«Портки-то нашто тебе?», — спросила Елена. — Давай, Ляксей, не дури». Но капитан не спешил разоблачаться, тянул, лицо его красными пятнами все покрылось.
«Да что с тобой такое?! — в сердцах воскликнула Елена. — От законной жены нос воротишь?».
Алексей как будто бы решился, но такой реакции супруги он никак не ожидал.
«Обрезанным воротился!», — крикнула Елена и зарыдала в голос..
В 1701 году в Новгороде в семье разрядного дьяка Артемия Богдановича Возницына и его супруги Марфы Львовны родился долгожданный сыночек, окрестили которого Алексеем, Алешенькой.
Мальчишка рос шустрый, и отец решил, что негоже такому егозе идти по отцовской чернильной дорожке, становиться дьяком, просиживать порты в приемных учреждениях.
Как исполнилось Алешеньке тринадцать лет, Артемий Богданович отдал его в Морскую академию, которая только что открылась в самом Петербурге.
В академии выяснилось, что Алеша, вопреки отеческим ожиданиям, не шибко блистал талантами: учился мальчик плохо и нехотя, из-под палки. Но к 1717 году гардемарин Возницын был определен на флот, а через пять лет был произведен в мичманы.
Служил Алексей также неохотно, как и учился в академии. Море молодой человек не любил, искусством управления кораблем владел слабо, подолгу и тяжелее, чем другие, страдал морской болезнью.
Вняв настоятельным просьбам Возницына о переводе на берег, начальство определило его в 1728 году в Кавалергардский корпус, однако, уже в 1731 году Алексей снова был переведен на флот в качестве капитан-лейтенанта.
К тому моменту Возницын был уже женат на красавице Елене Ивановне, дочери небогатого дворянина. Необходимость «бороздить моря и океаны» тяготила Алексея еще сильнее, чем в юности.
В 1733 году согласно Высочайшему указу Возницын все-таки был исключен из флота в связи с «незнанием действительного морского искусства». Дальше Алексею предстояло служить в армейском сухопутном полку, но он не желал и этого. Военная служба сыну разрядного дьяка окончательно опротивела, и он стал искать пути скинуть это ярмо с плеч.
Помог Возницыну еврейский доктор по фамилии Гердинг, предоставивший Алексею свидетельство о болезни селезенки, из-за которой:
«Началось удушье и судорожное сведение, что от худо употребленных напредь сего меркуриальных медикаментов учинилось, от чего вся кровь повредилась, так что всякие опасные приключительства у него в руках и ногах сделались и на левой руке водяную опухоль имеет и затем тремя пальцами владеть не может».
Гердинг дал заключение, что к воинской службе с такими хворями Возницын никоим образом не годен.
Другой врач, немец по фамилии Энглерт не обнаружил у Алексея тяжкой болезни селезенки, лишь небольшую припухлость левой руки. Военная коллегия рассмотрела дело Возницына и порешила дать капитану годовой отпуск для восстановления здоровья.
Алексей прибыл в родовую усадьбу, где его ждала жена. Елена Ивановна была крепко недовольна, что муж оставил службу, отказался от продвижения по карьерной лестнице: молодая женщина мечтала, что супруг станет влиятельным человеком с большим жалованьем.
Между мужем и женой начались ссоры. Возницын, даром что, согласно справке Гердинга, «тремя пальцами владеть не мог», супругу поколачивал, и весьма крепко. Женщина жаловалась в Москву родителям, что «бьет аки зверь».
Не найдя поддержки со стороны жены, Алексей с каждым днем испытывал все большую благодарность в отношении доктора Гердинга, давшего ему заветную справку.
Свою признательность к врачу мало-помалу Возницын распространил и на всех евреев: этот народ, его нравы, традиции и религия, стали Алексею очень интересны. Достав где-то «Тору», капитан стал почитывать главную иудейскую книгу, вызывая раздражение у жены.
Но вот год прошел. Возницын не спешил ехать в военную коллегию, а отправил туда письмо, в котором сообщил, что состояние его ником образом не улучшилось, а, напротив, значительно ухудшилось.
Из Петербурга в усадьбу Алексея отправили майора Зубова для проверки. Возницын встретил Зубова в постели, обложенный подушками. Вид его, и правда, был крайне болезненный. Майор возвратился в столицу и сообщил, что капитан, и правда, очень болен, к тому же, страдает беспамятством.
В коллегии докладом Зубова не удовлетворились. К Возницыну был отправлен второй проверяющий — солдат Степан Каширин. Но и Каширин нашел Алексея глубоко больным человеком.
