В ленинградской коммуналке Ольги Иеронимовны раздался телефонный звонок. Голос в трубке настойчиво требовал ее младшего сына Петра.
— Товарищ Капица, вам следует приехать завтра в Москву для беседы с заместителем Председателя СНК СССР Валерием Ивановичем Межлауком.
— Сожалею, но я очень занят. На днях мы с женой возвращаемся в Англию, — сказал удивленный Петр.
— Профессор, вы не отдаете себе отчета в своих словах. Это приказ правительства, вы не можете отвечать отказом, вы должны приехать, — голос в трубке был крайне настойчив.
В тот же вечер Петр и его супруга Анна отправились на вокзал, и уже утром оказались в Москве. О причинах столь внезапного вызова они догадывались, но до последнего надеялись, что все разрешится для них благополучно.
К началу 1930-х годов Петр Капица был единственным советским ученым, которому позволялось работать в Англии. В Кембридже у него были семья, дети, собственный дом, самая современная лаборатория, построенная на средства Лондонского королевского общества. Он пользовался уважением коллег и к своим сорока годам достиг значительных успехов в науке, став одним из лучших физиков мира.
При этом Капица никогда не отказывался от своей родины, регулярно приезжал в Союз для консультаций, общался со «старшими товарищами» (так он называл руководство страны), принимал у себя советских ученых и всячески содействовал развитию отечественной науки.
Однако в последнее время друзья не раз предупреждали, что его особое положение в любой момент может измениться: посетив в очередной раз СССР, он рискует остаться здесь навсегда. Петр, тем не менее, продолжал проводить отпуска на родине, но его последний визит в сентябре 1934 года полностью перевернул его жизнь.
«Обратно вам лучше не ехать. Вы очень нужны сейчас здесь, в стране»
— Товарищ Капица, вам следует сдать свой международный паспорт. Ваша выездная виза аннулирована, — сказал Межлаук.
— Валерий Иванович, как же я его сдам, я приехал из Англии на машине и собираюсь туда обратно, — удивился Петр.
— Обратно вам лучше не ехать. Вы очень нужны сейчас здесь, в стране, — продолжал Межлаук.
— Постойте, но у меня в Англии дети!
— За детьми поедет ваша жена. Она тоже умеет управлять машиной.
В кабинете заместителя Председателя СНК Капица пробыл несколько часов. Все это время он безуспешно пытался объяснить, что никогда не отказывался от сотрудничества, ценил доверие к себе власти, но его нынешнее пребывание в Советском Союзе не имеет никакого смысла: опыты, сложнейшие приборы, команда — все это осталось в Англии.
Межлаук все же остался непреклонен. Из кабинета Петр вышел потрясенным, такого исхода он никак не ожидал:
— Знаешь, они не пускают меня назад в Кембридж, — растерянно сказал он жене.
Вечером супруги выехали обратно в Ленинград. Ночь в поезде прошла в тяжелых думах: их привычная жизнь рухнула, без своей лаборатории Капица не может продолжать заниматься наукой. Надо было срочно решать, как поступить в этой ситуации.
К тому же в Англии с бабушкой оставались дети. Анна должна была как можно скорее к ним вернуться и ее отъезду действительно не чинилось никаких препятствий. Перед тем, как ей отправиться в путь, они с Петром договорились о самых разных вещах, в том числе и о том, какие понятные только им шифры они будут использовать в переписке.
Так, например, имя их старшего сына Сергея после слов «дорогой мой» становилось псевдонимом великого ученого Эрнеста Резерфорда, под началом которого долгие годы работал Капица в Кембридже.
«Это будет свинством по отношению к англичанам, которые… затратили столько денег»
Именно к Резерфорду и отправилась Анна первым делом по возвращении из Ленинграда. Ее супруг знал его уже тринадцать лет и первое время очень боялся, называя за глаза Крокодилом, но потом своим усердием, остроумием и изобретательской жилкой он завоевал расположение наставника и даже крепко с ним сдружился. Эрнест Резерфорд был тем человеком, в чьем совете Петр особенно сейчас нуждался.
