людмила Сергеевна беспомощно моргала, пытаясь собрать себя по осколкам, как ту разбитую чашку.
— Витенька, — пробормотала она. — Я… я просто хотела защитить тебя. Я думала, что она… я боялась, что…
— Не нужно, мама, — оборвал её Виктор. — Пожалуйста. Не говори того, о чём потом пожалеешь.
Алина поднялась и впервые за всё время посмотрела прямо в глаза свекрови.
— Я тебе верила вначале, — произнесла она мягко, перейдя на «ты». — Принимала твои правила. Думала, что ты желаешь нам добра. Но теперь я знаю, кто ты. И ты больше не часть нашей жизни.
Людмила сжалась, словно от удара.
— Что ты имеешь в виду? Витя, скажи ей… Я твоя мать!
— Я буду заботиться о тебе, мама, — сказал Виктор устало. — Как сын. Буду навещать. Буду звонить.
Но ты больше не решаешь, как мне жить. Мастер, — он повернулся к замершему в дверях мужчине, — можете идти. Вам заплатили за работу, которая не нужна.
Ещё долго после того, как хлопнула входная дверь за Людмилой и мастером, они сидели втроём на кухне. Марк уснул на коленях у отца, исчерпав запас переживаний. Виктор осторожно гладил растрёпанные волосы сына
— Я многое обдумал, — отозвался Виктор. — О ней. О нас. Даже к психологу ходил дважды.
Алина удивлённо вскинула брови.
— Правда?
— Да. Он сказал, что такие, как моя мать, не меняются просто так. Но… — он поднял глаза на жену, — я всё равно надеюсь. Что она поймёт. Что настоящая любовь не в контроле. Что нельзя владеть людьми.
Алина легонько коснулась его щеки.
— Завтра же идем разбираться с новой квартирой, возьмем ипотеку, — сказал он. — На нас обоих. И это будет только начало.
— Я не думал, что она придёт менять замки, — признался Виктор чуть позже. — Но ты… ты как будто знала.
Алина слабо улыбнулась.
— Я просто хорошо её слушала все эти годы. В том, что человек не говорит, часто больше правды, чем в том, что он произносит вслух.
Их пальцы сплелись над заснувшим Марком.
