Сэми не брал трубку. Она звонила восемь раз в день, но он не подходил к телефону. Только однажды, по чистой случайности, когда Брижит удалось дозвониться до него, она плакала и просила о прощении. Говорила, что любит, и что думает только о нём. «У тебя хриплый голос, — холодно ответил Сэми, — ты явно простудилась. Прощай».
Графики съёмок никто и не думал согласовывать. Да и как, если режиссёры работали на разных площадках? Брижит уехала в Рим, Сэми оставался во Франции, а потом они поменялись. Встречи случались на бегу, на лету, между делом…
«Сначала я хотела делиться с ним каждым вздохом, каждой маленькой новостью, — писала Брижит, — я постоянно висела на телефоне. Но при таком плотном графике у меня не оставалось мало сил на эмоции. Я должна была что-то говорить, что-то слушать, когда мне больше всего хотелось лечь и уснуть».
Сэми слушал Вивальди и вращался в кругу актёров театра. Оказавшись среди них, Брижит почувствовала себя неловко: её разглядывали, словно манекен на витрине, с уже заранее сложившимся мнением. Дескать, да, она красива. Но отчего, Сэми, ты с ней? Она же пуста, как твои карманы…
Когда случилась передышка, Брижит, в компании своих друзей, уехала на виллу «Мадраг». Там ей и представили Боба Загури – любителя бразильской музыки, гитары, танцев до упада. У него был обжигающий взгляд и белоснежная улыбка, он бесподобно двигался под музыку и мечтал снимать фильмы.
На газетные полосы попало красноречивое фото танцующей Брижит, рядом с которой весело отплясывал Боб. Сэми обо всём узнал из газет.
Не было шумных объяснений, не было вспышек гнева, просто Сэми перестал брать трубку. Брижит звонила, раскаивалась, умоляла выслушать, твердила, что всё это было не по-настоящему… Но появлялся весёлый Боб и осушал её слезы. «Я увезу тебя в Бразилию, крошка, — обещал он, — и ты увидишь, что такое настоящий рай».
Пластинки с Вивальди забирал кто-то из друзей. Сэми остался в прошлом, как прочитанная глава, а Боб уже взял билеты на самолёт. В Рио стояла удушающая жара, и все вокруг кричали: «Брижит!» и щёлкали фотоаппаратами. Черный парик, который должен был сохранить инкогнито, оказался напрасной тратой времени и сил.
Ватага друзей Боба окружала Брижит с утра и до вечера, никто не понимал по-французски, а португальского языка она не знала… Наконец, однажды утром Боб погрузил вещи Брижит в машину и увез её в Бузиус. Это сейчас там фешенебельные отели и клубы, а в 1960-х — нетронутая цивилизацией природа!
Там не было ни телефонной связи, ни водопровода. Только океан, порхающие колибри и жмурящиеся от солнца кошки. Брижит лежала в гамаке, растворяясь в звуках разбивающихся волн. Она впервые за долгое время даже не прикоснулась к косметичке.
Никто не узнавал её, никто не бросался вперёд, чтобы взять автограф. Суета, бесконечная гонка, вездесущие репортёры – всё это осталось за кадром. Конечно, мираж рассеялся спустя несколько дней. Нужно было снова возвращаться к съёмкам.
«Так не может дальше продолжаться, — хмуро сказал Жак Шарье, бывший муж Брижит, когда она снова оказалась в Париже, — тебя практически никогда нет, ты всегда разрываешься между несколькими делами сразу… Будет лучше, если о Николя позаботится моя сестра».
Витой телефонный провод наматывался на палец и разматывался снова. У Брижит было несколько дней, чтобы принять решение. Жак нервно торопил, словно боялся опоздать.
«Когда горничная уходит, потому что не знает, кого ей называть «месье», это еще куда не шло, — позже писала Брижит. – Но если ребенок будет травмирован на всю жизнь, что его мать меняет увлечения, как перчатки, в зависимости от погоды, от ссоры, от случайной встречи…
Это гораздо серьезнее. Поэтому я дала согласие… Сегодня я убеждена, что решение, на котором настаивал Жак, было неверным. Николя носит в себе глубокую рану… Наши отношения страдают от недостатка взаимопонимания, всего того, что соединяет людей. Сегодня я раскаиваюсь».
В том же месяце Николя вместе с няней переехал к Эвелине, сестре Жака. Эхо гуляло по опустевшим комнатам на авеню Поль-Дурмер, но Брижит отгоняла от себя гнетущие мысли. В то время она была уверена, что сделала все правильно – малыш поехал в чудесный тихий пригород Монпелье, где компанию ему составят многочисленные кузены…
«Моей матери всегда были ближе морские котики и собаки, нежели люди», — став взрослым, с упрёком скажет Николя.
То, что Брижит Бардо на каждых съёмках обязательно находит одного-двух брошенных животных, которых начинает выхаживать, знали уже все. В её квартире постоянно жили несколько собак, а на ферме в Базоше — спасённый барашек.
Однажды Брижит позвонил Ален Делон и попросил помочь с его собакой. Немецкая овчарка Чарли, после суточного перелёта, перестала есть и реагировать на что-либо. «Я думаю его усыпить», — признался Делон.
«Ни в коем случае! — Крикнула Брижит. — Вези Чарли!»
Чарли был годовалым породистым красавцем, с которым они отлично поладили. Несколько месяцев он повсюду сопровождал Брижит, превратился в прежнего весёлого и доброго пса, но, когда актрисе потребовалось уехать, собаку привезли на ферму: «Два дня на свежем воздухе ему точно пойдут на пользу».
Чарли, действительно, окреп. А барашек Неннет стал его добычей… Узнав об этом, Брижит долго не знала, как поступить. В конце концов, Делон забрал овчарку обратно. Они ведь не договаривались, что это навсегда. «Как я раскаивалась, что отправила Чарли в Базош!» — Писала Брижит.
В Париже начались свои проблемы.
— Нас выселяют! – По телефону кричала мать Брижит. – Спустя столько лет!
Роскошная квартира семьи Бардо была арендованной. Давно можно было бы выкупить её, но родителям Брижит в голову не приходило озаботиться таким вопросом. Но теперь принимать решение уже не пришлось – владельцы уведомили своих квартиросъёмщиков, что продали жилье. И просят месье и мадам покинуть дом в ближайшее время.
По счастью, в доме на Поль-Дурмер продавалась квартира, которую Брижит, не задумываясь, купила. Это сильно ударило по кошельку, но матери новое жильё понравилось: с видом на сад, в хорошем районе… Переезд родителей был хлопотным, но теперь они оказались совсем близко, впервые за долгое время.
Еще раньше, на первый этаж соседнего дома, Брижит перевезла бабушку. Вся семья, за исключением сестры Мижану, поселилась в пределах одной улицы.
А на журнальном столике в квартире Брижит уже лежал сценарий фильма «Вива, Мария!».