По отношению к нему я испытывал не только чувства огромного восхищения и уважения, я любил его, как сын любит отца.
Когда его лаборатория только планировалась, Петр оговорил с Резерфордом возможность выкупить ее и перевезти с собой в Советский Союз. Несмотря на широкие перспективы в Британии, Капица действительно собирался вернуться домой, но никогда не думал, что все случится так неожиданно.
Постройка другой лаборатории заняла бы несколько лет и это по сути означало прервать очень важные всему человечеству опыты.
…да к тому же это будет свинством по отношению к англичанам, которые очень хорошо ко мне отнеслись и затратили столько денег.
Опыты, очевидно, пришлось прервать. Резерфорд был в высшей степени озадачен случившимся и, пытаясь найти решение, посоветовал Анне пока избегать прессы. Ведь в Кембридже оказалось немало людей, кого отъезд Капицы очень обрадовал.
Всегда прямой и откровенный, он успел нажить себе врагов, и те стали распространять слухи, что за достаточное количество денег он готов заниматься чем угодно и где угодно. Эти сплетни не должны были проникнуть в печать.
«Давайте устроим побег Капицы. Мы увезем его на подводной лодке»
Были у Петра и друзья, которые от всей души пытались как-то помочь. Сразу несколько человек предложили Анне организовать его побег. Однажды к ней пришел американский физик Лео Силард (впоследствии один из создателей атомной бомбы) и сказал:
Давайте устроим побег Капицы. Мы увезем его на подводной лодке!
Но Анна, зная настроение своего супруга, сразу же отвергла подобные планы, ответив, что для него такой вариант возвращения в Англию неприемлем…
Резерфорд же пошел самым рациональным в данном случае путем. Он связался со многими крупнейшими учеными — Бором, Ланжевеном, Дираком, Дебаем, чтобы затем всем международным научным сообществом надавить на руководство СССР. Однако на их запрос советское посольство выдало вежливый отказ в возвращении Петра в Англию:
…господину Капице предложена чрезвычайно ответственная работа в Советском Союзе по его специальности, что позволит ему развить в полной мере свои способности как ученого и гражданина своей страны.
«Статус Капицы»
Мотивировало посольство свой отказ «Законом о перебежчиках», принятым еще пять лет назад, что называется, «по горячим следам» — после того, как крупный советский математик, академик АН СССР и хороший друг Капицы Яков Викторович Успенский не вернулся из своей очередной заграничной командировки.
С тех пор особое положение Петра вызывало все больше вопросов у советских ученых, которым стало сложнее ездить зарубеж. Многие из них желали перейти в так называемый Kapitza-Zustand («статус Капицы»), то есть жить за границей с советским паспортом, но им отказывали.
В 1933 году так случилось и с математиком Георгием Гамовым, одним из самых выдающихся ученых XX века, после чего тот принял решение об эмиграции. И это стало последней каплей — Петра Леонидовича решено было вернуть обратно.
Когда Капица в очередной раз приехал в Союз, об этом сообщили Сталину, и тот со своей дачи в Мацесте отправил Кагановичу в Москву шифрограмму:
Капицу можно не арестовывать формально, но нужно обязательно задержать его в СССР и не выпускать в Англию на основании известного закона о невозвращенцах. Это будет нечто вроде домашнего ареста. Потом увидим. Сталин.
«Если надо мной будут издеваться, я быстро покончу счёты с жизнью любым путём»
После отъезда жены в Кембридж Капица совсем сник. Он сравнивал свое душевное состояние с тем, в которое погрузился 16 лет назад, когда от испанки погибла вся его первая семья: «та же апатия и то же отсутствие желания жить». 1934 год заканчивался тревожно: в декабре в Ленинграде произошло убийство Сергея Кирова, положившее начало репрессиям.
