Ну что ж… Видимо, настало время продавать дом, а жаль. Что ни говори, а Пречистенка для Давыдовых — место родное. Но выхода нет. Содержать такой дворец ему не по карману.
Казалось, приобретение дома на Пречистенке было делом очень удачным. Там обитал весь цвет московской знати: Долгоруковы, Гагарины, Ермоловы, Тучковы, Орловы, Шаховские…
Доходов от симбирского имения жены едва хватало, а приходилось растить девятерых детей. Сыновья учиться не хотели — старшие так и норовили податься в гвардейские офицеры, а его семья разорилась еще при Павле I. Деньги он, положим нашел, не впервой…
Но стоит ли хлопотать ради того, чтобы любоваться пожарной каланчой и слушать, как едут тушить огонь повозки, грохоча по мостовой. Никто и не мог предположить, что соседний дом выкупит казна и устроит там пожарную часть. Жить по соседству с пожарной каланчой для отставного генерал-лейтенанта как-то несолидно. С каланчи пожарного депо то и дело звучали крики дневального и звон набата.
Хотя своему другу Александру Пушкину он в письме с гордостью сообщал, что теперь имеет «каменный огромный дом в Москве, окно в окно с пожарным депо».
Денис Васильевич Давыдов задумался и отошел от окна, случайно взглянул в зеркало и поморщился. Иллюзий насчет своей внешности он никогда не питал, а живописные портреты ему льстили. В жизни поэт-гусар был не так импозантен: ростом мал, круглощек, узкоглаз, с маленьким, похожим на пуговку носом.
Князь Багратион однажды сострил на этот счет, и шутку, к сожалению, помнят до сих пор: «Вы говорите враг уже на носу? Позвольте спросить, на чьем: на вашем или на моем? Если на моем, мы еще успеем отобедать, а если на вашем — то дело действительно плохо…»
Денис Васильевич прошел в кабинет и уселся на стол: непростое положение требовало решительных мер, а ведь дом был действительно хорош, и история у него славная…
Отец Дениса Васильевича, армейский бригадир Василий Денисович, считался богатым человеком. Жил он широко, правда много играл, и редко наведывался в Полтаву, в свой полк. Он предпочитал Москву.
При Павле I в полку произошла ревизия, насчитали большую недостачу, и ему пришлось распродать большую часть родовых владений. Уцелело немного: усадьба на Пречистенке, да несколько сел.
Пречистенский особняк выстроил для себя обер-полицмейстер Николай Петрович Архаров. Он хорошо себя показал и держал Москву в ежовых рукавицах, имел повсюду осведомителей — и на рынках, и в питейных заведениях.
Ему было известно все, что делается в Первопрестольной. Честный перед ним человек или вор, Архаров определял с первого взгляда.
Про него рассказывали много разной всячины. К примеру, была такая байка. Государыня Екатерина прислала Архарову письмо с просьбой прибыть немедленно в столицу и разыскать украденную из Зимнего дворца серебряную посуду.
Николай Петрович в Петербург не поехал. Он подумал и написал письмо: ищите в подвалах дома петербургского полицмейстера. Так оно и вышло. Когда посуду нашли, то государыня назвала Архарова ясновидящим.
Или вот еще: как то привели к Архарову мясника и писаря. Один обвинял другого в краже денег — кошелька с серебром. Архаров велел поставить котелок на огонь, а когда вода закипела, то бросил в него монеты. На поверхности всплыл жир. Архаров приказал увести писаря. Монеты были засалены, значит побывали в руках мясника.
При Павле I Архаров стал петербургским генерал-губернатором, но прослужил недолго. Однажды с ним случился конфуз: император похвалил раскраску полицейских будок и шлагбаумов и Архаров велел перекрасить в городе все заборы.
Отстраненный от должности Николай Петрович- за излишнее рвение и издевку, направился в ссылку. Памятником ему стало словечко «архаровец». Так москвичи называли солдат из гарнизонного архаровского полка — лихих людей.
Ну это так, лирическое отступление… Давыдов однажды жестко поплатился своей карьерой за стихотворение. Денис Давыдов, молодой офицер, только начавший писать стихи, но уже возомнивший себя Ювеналом, водной из басен сравнил Александра I с тетеревом (покойный император был туговат на ухо). Начинающий поэт в выражениях не стеснялся: самодержца величал глухой тварью и бестолковым разиней. На карьере Давыдова был поставлен большой жирный крест.
Когда началась война, Давыдову отчаянно хотелось попасть на нее, но император не забыл «глухую тварь». На первый взгляд, месть была вполне невинной: кто счел бы наказанием запрет отправиться в мясорубку? Но только не Давыдов… Пока его товарищи скакали навстречу славе, он тратил жизнь на попойки и мазурки.
