Все как-то вдруг пришло в полную негодность: и некогда крепкое тренированное тело, и зоркий острый взгляд, и сильные руки. Стариком он почувствовал себя внезапно.
Всю жизнь он боролся с собственными демонами и был полон сил, а сейчас сравнивал себя с вышедшей из строя старой ветряной мельницей. Стоит такое пугало посреди равнины, раскинув в сторону дырявые крылья и недовольно поскрипывает на ветру. Даже вороны смеются над ним и нисколько не боятся…
Ему было хорошо только в своем доме, где все подчинялось строгому раз и навсегда заведенному порядку: ранний подъем на рассвете, крепкий кофе, физические упражнения на свежем воздухе, водные процедуры, неспешный завтрак, газета, прогулка по саду и… мучительная скука до обеда.
В два часа скромный обед, затем сиеста, а потом опять бесконечно долго тянущееся время. Луис Бунюэль ходил по комнатам, трогал безделушки и книги, при этом поглядывая на часы.
Случалось, что к нему заходили друзья поболтать о всяких пустяках. Если у жены было настроение, то они садились вместе ужинать ровно в семь вечера. После становилось совсем грустно — скоро спать. И так день за днем.
В изголовье кровати рядом с толстой лупой, которую он использовал при чтении, лежал блокнот, который Луис называл «Книгой мертвых» — сюда он записывал имена дорогих ему людей, ушедших в мир иной. Блокнот помогал ему не забывать о тех, с кем ему когда-то было хорошо.
Ведение и перечитывание толстого блокнота превратилось у него в ежедневное ритуальное занятие, поскольку самой страшной для него была та мысль, что в один прекрасный день старость одарит его маразмом и он забудет все.
Опять нахлынули воспоминания. Он помнил, как в последние десять лет жизни его мать постепенно теряла память. Луис частенько навещал ее в Сарагосе, где она жила вместе с его братьями.
Принося ей какой-нибудь иллюстрированный журнал, он смотрел, как она с жадным вниманием просматривала каждую страницу. Но стоило ей отвлечься на разговор, как она вновь принималась листать журнал с прежним интересом.
Потом мать перестала узнавать своих детей, путала их имена. Луис входил к ней в комнату, целовал, поводил с ней время, затем общался с другими домочадцами и вскоре возвращался. И мать снова встречала его с улыбкой, приглашала присесть и снова задавала одни и те же вопросы. Подобного состояния Луис боялся пожалуй, сильнее смерти.
Не потому ли он начинал паниковать даже тогда, когда не мог вспомнить, куда он положил зажигалку, и прямо-таки впадал в бешенство, когда долго подыскивал синоним такому простому слову, как «кресло».
Потеря памяти означала превращение в ничто еще при жизни — поэтому он не расставался с «Книгой мертвых» даже ночью.
Однажды Луису пришла на ум идея записывать туда не только имена ушедших, но и события прошлого, так или иначе оставившие наибольший отклик в его сердце. Воспоминания всплывали хаотично, без всякой системы и он спешил зафиксировать их на бумаге. Не ровен час, этот блокнот превратится для него в тот самый иллюстрированный журнал матери.
Но были и приятные открытия. Оказалось, что потеря желаний — это тоже неплохо. Виллы у моря, яхты, длинноногие красавицы, антикварная чепуха — все это казалось таким никчемным!
В «Книге мертвых» значились имена Лорки, Дали, Хичкока, Метерлинка, с каждым из них была связана своя история. Например, Сальвадор Дали был одно время ему по-настоящему близким человеком.
Они даже сняли с ним кино по мотивам своих снов — так получился знаменитый и страшный «Андалусский пес». Странные, часто зловещие или пророческие сновидения Луис Бунюэль видел всю жизнь. Можно сказать, что именно они, почти буквально, — и есть его кинематограф.
«Я обожаю сны, даже если это кошмары. Они полны знакомых и узнаваемых препятствий, которые приходится преодолевать. Но мне это безразлично. Именно безумная любовь к снам, удовольствие, ими порождаемое, без какой-либо попытки осмыслить содержание, и объясняет мое сближение с сюрреалистами.
«Андалусский пес» родился в результате встречи моего сна со сном Дали. Позднее я не раз буду использовать в своих фильмах сны, отказываясь сообщить им хоть какой-то рациональный характер и не давая никаких разъяснений», — писал в воспоминаниях Бунюэль.
Никто не знал художника таким, каким знал его Бунюэль: непрактичным растяпой, находившимся по пристальным вниманием цепного пса — жены,которой он был патологически предан. Ее, кстати говоря, Луис терпеть не мог.