Петру Леонидовичу также пришлось столкнуться лицом к лицу с НКВД. Он был поражён, как с ним общались государственные чиновники. Ему прямо говорили: «Сотрём в порошок». Намекали, что объявят английским шпионом, если он немедленно не начнет работать на благо страны. Однажды во время прогулки ученому даже показалось, что в него стреляли, он отчетливо слышал свист пули.
Петр постоянно торговался с властями за жизнь и нормальные условия работы. Он был с ними честен и продолжал стоять на своем — без лаборатории его пребывание в СССР не имеет смысла.
Жизнь изумительно пуста сейчас у меня. Другой раз у меня кулаки сжимаются, и я готов рвать на себе волосы и беситься. С моими приборами, на моих идеях, в моей лаборатории другие живут и работают, а я здесь один сижу и, для чего это нужно, не понимаю.
«Здесь» — это в ленинградской коммуналке, где, по свидетельству академика Щербатского, «нельзя было даже читать, не то что заниматься научной работой». До революции эта квартира полностью принадлежала Капицам, но Ольга Иеронимовна понимала, что такое просторное жилье при новых властях им не сохранить, а потому после смерти своего супруга она «уплотнила» жилплощадь собственной родней и друзьями.
Жил здесь и старший брат ученого Леонид со своей семьей, а теперь и для Петра нашлась небольшая комнатка.
И пока он там поселился, в подъезде всегда стояли двое в штатском. Охрана это была или слежка, но куда бы он ни шел, они всегда следовали за ним. Капица обладал отличным чувством юмора, и иногда они с братом играли в забавную, но довольно опасную игру: похожие внешне, они просто менялись верхней одеждой и тогда «хвост», не заметив подмены, шел за Леонидом.
Такую шутку «старшие товарищи» вряд ли бы оценили, но Петру было все равно, он тогда находился в полном отчаянии.
…если надо мной будут издеваться, я быстро покончу счёты с жизнью любым путём.
«Я искренне расположен к нашим идиотам»
Капица не работал целый год, что было для него хуже любой каторги. В конце концов, он принял решение вообще уйти из физики и стать ассистентом академика Павлова. 85-летний великий русский ученый-физиолог был готов принять его хоть завтра и даже видел в Петре Леонидовиче своего преемника. Только после этого правительство, наконец, услышало его и согласилось выкупить у англичан лабораторию.
Я искренне расположен к нашим идиотам, они делают замечательные вещи и это все войдет в историю. И я все был готов сделать, чтобы им помочь. Но что поделаешь, если они ничего в науке не понимают или, вернее, не понимают, как создать науку, — писал Петр жене, понимая, что все это прочитают «старшие товарищи».
Вскоре Петр переехал в Москву, где началось строительство Института физических проблем. Он сразу же был назначен его директором, но недоверие властей к нему сохранилось, контакты с мировым научным сообществом были отрезаны — это все его очень раздражало. А потому Петр Леонидович не слишком верил в успех своего будущего советского предприятия.
Пока у нас не будут созданы такие моральные условия, при которых каждый ученый не будет страшиться работать у себя на родине и не придется за каждого из них бояться, что того и гляди удерет, до тех пор нам трудно рассчитывать на большой подъем в нашей науке и на ее процветание.
«Кембридж получил удар от Советов»
Весной 1935 года Петр написал жене в Англию, используя их нехитрый шифр, что пора уже там все рассказать о действительном положении вещей. Анна подключила британскую прессу и в газете «Ньюс Кроникл» появилась первая заметка «Кембридж получил удар от Советов: известный русский ученый отозван».
Далее эту историю подхватили и другие издания: они запестрели сообщениями о пропаже, задержании, аресте гениального ученого, соревнуясь, как бы побольнее в заголовках укусить СССР.