Помогла фаворитка Александра I, благоволившая к Давыдову Мария Нарышкина. В результате хитроумной интриги его назначили адъютантом командующего арьергардом русской армии генерала Багратиона. Денис Васильевич направился в Восточную Пруссию. Там он получил все, о чем мечтал: Владимира четвертой степени, прусский орден «За заслуги» и несколько сабельных ударов.
Но что теперь? Кабинет завешан портретами жены и детей. А ведь когда-то он влюблялся до одури, до дрожи. Человек, обремененный таким большим семейством — не солдат…
В 1814 году Давыдов, уже прославленный партизан, герой Отечественной войны, потерял голову от юной балерины Татьяны Ивановой. Часами он стоял в любую погоду под окнами балетного училища. Татьяна предпочла ему балетмейстера Адама Глушковского.
Через пару лет он встретил очаровательную Лизу Золотницкую, дочку дивизионного генерала. Писал ей стихи, старался расположить к себе ее родителей, даже выхлопотал у императора казенное имение Балты, приносившее шесть тысяч рублей в год.
Но Елизавета предпочла ему лоботряса и картежника Петра Голицына. Причем Лиза даже не захотела с ним увидеться, передав отказ через отца. А ведь Давыдова, героя-партизана, знала вся Россия. Увы, не нужны женщинам ни слава, ни геройство, ни поэзия. Смазливое лицо и состояние для них важнее.
Друзья Давыдова страшно переживали за него и устроили знакомство с Софьей Чирковой, дочерью генерала. Софья уже «засиделась в девках» — 24 года, но друзья Давыдова наперебой ее нахваливали: скромна, миловидна, рассудительна, добра, начитана.
И он решился. Тем более, ему уже было 35 лет. В 1819 году они поженились.
Сейчас он сидел в расшитом Софьей персидском халате и мягких туфлях, которые она же вышила бисером. Брак с Софьей оказался прочным. На первый взгляд. Дети, быт, многолетний брак, привычка.
Хоронить себя заживо ему еще не хотелось. Есть еще огонь под хладным пеплом, сердце бьется гулко и живо, как в молодости…
С 23-летней барышней Евгенией Золотаревой 47-летний Давыдов познакомился в Пензе. В Пензе жил его однополчанин Дмитрий Бекетов. Полина и Евгения Золотаревы были племянницами Бекетова.
Когда он увидел Евгению, то сердце его сладко заныло. Барышня была просто чудо! Умная, хорошенькая и злая на язычок…
Каблуки Давыдова будто сами прищелкнули, чтобы раздался малиновый звон. Но шпоры не зазвенели: он забыл, что на нем не мундир с расшитым золотом доломаном, а унылый статский сюртук.
Их роман продолжался два года. На людях Евгения мучила его, обливала холодом, наедине не скрывала страсти. Посвященные своей последней любви стихи Давыдов посылал друзьям, а те печатали их, да еще с указанием города Пензы.
Давыдов нервничал — не увидела бы Софья. Он писал в Петербург, укоряя Пушкина и Вяземского: «Жена моя не верит моим восторгам к другим, ну а как неравно поверит? Ведь такую гонку задаст, что своих не узнаешь, а поделом…»
Роман получил огласку. Старшая сестра Евгении — замужняя Полина потребовала прекратить встречи. Вскоре Евгения приняла предложение первого попавшегося пензенского помещика Василия Осиповича Мациева.
Жена Софья Николаевна была несколько флегматична, очень хозяйственна и не подходила для объекта романтической любви, но лучшей жены Давыдову было не найти.
Да, Бог с ней, с московской усадьбой и всеми этими любовными приключениями… Он окунул перо в чернильницу и написал:
«Сохрани меня, отец,
От соседства шумной тучи
Полицейской саранчи,
И торчащей каланчи,
И пожарных труб и крючий.
То есть, попросту сказать:
Помоги в казну продать
За сто тысяч дом богатый,
Величавые палаты,
Мой пречистенский дворец.
Тесен он для партизана:
Сотоварищ урагана,
Я люблю, казак-боец,
Дом без окон, без крылец,
Без дверей и стен кирпичных,
Дом разгулов безграничных
И налетов удалых,
Где могу гостей моих
Принимать картечью в ухо,
Пулей в лоб иль пикой в брюхо…»
Казна купила у него дом. После этого принадлежавшая Давыдову усадьба не раз меняла владельцев. Здесь жил доктор Илларион Иванович Дуброво, прототип главного героя произведения А.П. Чехова, в рассказе погибший при заражении дифтерией от пациента.
Потом здесь открылась женская гимназия, а при советской власти — Ленинский райком КПСС.
P.S. Денис Васильевич скончался в Верхней Мазе Сызранского уезда Симбирской губернии, имени принадлежавшем его жене, через два года после того, как продал дом на Пречистенке. Ему было 54 года. Софья Николаевна Давыдова пережила своего мужа более чем на 40 лет.
