Старуха

«Барыня воют», — шептали крестьяне в благоговейном ужасе. Этот звук разносился по усадьбе, по спящему саду, по чудесной августовской ночи.

Все было кончено. Ее Вселенная погибла. Теперь она, и правда, — старуха.

Елизавета Алексеевна Столыпина родилась в 1773 году. Отцом ее был пензенский помещик Алексей Емельянович Столыпин, матерью — Мария Афанасьевна Столыпина (в девичестве — Мещеринова).

Лизанька (так девочку называл отец) стала первым ребенком в семье. Впоследствии у Столыпиных родилось еще десять детей, и все достигли взрослого возраста, стали уважаемыми людьми.

Алексей Емельянович, несмотря на жизнь в захолустном имении, был большим поклонником искусства. В юности Алексею довелось недолго учиться в Московском университете и, хоть его и отчислили за неуспеваемость, Столыпин свято верил в силу образования и просвещения.

В своем имении Алексей Емельянович организовал театр, на сцену которого выходили не только крепостные актеры, но и дети барина.

Особые надежды Алексей Емельянович возлагал на Лизаньку. По мнению отца, девочка обладала поразительным актерским талантом, и могла далеко пойти на этом поприще.

Отец сумел привить дочери любовь к литературе и поэзии: девочка читала книги как на русском, так и на французском языках.

Однако все мечты Алексея Емельяновича о некоем «творческом» пути дочери, разбились о реальность. Актрисами в те годы становились по большей части крепостные девушки: юной барышне играть на сцене за пределами домашнего театра было не совсем прилично.

Лизаньку ждала совсем иная судьба, а именно, замужество.

Жених вскоре нашелся — елецкий помещик, капитан лейб-гвардии Преображенского полка Михаил Васильевич Арсеньев. На момент знакомства Михаилу было 26 лет, Лизе — 21. Поразительно, но барышня Столыпина в столь молодом возрасте считала себя старой девой и была уверена, что капитан ее «осчастливил»:

«Я была не молода, некрасива, когда вышла замуж, а муж меня любил и баловал».

«Не молода» — это в 21-то год! Насчет «некрасива» Лиза также совершила самооговор — согласно свидетельствам современников, она была вполне симпатичной.

В 1794 году Михаил и Елизавета стали мужем и женой. Сразу после свадьбы молодые поселились в селе Тарханы, купленном за приданое невесты и записанном на ее имя.

Имение Тарханы — большое, богатое и невероятно живописное. Новые владельцы тут же взялись за благоустройство усадьбы: в Тарханах вскоре появились парк, несколько садов, пруд.

В 1795 году Елизавета родила супругу дочь. Назвали в честь бабушки — Мария.

Жизнь четы Арсеньевых казалась вполне безоблачной, но на горизонте уже появилась «тучка». Это была соседка, княгиня А.М. Мансырева. Михаил влюбился в эту молодую женщину до беспамятства.

Узнав об измене, Елизавета Алексеевна отказалась делить с мужем спальню: Михаил Васильевич перебрался во флигель.

С тех пор в Тарханах началась совсем другая жизнь. Михаил Васильевич время от времени уезжал в имение Мансыревой. Елизавета Алексеевна страшно страдала, но не прогоняла мужа прочь, так как все еще любила его.

Предательство супруга еще больше укрепило Елизавету Алексеевну в том, что она «некрасивая и старая». Характер 25-летней женщины стал ухудшаться, ему стали присущи неведомые ранее нотки деспотизма.

В январе 1810 года в Тарханах произошла леденящая кровь трагедия. В господском доме давали домашний спектакль «Гамлет». Собралось много гостей, обстановка была самая приятная. Михаилу Васильевичу Арсеньеву досталась роль Могильщика.

Когда Могильщик должен был появиться на сцене, в залу вбежала перепуганная крестьянская девушка-актриса и закричала:

«Барин кончился!».

Оказалось, что Михаил Васильевич принял яд.

Гибель мужа стала страшным ударом для Елизаветы Алексеевны. Все старые обиды забылись, осталась лишь величайшая скорбь. 37-летняя, еще вполне цветущая дама, в одночасье превратилась в «бабушку» — для родственников; и в «старуху» — для света.

С этого момента центром Вселенной для Елизаветы Алексеевны стала ее дочь Мария.

Хрупкая и болезненная Маша характером напоминала отца: нервная, но, в то же время, упрямая, она достойно противостояла властной матери, старавшейся контролировать все стороны ее жизни.

В 1812 году Арсеньевы гостили у своих друзей в селе Васильевском Орловской губернии. Здесь 18-летняя Маша встретила 26-летнего отставного капитана Юрия Петровича Лермонтова. Встретила и влюбилась.

Юрий Петрович был беден и незнатен. Незнатен настолько, что у многих возникали даже вопросы о его дворянском происхождении.

Такой зять Елизавету Алексеевну совершенно не устраивал: вертопрах, нищий, пустой человек. Мадам Арсеньева принялась отговаривать дочь, увещевать. Но упрямая Мария стояла на своем.