Профессор Резерфорд в свою очередь дал интервью газете «Таймс», где говорил о том, что мировая наука серьёзно пострадает из-за невозможности Капицы работать в нормальных условиях. Оно было фактически обращено к советскому правительству.
Однако все это не принесло желаемых результатов, более того, добавило неприятностей Анне. Советские власти теперь были настроены против нее, считая ее ответственной за шумиху на западе. А ей самой предстояло сделать главный выбор в своей жизни — муж или дети.
Мы совершенно не знали, чем окончится наша жизнь здесь: посадят — не посадят, вышлют — не вышлют, и не хотели, чтобы дети от этого страдали. Мы думали, что, может быть, я вернусь к Петру Леонидовичу, а детей оставим за границей, в каком-нибудь закрытом учебном заведении.
«Нет, мне нечего решать — моя жизнь с Капицей»
И, несмотря на риск быть арестованной на родине, Анна Алексеевна выбрала супруга, как делала это на протяжении всей своей жизни. Интересы Петра Леонидовича для нее всегда были на первом месте. Теперь, когда ему в очередной раз пришлось выстраивать жизнь заново, жена ни секунды не сомневалась, что нужна ему там, в Советской России, без нее он просто не выживет.
…вы говорите, что я должна сделать какой-то выбор? Нет, мне нечего решать — моя жизнь с Капицей, у детей своя жизнь. Они смогут остаться в Англии. Я уверена, друзья присмотрят за ними.
Отсутствие в их семье чрезмерного «чадолюбия» подмечали многие. Коляска с ребенком у Анны всегда стояла в самом дальнем углу сада:
— А чтобы крика не было слышно, — невозмутимо отвечала она.
Плач, любые детские болезни безумно травмировали Петра Леонидовича. Он переживал их до сердечных приступов. С тех пор как от испанки умерли его первая жена, двухлетний сын Иероним и новорожденная дочь, маленьких детей он панически боялся и практически не брал их на руки.
Эта трагедия не отпускала его долгие годы. Он начинал интересоваться сыновьями, лишь когда они становились более или менее большими.
Оставить детей в Кембридже в хорошем интернате и под присмотром друзей и родной бабушки, казалось в тот момент самым рациональным решением. В Советском Союзе Капица все время находился на острие ножа и должен был быть совершенно свободен в своих действиях.
Страх за детей мог помешать ему в принятии важных решений. А если его арестуют, объявят врагом народа? Никто не мог тогда гарантировать, что этого не случится.
…к тому же в советской России, которая так еще молода, нет ни хороших учителей, ни школы удовлетворительной, они сами об этом часто пишут. Да и неудивительно это, для этого время требуется. Да и жизнь там еще не устроилась, и не наладилось с продуктами, всё еще недоедают. Страна еще не вышла вполне из хаоса, еще строится.
И в гигиеническом отношении не все в порядке, и эпидемий много, — убеждала Анну мать Елизавета Дмитриевна.
«Лаборатория не может быть без Капицы, а Капица не может быть без лаборатории»
Вскоре начались серьёзные переговоры о приобретении Советским Союзом кембриджской лаборатории, успех которых был обеспечен главным образом благодаря огромному авторитету профессора Резерфорда в Англии. Ему удалось убедить Королевское общество и университет передать всё оборудование Петру Леонидовичу, тем самым поставив окончательную точку в этой истории:
Лаборатория не может быть без Капицы, а Капица не может быть без лаборатории, поэтому их надо объединить!
Анну Алексеевну эти новости скорее огорчили. Ведь все ее усилия были направлены на то, чтобы вытащить супруга из Союза обратно в Кембридж, но теперь стало окончательно ясно, что это ей не удалось. Началась подготовка оборудования к отправке, ею руководили ученики Петра Леонидовича. Анна смотрела, чтобы все отправлялось вовремя.
В то же время следовало устраивать жизнь — если меня задержат, если детей мы не привезем, что тогда делать? Как быть с домом в Кембридже? Все это надо было устроить.
