«Живы ли?» — казалось, этот вопрос висел в парижском воздухе, тяжелом и душном. Люди с нетерпением ждали газет, а разворачивали их небыстро — опасались увидеть знакомое имя. Тревога и страх поселились в самом сердце столицы — там, где стояли богатые дома, чьи владельцы не ведали печалей. Но в эти ясные майские дни и до них добралась беда.
Баронесса Морис де Сен-Дидье, виконтесса Бонневаль, маркиза д’Иль-де-Бошен, графиня Одерик де Мустье, герцогиня Алансонская — поименные списки занимали несколько страниц…И портреты — в черных рамках.
В начале мая уже с десяток лет оживлялся весь Париж: благотворительный базар, традиционно организуемый французскими аристократами, притягивал и весьма высокопоставленную публику. Многие приезжали лишь для того, чтобы между встречами со знакомыми приобрести пару-тройку безделушек — книг ли, картин, — сделав свой взнос в пользу бедных.
В 1897 году уже с начала марта шли приготовления: банкир Мишель Хайне бесплатно предоставил землю, на которой располагалось длинное строение — восьмидесятиметровый ангар из сосны.
Дамский комитет, куда входили лишь избранные — 3 герцогини, одна маркиза и одна графиня — определились с украшением будущего базара: он должен был представлять собой средневековую парижскую улочку с живописными вывесками и стенами, увитыми плющом. Однако уже не чужды были обществу и новые веяния: гвоздем программы объявлялось кинематографическое шоу братьев Люмьер.
3 мая базар торжественно открылся: за 22 прилавками, а также в буфете стояли дамы, принадлежащие к высшей французской аристократии или высшему слою среднего класса. Помогали им монахини — непременные участницы благотворительных мероприятий.
Отовсюду стекались толпы — кто-то хотел поучаствовать в благом деле, кто-то — поглазеть на высоких гостей, а кого-то манил таинственный кинематограф.
Первый день прошел без происшествий, и никто не ожидал, что второй станет трагедией для всего Парижа. 4 мая выдалось неожиданно жарким, а толпа посетителей — неожиданно большой. От 800 до 1200 человек находились в здании базара и прилегающем к нему дворике. «Я задыхаюсь!» — жаловалась подруге герцогиня Алансонская.
Духота ли, небрежность сделали свое дело, но в 4 часа 15 минут в помещении, где крутили кино, вспыхнуло пламя — ошибка киномеханика и его помощника. Через несколько мгновений загорелся занавес, затем огонь перешел на деревянные конструкции…Пожарные прибыли на место через десять минут, но уже было поздно: из полыхающего здания рвались наружу охваченные паникой люди, расталкивая и топча более слабых.
Не прошло и четверти часа, как все было кончено.
Несколько дней близкие опознавали тела — тяжелое страшное время. С ужасом ожидали новостей о родных, и не все верили в чудо: генерал де Сен-Марс, участвовавший в 17 военных походах и переживший несколько ранений, скончался от сердечного приступа, узнав, что его сестра была в тот день на базаре.
Инфаркт настиг и пожилого герцога Амаля, написавшего около 20 писем с соболезнованиями, когда ему донесли о гибели племянницы.
И действительно, списки ушедших оказались длинны: 126 человек, только 5 из которых — мужчины. Платья, сковывающие движения, не позволили дамам действовать достаточно быстро, чтобы уцелеть. Кроме того, представители сильного пола делали все возможное, чтобы выбраться из пламени, кулаками расчищая себе дорогу…
Газеты публиковали отчеты и заметки, описывая новые подробности. Сорокалетняя баронесса Сен-Дидье, уже покинувшая горевшее здание, вернулась, чтобы спасти племянницу…но погибла сама. Также, как и Мари дю Кен, бросившаяся внутрь, чтобы помочь подруге. Также, как и доктор Фейар, пытавшийся отыскать девятилетнюю дочь, потерявшуюся в давке.
Их участь разделила и Жанна де Кергорле, высокая и крупная женщина, которая избавила от смерти нескольких человек, подсадив их к световому окну, находящемуся в метре и 80 сантиметрах от пола. И София Шарлотта, герцогиня Алансонская, перед смертью обнявшая мадам Бошан: понимая, видимо, что им не спастись, она хотела поддержать виконтессу.
История пожара в Париже стала еще одной из тысяч историй о милосердии и бесчеловечности: свой выбор делали и те, кто спасал других, и те, кто предпочел спасти себя, порой — ценой чужих жизней.
