«После череды знаменитых мужей и мужчин, — одинокая, не очень-то богатая и счастливая жизнь». Памяти Ирины Мирошниченко

Пишет литератор и журналист Сергей Николаéвич:

Они тут все. Участники спектакля «Перламутровая Зинаида» по пьесе Михаила Рощина. Весной 1989 года я попросил знаменитого фотографа Валерия Плотникова снять мне для журнала «Советский театр» всех звёзд МХАТа во главе с Олегом Николаевичем Ефремовым.

Собирали мы их долго. Там были у всех сложные отношения: у Калягина с Ефремовым, у Мирошниченко с Вертинской. Олег Борисов буквально почернел на глазах, когда я бросился к нему с мольбой не уходить и сняться вместе со всеми.

Понятно было, что конструкция, которую придумали Ефремов с Антолием Мироновичем Смелянским, не была рассчитана надолго. И тем не менее это коллективное фото осталось единственным памятником несостоявшегося мхатовского союза единомышленников, о котором так мечтал Ефремов.

Наверное, Ирина Петровна Мирошниченко могла бы много всего рассказать о тогдашнем разделе МХАТа, о годах безролья, о своих женских и актерских обидах на Ефремова, а потом и на Табакова. Но она никогда этого не делала. Она была гордая женщина. Для нее был важнее имидж победительной, неувядающей блондинки на все времена. Французские духи, белокурая грива, алая помада.

«Ирочка, вы такая красавица, зачем вам яркий грим?», — осторожно интересовались гримерши в Останкино. «Я так защищаюсь», — говорила с улыбкой Ирина Петровна.

Она держалась за эту свою пудренную маску, ей нужны были эти французские духи и французские песни, которая она пела с самой юности, воображая себя новой Пиаф. Но она не была Пиаф. И все это знали, но не хотели ее обижать. Пусть поет!

Ее тянуло в драму. Ей хотелось каких-то сокрушительных страстей на сцене и в жизни. Хотя мне всегда казалось, что она была создана для лёгкой французской комедии: Лабиш, Скриб… Но во МХАТе эти пьесы никогда не шли.

За все почти шестьдесят лет, проведенных на главной сцене страны, один-единственный спектакль «Татуированная роза», который специально для нее поставил Виктюк. И тоже все страсти, страсти. Только итальянские!

В кино у Мирошниченко все складывалось много удачнее. Особенно поначалу. Данелия, Тарковский, Кончаловский, Желакявичус… Первый ряд режиссеров. Надменный Кончаловский скажет, что для «Дяди Вани» ему была нужна актриса, которая не выглядела бы смешно у рояля.

Мирошниченко не выглядела смешно. И вообще в «Дяде Ване» она была очень даже sexy. Особенно на фоне трех немолодых, битых жизнью мужичков Бондарчука, Смоктуновского и Зельдина, которые никак не могли ее поделить.

Этот сюжет потом повторится ещё много раз: она казалась слишком высокой, громкой и напористой. Рядом с ней как-то все невольно терялись. И пугались. Ей лучше было быть одной. В сущности, так потом и вышло. После череды знаменитых мужей и мужчин, — одинокая, не очень-то богатая и счастливая жизнь.

После всех главных ролей в кино, — бесконечные телешоу, в которых она участвовала, надо сказать, с видимым удовольствием и даже азартом. Как, впрочем, и все, что она делала в этой жизни. Она умела получать удовольствие от любой, самой скромной малости. И в этом тоже напоминала француженок, на которых так хотела быть всегда похожей.

…»Перламутровая Зинаида» прошла всего несколько раз и быстро была снята с афиши.

«А ты можешь у себя написать, что это был самый громкий провал в истории МХАТа?» — с пьяным озорством спросил меня Михаил Рощин, обдавая коньячным ароматом.

Вскоре МХАТ покинули Калягин, Вертинская, Борисов. Ушла Проклова. Умер Щербаков. А Мирошниченко осталась. Она любила МХАТ. Это была ее территория, ее мир. Ее жизнь.

После смерти Абдулова она долго оставалась последней из легендарного актерского состава «Соло для часов с боем». Сегодня эти часы остановились навсегда.

Оцените статью
«После череды знаменитых мужей и мужчин, — одинокая, не очень-то богатая и счастливая жизнь». Памяти Ирины Мирошниченко
«Помолитесь об мне»: четыре попытки Гумилёва и Ахматовой