Тогда Елизавета Алексеевна потребовала от капитана Лермонтова предоставить бумаги, подтверждающие его дворянство. Юрий Петрович, поднапрягшись, с горем пополам доказал свое благородное происхождение.

Елизавета Алексеевна не сдавалась, и тогда Мария заявила, что «поступит как отец», если мать не позволит ей сочетаться с любимым. Ужаснувшись этой страшной угрозе, Арсеньева отступила.

В 1813 году состоялась свадьба. Лермонтовы поселились в селе Тарханы, которое к тому времени превратились в эдакое «маленькое государство» со своим кирпичным заводом, церковью и даже кабаком. Елизавета Алексеевна, словно государыня, управляла своим небольшим мужицким «царством».

3 октября 1814 года в Москве Мария родила сына. Назвать малютку решили в честь его покойного деда — Михаилом. В свете злословили: «Старуха-то Арсеньева внука именем самоубийцы назвала».

Но Марии и Елизавете Алексеевне было не до слухов: они не могли нарадоваться на малютку Мишу. И мать, и бабушка полюбили мальчика с первого взгляда, с первого мгновения. Полюбили так, как не любили до этого никого и никогда.

Это было своего рода соревнование женщин. Соревнование в любви. Мать поцелует Мишеньку в лобик, бабушка поцелует два раза. И где-то в стороне находился отец, которого к сыну практически не подпускали.

Мария Михайловна обожала играть Мише на пианино, петь ему. Но счастье матери и дитя оказалось кратким, как летний дождь: 24 февраля 1817 года Мария Лермонтова скончалась от туберкулеза.

Соседи мадам Арсеньевой со слов ее дворовых людей утверждали, что несчастная Елизавета Алексеевна в буквальном смысле каталась по полу от горя. Теперь у нее остался только Миша.

Только Миша.

Марию похоронили рядом с отцом, в фамильном склепе Арсеньевых. Елизавета Алексеевна больше не желала жить в старом усадебном доме: слишком много в нем скопилось призраков, слишком много дурных воспоминаний. По приказу барыни дом снесли, а на его месте возвели церковь в честь святой страстотерпицы Марии Египетской.

Бабушка с внуком переехали в небольшой, но очень красивый дом с мезонином, расположенный посреди чудесного сада.

Юрий Петрович Лермонтов, не желавший более жить рядом с тещей, уехал из Тархан в свою деревеньку Кропотово в Тульской губернии. Он хотел забрать сына, но Арсеньева заявила, что Миша получит богатейшее наследство лишь при одном условии:

«Оной внук мой будет по жизнь мою до времени совершеннолетнего его возраста находиться при мне, на моём воспитании, попечении, без всякого на то препятствия отца его, а моего зятя».

Капитан Лермонтов был вынужден смириться. Кроме того, как человек достаточно легкомысленного поведения, он, вероятно, не сильно хотел (да и не мог) заниматься воспитанием мальчика.

Юный Мишель, по сути дела, стал сиротой при живом отце. С Юрием Петровичем поначалу встречался раз в три года, затем, с 1827-го — раз в год и даже чаще.

Когда Мишелю исполнилось 16 лет, он каким-то образом узнал о «договоренности» отца и бабушки. Это стало невероятным потрясением для юного поэта: Лермонтов был так сердит на бабушку, что находился «на грани ухода к отцу».

Мишель искренне любил бабушку, жалел ее. Но отца он тоже любил.

Юрий Петрович ревностно следил за успехами сына. Стихи юного поэта заставляли его плакать, он невероятно гордился Мишелем и был абсолютно убежден в его великом предназначении.

В 1831 году тяжелобольной капитан Лермонтов составил завещание, в котором обратился к сыну:

«Ты одарен способностями ума, — не пренебрегай ими и всего более страшись употребить оные на что-либо вредное и бесполезное: это талант, в котором ты должен будешь некогда дать отчет богу!.. Ты имеешь, любезнейший сын мой, доб­рое сердце… Благодарю тебя, бесценный друг мой, за любовь твою ко мне и нежное твое во мне вни­мание…».

1 октября 1831 года Юрий Петрович Лермонтов скончался. Безутешный сын откликнулся на смерть отца пронзительными стихами, в которых ощущается вся боль юноши за детство, проведенное без отца:

Ужасная судьба отца и сына
Жить розно и в разлуке умереть,
И жребий чуждого изгнанника иметь
На родине с названьем гражданина!

Однако ж тщетны были их желанья:
Мы не нашли вражды один в другом,
Хоть оба стали жертвою страданья!
Не мне судить, виновен ты иль нет.

Наверное, Михаил никогда не простил бы бабушку, если бы не четкое понимания того, что ею двигало: любовь к нему. Для Елизаветы Алексеевны внук был всем:

«Он один свет очей моих, всё моё блаженство в нём».

Все, что делала мадам Арсеньева — она делала для Миши. Выращивала и продавала хлеб, держала огромные отары овец, занималась винокуренным делом и т.д.