Без своей Гала Сальвадор был бы совсем беспомощным. Он ничего не умел делать самостоятельно — заваривать чай, одеваться, считать деньги, нанять прислугу. Расплачиваясь, он никогда не брал сдачу, мог выйти на улицу в пижаме. Однажды Луис попросил Дали купить им на вечер два билета в театр.
Для этого надо было просто перейти улицу Алькала и зайти в вестибюль театра «Аполло». Дали несколько раз уходил, отсутствовал около часа, а затем вернулся весь красный и потный со словами:
— Ничего не понимаю. Не знаю, как это делается!
В данном случае Гала наверняка бы взяла его за руку и просто перевела через дорогу.
Бунюэль любил записывать свои сны. Они всегда были для него тематическим материалом для сценариев — при том, что большую часть снов составляли ночные кошмары. На протяжении всей жизни Луис сдавал во сне экзамены, готовился выйти на сцену в главной роли, не зная при этом текста, или отправлялся на службу в apмию.
Самым отвратительным и самым навязчивым сном Бунюэль считал тот, в котором он опаздывал на поезд. Он переживал этот кошмар в детстве, в юности, в зрелости, в глубокой старости, и то и дело опять оказывался в этой неприятной ситуации.
Причем как бы он не выкручивался, не переводил стрелки часов на час-два вперед, ни закидывал чемодан на бегу в окно купе, ничего не получалось. Поезд набирал ход и уезжал. Оставшись один на перроне, Луис потрясал кулаками и ругался.
Но поезд издевательски гудел на прощание и растворялся во мраке. В этот момент он просыпался. Его жена давно привыкла, что супруг кричит по ночам, догоняя поезд.
— Что? Опять опоздал на поезд?
Жанна вздыхает, заботливо поправляет ему подушку и тщательно укрывает одеялом.
Периодически ему снился покойный отец, который как ни в чем ни бывало утром выходит к завтраку. Луис помнил тот страшный день весны, когда воздух был наполнен ароматом цветущих акаций. Вдруг раздался гулкий звук падающего стула… А теперь отец заходит в комнату и вся семья съеживается от неожиданности. Луис шепчет матери:
— Только не огорчай его, не говори, что он умер вчера!
Но жизнь продолжалась, а Луис терял дорогих людей, каждый раз прощаясь с ними навсегда. Он чувствовал, что все кончается здесь, на земле.
Перелистывая свой блокнот, он поймал себя на мысли, что из написанного вполне бы мог получиться хороший сценарий. Возможно, даже хорошая комедия о похождениях обычного испанского мальчишки. О, как будут недовольны критики! Он упрекнут Бунюэля в измене своему стилю:
— Почему так банально? Сеньор Бунюэль, где ваши тайны? Где странности? Нам это неинтересно! Думаете, это добавит вам популярности?
В период расцвета своей мужественности он попадал в самые идиотские истории с женщинами. До встречи с женой ни один его роман не имел успеха, ни одна интрижка не закончилась достойно. Однажды в Голливуде Чарли Чаплин решил организовать для Луиса праздник по собственному сценарию и под своим бдительным контролем.
Чаплин снял номер в отдаленном отеле, заказал дивные экзотические блюда и пригласил трех великолепных девиц. Как только эти милые создания в вечерних платьях предстали перед Луисом и Чарли, началась небольшая потасовка.
Девушки стали толкаться и ссориться, желая занять местечко рядом с Чарли. На темпераментного испанца даже никто не глядел! Вечер был испорчен окончательно, когда девушки поссорились и даже чуть не подрались, пытаясь привлечь внимание Чаплина.
Они смеялись исключительно его шуточкам и принимали угощение только из его рук. Узнав, что праздник задуман для Луиса, строптивицы ушли.
В другой раз, в Лос-Анджелесе, Луис со своим другом пригласил к себе в съемный дом актрису Лию Лис, игравшую в его фильме «Золотой век», с подругой. Все было подготовлено: и шампанское, и цветы, и еда из ресторана… И опять неудача!
Барышни пробыли с час, а потом сбежали. Много позже Луис узнал, что молодым дамам «было с ним нестерпимо скучно: он все время читал им стихи и ронял столовые приборы». Он анализировал свою невезучесть и даже советовался с психологами.
Те принялись копошиться в его детстве, вытягивая на свет почти забытые переживания и ощущения. И без них Бунюэль знал, что с пеленок был чудовищно наивен. Луис получил очень строгое религиозное воспитание.
Так например, он искренне считал лет до двенадцати, что детей приносят аисты в узелках. Когда Луис узнал от более искушенного сверстника как это бывает на самом деле, он ходил потрясенный несколько дней.
