«Ага, знаем мы вас, интиллихентов», — злобно подумала Аннушка, услышав за дверью весьма характерные звуки. — Танька — в булошную, а этот…». Дрожа от нетерпения, Аннушка наклонилась к замочной скважине…
В 1921 году чета Булгаковых — Михаил Афанасьевич, талантливый, но не слишком успешный писатель и его верная супруга Татьяна Николаевна, урожденная Лаппа, въехали в коммунальную квартиру номер 50 по адресу Москва, Большая Садовая, дом 10.
Жильцы квартиры встретили новоселов настороженно, а те, в свою очередь, были поражены «низкой культурой быта» в квартире. Михаил Афанасьевич, вернувшись вечером с общей кухни, шепотом прочел жене только что сочиненное сатирическое четверостишие:
«На Большой Садовой
Стоит дом здоровый.
Живет в доме наш брат
Организованный пролетариат…».
Булгаков, противник советской власти, испытывал к коммунальным квартирам настоящую ненависть, однако судьба распорядилась так, что писатель оказался в эпицентре специфического коммунального быта.
Дурное предчувствие не обмануло Михаила Афанасьевича: с соседями добрых отношений установить не удалось. И, если большинство жителей коммуналки просто не здоровались с Булгаковыми, то одна соседка буквально их возненавидела и желала сжить со свету.
Этой соседкой была Анна Павловна Горячева, или, как ее все называли, Аннушка.
В домовой книге Горячева была обозначена как «безработная, на иждивении мужа». Однако мужа Аннушки никто и никогда в глаза не видел. При этом, у женщины было двое детей, младшим из которых был Александр, или, по-домашнему, Шура.
Крики Шуры, которого Горячева регулярно лупила, слышала вся коммуналка. Жильцы относились с пониманием — «воспитывает мамаша мальца». Однако Булгаковы терпеть подобное поведение отказывались. Михаил Афанасьевич несколько раз заступался за Шуру, чем неизменно вызывал приступ злобы у матери мальчика.
Татьяне Николаевна вспоминала об Аннушке и несчастном Шуре:
«А на той стороне коридора, напротив, жила такая Горячева Аннушка. У неё был сын, и она все время его била, а он орал. И вообще, там невообразимо что творилось. Купят самогону, напьются, обязательно начинают драться, женщины орут: „Спасите! Помогите!“ Булгаков, конечно, выскакивает, бежит вызывать милицию. А милиция приходит — они закрываются на ключ и сидят тихо. Его даже оштрафовать хотели».
Аннушка доставляла Булгаковым самые разные неприятности: начиная от курения и площадной ругани в коридоре и заканчивая порочащими слухами, которые Аннушка с удовольствием распускала про чету Булгаковых.
29 октября 1923 года доведенный Чумой до белого каления, Булгаков написал в своем дневнике:
«Сегодня впервые затопили. Я весь вечер потратил на замазывание окон. Первая топка ознаменовалась тем, что знаменитая Аннушка оставила на ночь окно в кухне настежь открытым. Я положительно не знаю, что делать со свол очью, что населяет эту квартиру…».
*
Однажды после ссоры с Татьяной Николаевной, Аннушка, обожавшая подглядывать за соседями в замочную скважину, в сердцах крикнула:
«А Булгаков ваш баб водит!».
Супруга Михаила Афанасьевича, давно подозревавшая писателя в неверности, была потрясена, но не поверила словам Горячевой.
Увы, на этот раз Аннушка не солгала. Летом 1924 года Михаил Афанасьевич договорился с соседом по дому, известным финансистом Артуром Борисовичем Манасевичем об аренде квартиры №34, расположенной на пятом этаже.
В 34-ой было значительно спокойнее, чем в 50-й, и Михаил Афанасьевич предложил жене перебраться туда.
Через несколько месяцев Татьяна Николаевна поняла, что муж не только хотел «сбежать от Аннушки», но и готовил спокойное жилье для женщины, которую собирался покинуть. И этой женщиной была она, Татьяна Николаевна.
Писатель заявил своей первой жене, спасшей его от верной смерти в смоленской глуши, излечившей от пристрастия к морфию, что уходит к другой женщине — к Любови Евгеньевне Белозерской.
Супруги расстались, Татьяна Николаевна переехала в квартиру номер 34, и с Аннушкой Горячевой она теперь встречалась только в подъезде.
Михаил Афанасьевич не забыл Чуму с Садовой: женщина, попортившая ему столько крови, появлялась во многих произведениях писателя, в том числе, в «Мастер и Маргарита»:
«Никто не знал, да, наверное, и никогда не узнает, чем занималась в Москве эта женщина и на какие средства она существовала. Известно о ней было лишь то, что видеть её можно было ежедневно то с бидоном, то с сумкой… или в нефтелавке, или на рынке, или под воротами дома, или на лестнице, а чаще всего в кухне квартиры…, где и проживала эта Аннушка… Более всего было известно, что где бы ни находилась или ни появлялась она — тотчас же в этом месте начинался скандал, и кроме того, что она носила прозвище Чума».
Без Аннушки представить великий роман Булгакова невозможно: не пролей она масло, сюжет не развернулся бы в своей потрясающей мощи. Таким образом, получилось, что писатель обессмертил имя своей обидчицы, поселил ее в вечности, как Понтия Пилата и его пса.
Казалось бы, история склочной женщины с Садовой закончена — но нет.
В конце 90-х годов Булгаковский музей посетил правнук Горячевой, привезший в Россию ценный дар — фотографию своей прабабки.
Все были поражены тому, что правнук Аннушки-Чумы — культурный, образованный человек, преуспевающий адвокат в Швейцарии.
Как же причудливо тасуется колода!
