— Тятенька против! — надрывно плакала Маша, заливая рубашку своего возлюбленного слезами. — Ни за что он не согласится!
Семён хмурился, размышляя.
— Все равно ты будешь моей, дорогая Машенька, — заключил он наконец. — Никто нам не помешает!
На протяжении всей многовековой истории родители молодых нередко оспаривали выбор своих чад. То жених недостаточно богат, то невеста слишком незнатна и неказиста… В большинстве случаев, известных нам, возлюбленные после череды уговоров сдавались воле родителей и отказывались друг от друга.
Все мы знаем хотя бы несколько таких трагических историй — сердца разбиты, судьбы сломаны… Однако, разумеется, бывали и те, кто в вопросе замужества проявлял немалое упорство и настойчивость. Примеров тому немало среди представителей всех возможных сословий, и каждый отдельный случай имел свой неповторимый финал.
Так, примерно в одном месте и в одно время на территории Российской империи разыгрались две личные драмы. В масштабах страны они не отпечатались никак, но для действующих лиц значили все.
Первая пара влюбленных была из крестьянского сословия, вторая — из дворянского, вряд ли им когда-то суждено было увидеться или узнать друг о друге. Единственное, что объединяло четверых молодых людей — это желание любыми правдами и неправдами добиться своего.
Главного героя одной из двух наших историй звали Семён, и он только вернулся в родную деревню после нескольких лет узнурительной рекрутской службы. Он не успел ещё обнять каждого домочадца, проверить, насколько выросла посаженная им яблонька и потрепать по ушам любимого пса, а уже бежал на другой конец деревни.
Там — как он надеялся всем сердцем — ждала его любимая Маша, о которой он ни на день не забывал. Если бы мог, Семен бы каждый день писал ей любовные оды — да только красивых слов он не знал, а скорописи уж тем более никогда не учился.
Оставалось только лелеять в памяти полные слез глаза любимой, когда его увозили на службу, и помнить ее горячие обещания. Семён мечтал, что только он окажется на пороге избы своей возлюбленной, как Машенька бросится ему на шею, и больше ни на день они не расстанутся.
Однако, когда юноша зашел в горницу, где трудилась над шитьем Маша, та едва удостоила его взглядом — была холодна, обращалась по имени-отчеству и даже в глаза не смотрела. Семён уж было решил, что все напрасно — и невыносимые месяцы в ожидании встречи, и его мечты, но не мог в последний раз не попытаться.
Со всей горячностью, на которую он только был способен, Семён признался в любви и потребовал от Марии ответа: появился ли у нее другой или чувства угасли за долгие годы?
И тогда только Машенька ожила — были и слезы, и объятья, и горячие поцелуи, о которых юноша так мечтал. Оказалось, что девушка боялась показаться отчаявшейся и глупой, ведь всем известно, что у настоящего солдата по одной возлюбленной в каждом месте службы. Пылкие объяснения затянулись — на счастье молодых в избе они были одни…
На следующий день Семён приоделся, приосанился и отправился к отцу Машеньки просить ее руки. Он был уверен, что Трофим Федорович согласится тут же: Семён парнем был работящим, не гулящим и на деревне считался самым завидным женихом. Каково же было его удивление, когда его предполагаемый тесть упрямо покачал головой:
— Забудь об этом, не для тебя моя Маша!
Напрасно уговаривал Трофима Сергеевича неудачливый жених, напрасно билась в рыданиях Машенька. А дело было вот в чем: старик давно уже овдовел, старших дочерей замуж выдал, а за хозяйством кому следить, а на заказ кому шить? Выгоднее было ему оставить Машу подле себя, а любовь — пройдет как и не бывало!
Не учел Трофим Сергеевич только того, что с его решением Семён считаться не пожелает. В один прекрасный день он просто схватил Машеньку в охапку, посадил в телегу и… увез! Когда разгневанный отец нагнал беглецов в церкви, все уже было кончено — клятвы принесены, и Маша отныне принадлежала своему мужу, а не отцу.
Долго не мог Трофим Сергеевич простить молодым такого самовольства — копил обиду и даже разговаривать с дочерью не желал. Однако годы взяли свое: совсем старик одряхлел, помягчел и дальше злиться заставить себя не мог.
Ещё пару десятков лет потом в деревне за чаркой медовухи вспоминали историю об украденной невесте, да только Трофим Сергеевич никогда над ней не смеялся.
Вторая история, если судить по срокам рекрутской повинности, произошла на двадцать лет раньше — в эпоху правления Николая I.
Только начинался 1847 год, когда недавно выпустившийся из Александровского лицея князь Владимир Евгеньевич Любомирский задумал жениться. Невесту он выбрал ещё давно — с красавицей Швейковской они познакомились, пока он был курсантом.
Панна Швейковская — самая роскошная полька всего петербургского света — преданно ждала окончания его учебы и отказывала всем многочисленным поклонникам. Владимир был польщён и жаждал поскорее назвать возлюбленную своей женой.
Окрылённый, он примчался за благословением к отцу — неприлично богатому магнату Ержи (Евгению) Любомирскому. Невеста была их кровей и их веры — он был уверен в положительном исходе! Однако старый богач оказался непреклонен: происхождения девица неопределенного, а родители ее небогаты, ну уж нет! Своему первенцу Ержи готовил совсем другую партию.
Владимир не привык хоть в чем-то идти против отца. Со слезами поведал он возлюбленной об их неминуемой разлуке, но девица Швейковская не любила упускать из рук то, что уже считала своим.
Она сама организовала экипаж, сама и выкрала жениха из особняка его отца, сама же договорилась с ксендзем. Владимиру оставалось только кивать и любоваться на ее тонкий стан и решительно сведённые брови.
К сожалению, магнат Любомирский оказался не таким отходчивым как крестьянин Трофим Сергеевич. Узнав о венчании, состоявшимся без его ведома, Ержи поспешил на аудиенцию к самому императору.
Видимо, Николаю Павловичу ссориться со столь влиятельным человеком было невыгодно, и он встал на сторону обманутого отца. Брак, заключённый без согласия родителя, был признан недействительным, молодой Любомирский за непослушание был сослан рядовым на три года на Кавказ, а Швейковскую велено было снова считать девицей.
Нам неизвестна дальнейшая судьба наших героев кроме того, что Владимир впоследствии стал Оршанским предводителем дворянства. Можем лишь надеяться, что «девица» Швейковская нашла свою любовь вновь, даже несмотря на столь порочащую ее имя историю.