Окончив школу, Луис продолжил образование в Мадридском университете. Он не сразу нашел себя: сначала изучал агрономию, затем метался между философией, историей и литературой, окончил вуз со степенью в области искусств.
Но как это часто встречается с недотепами, однажды ему очень повезло. В Париже он познакомился с очаровательной студенткой Жанной Рукар, учившейся в Сорбонне. Она была невероятно красива — большие глаза, шелковые пряди волос, идеальная фигура — недаром она была бронзовой чемпионкой Олимпиады 1924 года по гимнастике.
На первое свидание он собирался, штудируя какое-то пособие по соблазнению женщин, в котором говорилось: угостите барышню шампанским и можете потом подсыпать cнoтворного.
Жанна наотрез отказалась от шампанского:
— Зачем шампанское? Я намерена гулять с тобой по спящему городу всю ночь.
Он облегченно вздохнул: пакетик снотворного лежал в его кармане, но он никогда бы им не воспользовался. Жанна оказалась первой женщиной, которая сразу и безоговорочно влюбилась в него. Встреча с ней оказалась самой настоящей удачей. Они поженились, родили двоих сыновей и прожили вместе всю жизнь — без скандалов, измен и скабрезных историй.
Луис по сути был эмигрантом, четверть века прожившим вдали от родины, Испании, обреченный на халтуру в Мексике, часто безработный или подрабатывавший то на радио, то монтажером, то техперсоналом. Только в солидном возрасте он наконец смог снять свои шедевры и добиться признания.
Даже став очень обеспеченным человеком после выхода фильма «Дневная красавица», Бунюэль остался очень скромным в быту и не привередливым человеком.
«Об одном я грущу: я не буду знать, что произойдет в нашем мире после меня, ведь я оставляю его в состоянии движения, словно посреди чтения романа, продолжение которого еще не опубликовано. Мне кажется, что прежде люди не испытывали такого любопытства к тому, что будет после их смерти, во всяком случае, оно не было таким сильным. Ведь мир так медленно менялся.
Признаюсь еще в одном: несмотря на всю свою ненависть к газетам, я хотел бы вставать из гроба каждые десять лет, подходить к киоску и покупать несколько газет. Я не прошу ничего больше.
С газетами под мышкой, бледный, прижимаясь к стенам, я возвращался бы на кладбище и там читал бы о несчастьях мира. После чего, умиротворенный, засыпал бы снова под надежным покровом своего могильного камня», — писал Бунюэль перед смертью и своём последнем желании.
Великий режиссер, снявший 33 фильма, многие из которых вошли в золотой фонд мирового кинематографа, провоцируя и шокируя, смешивая сон и реальность, никого не оставлял равнодушным. Луис Бунюэль умер 29 июля 1983 года в возрасте 83 лет и его тайна вряд ли когда-нибудь будет разгадана. Но у всех есть свои скелеты в шкафу.
Только после смерти Бунюэля Жанна Рукар издала мемуары, в которых описала супруга как деспотичного и параноидального собственника, который даже заставил ее прекратить давать уроки игры на пианино.
Любящий муж боялся, что Жанна будет оставаться наедине с посторонними мужчинами. Безумно ревнуя жену, он запрещал ей участвовать в мужских разговорах и полностью распоряжался семейным бюджетом, вел все дела и в одиночку принимал любые решения, касавшиеся дома и родных. Он от всего мира стремился спрятать свою супругу.
У кинорежиссера, образцового семьянина, имелось несколько привязанностей. В него была влюблена актриса Жанна Моро и она его, скорее всего, тоже волновала. Бунюэль написал о походке Жанны: «Когда она идет, ее нога слегка колеблется на тонком каблучке туфли. Возбуждающая неустойчивость».
Бунюэль и Моро переписывались, и об этих письмах она говорила: «Работая в столь специфической области, мы почти не обмениваетесь словами, но между нами возникает связь, которая выходит за пределы сексуальной близости. Бунюэль и я – мы искали одно и то же и прошли дальше, чем было в наших силах».
Бунюэль стал для нее практически отцом, о котором она мечтала: «Однажды я сказала ему об этом. «О, нет, это было бы ужасно, – ответил он мне. – Я бы запер тебя в шкафу для того, чтобы никто не мог увидеть тебя и украсть».
P.S. Над его интеллектуальными ребусами ломают головы, разгадыванию этих символов посвящены книги, семинары, диспуты, коллоквиумы, диссертации, научные исследования, а как признавался Бунюэль, сны он иногда вставлял для метража: «Если фильм по метражу не достигает длины, прописанной в контракте с продюсером, я вставлю в него свой сон».