Наконец, военные чиновники отправили к капитану медика. Доктор Шмит, побывавший в усадьбе, не только подтвердил «диагнозы» майора и солдата, но и дополнительно сообщил, что Возницын, похоже, сошел с ума.
Коллегия, заслушав доклад доктора Шмита, продлила отпуск Алексея до января 1736 года. Однако уже в августе Возницын внезапно прибыл в Петербург, сообщил, что он полностью исцелился и готов к продолжению службы.
Такая резкая перемена, по всей видимости, была вызвана позицией жены Алексея, настоятельно требовавшей его возвращения на службу.
Военная коллегия назначила новое медицинское освидетельствование. Врачи пришли к выводу, что Алексей здоров, но к воинской службе не годится.
2 октября 1736 года указом императрицы Анны Иоанновны капитан-лейтенант Возницын был окончательно отправлен в отставку.
Таким образом, Алексей обрел долгожданную свободу. Елене Ивановне пришлось смириться с тем, что ее муж больше не военный. Семейство оставило родовую усадьбу в Новгороде и переехало в Москву.
В Белокаменной капитан Возницын полностью отдался своему новому интересу — чтению «Торы» и других иудейских книг. В 1738 году Алексей познакомился с евреем Борохом Лейбовым, который ранее возглавлял иудейский кружок так называемых прозелитов — то есть, верующих, стремящихся обратить в свою веру других людей.
Лейбов, несмотря на протесты жены, стал близким другом Возницына. Весной 1738 года Борох убедил капитана отправиться с ним в Польшу для изучения Талмуда.
Это было опаснейшее предприятие. Императрица Анна Иоанновна не сильно жаловала евреев, а за переход православного в их веру отступника ждало суровое наказание.
Сначала из Москвы выехал Лейбов, затем на границе его догнал Возницын, и уже вместе въехали в Польшу. В Дубровно Алексей изучал Талмуд, а также совершил обрезание. Процедуру провели сам Борох Лейбов, его сын и еще два еврея.
Операцию Возницын перенес тяжело: пару дней капитан находился между жизнью и смертью, затем три недели пролежал в постели, восстанавливая силы.
Возвратившись в Москву, Алексей явился домой. Жена сначала обрушилась на него с обвинениями, а затем потребовала выплаты супружеского долга. В опочивальне и открылся секрет Возницына.
Для Елены Ивановны это был тяжелейший удар. Она немедленно прогнала Алексея со двора, а наутро донесла на него в Московскую Синодальную канцелярию, сообщив, что капитан отрекся от православия и принял иудейство.
Синодальная канцелярия начала расследование. Вскоре Возницын, Борох Лейбов и некий еврей по фамилии Смерль были арестованы и препровождены в тайную канцелярию.
Лейбов категорически отверг обвинения в прозелитстве, а Алексей, в свою очередь, заявил, что в иудейскую веру он не переходил и остается православным. На вопрос, зачем же тогда сделано было обрезание, капитан затруднился ответить.
Между тем, в тайной канцелярии обвинили Бороха Лейбова в убийстве православного священника Аврамия. Присоединение этого дела к делу о прозелитстве, по сути дела, не оставляло Возницыну шансов на благополучный исход.
22 марта 1738 года, не выдержав пыток в тайной канцелярии, Возницын сознался и в переходе в иудейство, и в убийстве Аврамия, и во многих других грехах. Материалы следствия были переданы императрице Анне Иоанновне, которая 3 июля 1738 года вынесла свой приговор:
«Понеже оные Возницын в богохулении на Христа Спасителя Нашего и в отражении истинного Христианского закона и в принятии жидовской веры, и жид Борох Лейбов в превращении его чрез прелестные свои увещания в жидовство, сами повинились и для того ими розыскивать больше не в чем, дабы долее сие богопротивное дело не продолжилось и такие,
богохульник Возницын и превратитель в жидовство жид Борох, других прельщать не дерзали, того ради за такие их богопротивные вины без дальнего продолжения по силе Государственных прав обоих казнить смертию сжечь, чтоб другие, смотря на то,
невежды и богопротивники от Христианского закона отступать не могли и таковые же прелестники, как оный жид Борох, из Христианского закона прельщать и в свои законы превращать не дерзали, а жида Смерля, когда он в том деле ни в чём не приличился освободить. Анна».
Через двенадцать дней, 15 июля 1738 года, приговор был исполнен на Адмиралтейском острове в Петербурге. В соответствии с жестокими нравами времен Анны Иоанновны, виновных публично сожгли. Капитану Возницыну на момент казни было 37 лет.
Елена Ивановна, супруга Алексея Артемьевича, узнав, что произошло с ее супругом, и виновницей чего она стала, долго горевала и каялась о содеянном, но вернуть уже ничего было нельзя.