Тонко разбиравшаяся в литературе и искусстве, Елизавета Алексеевна прекрасно понимала, кто растет под сенью ее любви. Гений, один из величайших поэтов в истории. Она понимала — и смертельно этого боялась.

Сколько слез она пролила, умоляя Мишеля быть осторожнее, не рубить словом сгоряча.

Бабушка дала Лермонтову блестящее образование. Постоянно беспокоясь о здоровье юноши, возила его на Кавказ оздоровляться минеральными водами и кумысом.

В усадьбе Тарханы, по словам близкого друга поэта Святослава Раевского, «все ходило кругом да около Миши». Многочисленные гости Лермонтовых неоднократно замечали, как бабушка шептала молитвы, глядя на веселящегося внука.

Когда Михаилу настала пора поступать в университетский пансион, бабушка не задумываясь сменила Тарханы на Москву. Екатерина Сушкова, в которую Мишель был безнадежно влюблен, писала в своих мемуарах:

«Вчуже отрадно было видеть, как старушка Арсеньева боготворила внука своего Мишеля; бедная, она пережила всех своих, и один Мишель остался ей утешением и подпорою на старость; она жила им одним и для исполнения его прихотей; не нахвалится, бывало, им, не налюбуется на него».

Страх Елизаветы Алексеевны за внука был так силен, что однажды она умоляла Мишеля вовсе «не писать стихов».

18 февраля 1837 года 23-летний корнет лейб-гвардии гусарского полка Михаил Лермонтов был арестован по «Делу о непозволительных стихах».
Непозволительными стихами было потрясшее всю Россию стихотворение «На смерть Пушкина» («Смерть поэта»).

Поначалу Лермонтов содержался в здании Главного штаба, затем после слезных просьб бабушки Елизаветы Алексеевны, Мишеля перевели под домашний арест.

19 марта 1837 года Лермонтов был отправлен на Кавказ, в ссылку.

Мишель уезжал, а в каждом доме России читали его гениальные стихи. Новое солнце русской поэзии взошло. Сердце бедной Елизаветы Алексеевны изнывало от тревоги.

И сердце бабушки не ошиблось. Слава Михаила Юрьевича росла с каждым годом, росло и количество его врагов. В мае 1840 года состоялась первая дуэль Лермонтова — с сыном французского посла Эрнестом де Барантом.

Никто из дуэлянтов не погиб, но Лермонтова снова сослали на Кавказ.

Для Елизаветы Алексеевны это стало чудовищным ударом: 67-летняя женщина слегла. Едва встав на ноги, бабушка побежала по высоким кабинетам хлопотать, просить, умолять за любимого Мишеля.

Да уже было поздно.

15 июля 1841 года в Пятигорске на горе Машук великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов был убит на дуэли. Убит своим близким другом Николаем Мартыновым.

В момент гибели внука Елизавета Алексеевна находилась в Санкт-Петербурге, куда она в очередной раз приехала хлопотать о Мишеле. Ожидая встречи с Василием Андреевичем Жуковским, Елизавета Алексеевна еще не знала, что хлопотать уже не о ком.

В конце июля в дом Т.Т. Бороздиной, близкой подруги Елизаветы Алексеевны, прибежал перепуганный слуга мадам Арсеньевой. «Барыне дурно», — закричал он. Бороздина с домочадцами ринулись в соседний дом. Елизавета Алексеевна лежала на полу без сознания, ее рука судорожно сжимала письмо с Кавказа.

Только спешное прибытие доктора спасло мадам Арсеньевой жизнь.

На следующий же день после получения письма она уехала из Петербурга в Тарханы.

Все было кончено. Ее Вселенная погибла. Муж, дочь… И вот теперь — Мишель. Ее дорогой мальчик.

Крестьяне в Тарханах рассказывали соседям, что в звенящей августовской тишине они слышали нечто похожее на вой. «Барыня горюют по Мишеньке», — с благоговейным ужасом крестились мужики.

Она слегла. Всей душой, всем ослабевшим, умирающим телом стремилась, рвалась поехать в Пятигорск, на похороны Мишеля. Но не смогла.

Осенью 1841 года у Елизаветы Алексеевны отнялись ноги, она больше не могла двигаться, а никто в доме не решался произнести в ее присутствии не только имя Мишеля, но даже имя любого другого поэта.

Остатки — нет, осколки, — своей жизни Елизавета Алексеевна потратила на то, чтобы перезахоронить внука в Тарханах. И, ослепшая, почти оглохшая, она выполнила эту тяжелейшую по тем временам задачу, добилась «высочайшего соизволения».

23 апреля 1842 года Михаила Юрьевича повторно погребли в Тарханах при большом стечении народа. Великий поэт упокоился в фамильной часовне-усыпальнице рядом со своими матерью и дедом.

В 1845 году в усыпальнице стало на одну могилу больше: 72-летняя Елизавета Алексеевна Арсеньева воссоединилась с самыми дорогими и любимыми людьми в своей жизни.

Оцените статью