Когда Капица уже твердо решил, что будет работать в СССР, институт построен, оборудование в пути, — супруги пришли к выводу, что сыновья разделят их судьбу в советской России. Перед тем как переезжать окончательно, Анна поехала в Москву на короткий срок, чтобы самостоятельно оценить обстановку и все подготовить. Выпустят ли ее обратно за детьми, она не знала.
«…нам не надо ни квартир, ни дач»
Поездка прошла удачно. Как следует надышавшись московским воздухом, оценив обстановку, Анна вернулась в Англию собирать детей в путь. Когда остатки оборудования погружали в ящики, она находила там свободные места, где, например, смогло поместиться даже пианино.
Таким образом она отправила в Москву практически всю мебель из их дома в Кембридже. Петр потом находил даже детские игрушки, примотанные к каким-то деталям от его лаборатории.
Помотавшись по коммуналкам, он совершенно не рассчитывал, что его семья будет жить в таком же достатке, как в Англии.
Капица пытался объяснить властям, что жалование ему нужно было лишь для того, чтобы спокойно работать в науке и не отвлекаться на то, как бы добыть кусок хлеба, что ученый не должен повседневно думать о том, хватит ли ему средств, чтобы накормить семью или придется устроиться на еще одну работу. Но он не был уверен, что его услышали, да и для Анны все это было не так важно:
Мы с тобой можем прожить как угодно, нам не надо ни квартир, ни дач. А надо создать такие условия, при которых ты бы мог работать. А это возможно лишь при восстановлении полного к тебе доверия.
И все же семья Капиц вошла в круг советской элиты со всеми полагающимися атрибутами: просторной квартирой, дачей на Николиной горе и персональном автомобилем марки «Бьюик». Позже они переехали в небольшой особняк на территории уже построенного Института физических проблем.
Супруги понимали, что в обозримом будущем они вряд ли вернутся в Англию, а это значило, что нужно что-то делать там с их домом, и они подарили его советской Академии наук. Наши научные деятели останавливались в нем во время командировок, впоследствии там по очереди жили и взрослые сыновья Капиц, которые тоже стали учеными.
Сыновья
На момент переезда в Советский Союз младшему сыну Андрею исполнилось четыре года и он почти не запомнил свою жизнь в Англии, а вот старшему Сергею было почти восемь и он уже начал учиться там в школе. По-русски мальчик говорил не блестяще, и в Москве его подтягивала учительница, а осенью 1937 года он поступил в третий класс.
Петр Леонидович забрал из Англии не только некоторых своих ассистентов, но преподавателя английского для сыновей. Им оказалась молодая и смелая девушка по имени Сильвия, которая изъявила желание поехать на три месяца в Россию, но ей настолько здесь понравилось, что она осталась навсегда. Вышла замуж за одного из механиков Капицы, родила ему сына и получила советское гражданство, став одним из самых близких друзей Анны и Петра.
«Они настолько глупы, что даже не понимают, что я их люблю»
Петр Леонидович с честью вышел из очень непростой ситуации. Человек дела, он высоко ценил время и усилия, свои и других ученых, но ему пришлось столкнуться еще со многими проблемами, взаимодействуя с высокопоставленными советскими чиновниками. И они получали от него весьма невысокую оценку:
Они настолько глупы, что даже не понимают, что я их люблю.
Однако советскую власть со всеми ее ошибками Капица признавал и считал своим долгом помочь их исправить ради будущего советской науки. Он делал это вежливо, тактично, иногда даже льстиво, «гладя по шерстке», главным для него было донести до руководства реальное положение дел.
И «старшие товарищи» не только слушали, но и слышали его. Все, кроме одного человека. Пользуясь своим влиянием, Петр Леонидович спас от репрессий несколько ученых, но нажил себе высокопоставленного врага. Через десять лет его «роман» с властью закончился.
