О том, что она не единственная вдова, Пташка узнала лишь годы спустя, а ее плата за счастье оказалась несправедливо высокой.
— Посмотрите-ка на неё! Должно быть, она влюбилась, — шепнула Ольга Владиславовна подруге, кивнув в сторону сидящей рядом дочери.
10 декабря 1918 года в нью-йоркском Карнеги-Холл 21-летняя Каролина впервые слушала концерт «молодого декадента, только что прибывшего из загадочной России». И была ошеломлена его талантом — аплодировала как сумасшедшая, чем и привлекла внимание своих более опытных спутниц:
— Вы что, не понимаете? Это потрясающе — какой ритм, какая красивая тема! — с возмущением выпалила девушка, а ее щеки предательски пылали румянцем.
Дамы в ответ только рассмеялись: «Ну, конечно, влюбилась!».
«Большевистский декадент»
В этом высоком худощавом 27-летнем «большевистском декаденте» Каролина без труда разглядела гения, будущего знаменитого на весь мир композитора Сергея Прокофьева.
На первый взгляд лицо его казалось некрасивым, «зато светлые серые глаза поражали пристальностью взгляда и каким-то особенным блеском». На следующий его концерт девушка отправилась с друзьями, ничего не сказав маме, чтобы та снова не стала смеяться над ней…
После выступления друзья затащили Лину в артистическую, где и познакомили с Прокофьевым. Остатки вечера прошли в приятной беседе. В своем дневнике он сделал запись:
Лина поразила меня живостью и блеском своих черных глаз и какой-то юной трепетностью. Одним словом, она представляла собой тот тип средиземноморской красоты, которая всегда меня привлекала.
Прокофьев был гением и видел мир иначе. У такого человека не могло быть обычной жизни и простых понятных отношений с женщинами. Если любовное приключение его тяготило, Сергей сразу избавлялся от него.
Лина же полюбила его сразу, и это сильное чувство пронесла через всю свою долгую жизнь, оно не оставило её до самой смерти. У их истории любви оказалась нетривиальная развязка, которую много позже в советской юридической практике назовут «казусом Прокофьева».
«Очень недотрожиста»
А пока их отношения только развивались: прогулки за городом, походы в кино, сначала робкие, а потом все более долгие и страстные поцелуи под звездами, обиды и радостные примирения… все как у всех, но не так быстро, как хотелось бы Сергею:
…обедал с Linette и вечером опять был в кинематографе, ибо эта гадкая девчонка ни за что не хочет прийти ко мне. Сегодня я, впрочем, и не настаивал, так как у неё разболелась голова, и я рано отвёз её домой с поцелуями, очень недотрожиста…
«Он должен понять, что ты из хорошей семьи»
Каролина родилась в Мадриде в музыкальной семье. Ее отцом был известный каталонский тенор Хуан Кодина, а мать — оперная певица Ольга Немысская-Верле, в чьих венах текла польская, французская и русская кровь.
Родители много гастролировали по Европе и Америке, пока не осели в Нью-Йорке. Дочь получила достойное образование, знала пять или шесть языков и мечтала продолжить семейной дело, для чего у нее были все данные. За красивый меццо-сопрано Прокофьев позже стал называть ее Пташкой.
Спустя довольно продолжительное время Лина все же познакомила Сергея со своими родителями.
Он очень понравился Ольге Владиславовне, она много расспрашивала его о России, в которой давно не была, да и сам Прокофьев получал удовольствие от общения с обаятельными творческими людьми. Однако в серьезности его намерений у семейства Кодина были сомнения.
— Подумай-ка, — говорила Лине мать, — вы ещё даже не помолвлены, а ты выходишь с ним в свет. Все увидят вас вместе, и твоя репутация рухнет.
— Он должен понять, что ты из хорошей семьи, — соглашался с супругой отец.
«Женитьба казалась камнем, привязанным к ноге»
Сергея все эти жалобы о том, как он губит девушку, только раздражали:
Пташка упрекнула меня, что живя с ней нелегально, я ставлю ее в сложное положение, но выхода я не видел. Женитьба мне казалась камнем, привязанным к ноге… Разве я могу жениться, если убежден, что это не принесет мне счастье.
Америка стала забирать у Прокофьева силы, и его окончательно потянуло в Париж. Лина же осталась в Нью-Йорке, они расстались.
«Прилетай, Пташка!»
Прошло два года. За это время Лина еще больше похорошела. Родители были категорически против ее поездок к Прокофьеву в Париж, но согласились отправить дочь в Италию учиться пению у лучших педагогов. Оттуда она перебралась к Сергею, с которым не прерывала переписку:
— Прилетай, Пташка! Только не превращайся в летучую мышь, вцепившуюся в волосы, — написал он ей с намеком на прошлые упреки.
При встрече влюбленные не могли наговориться. Они не только стали вместе жить, но и гастролировать. Сергей создал для своей Пташки цикл песен.
В круг их общения входила мировая элита 1920-х годов. Прокофьевым восхищались, а Лину все обожали. Миниатюрная, с огненным взглядом и черными кудрями, она походила на звезду немого кино:
— Где вы отыскали такую красоту? — завистливо спрашивали Сергея.
Отношения между влюбленными были самые нежные. Прокофьев тогда оказался на пике популярности, получал огромные гонорары и они с Линой ни в чем не нуждались. Он обеспечил ей красивую жизнь: лучшие наряды, путешествия, даже выкладывал из незабудок целые клумбы в форме ее имени, однако стать его женой по-прежнему не предлагал:
Я не могу отделаться от мысли, что законный контракт, есть вещь, созданная для того, чтобы губить отношения.
«…лишь бы не орал»
Наконец, Лина сообщила Прокофьеву о своей беременности. Как честный человек он обязан был жениться. Это радостное событие случилось 8 октября 1923 года, а всего через четыре месяца появился на свет их первенец Святослав. Спустя 4 года родился еще один сын — Олег.
Прокофьев боялся быта, он отвлекал от творчества. Но атмосфера в семье была дружеской, здоровой. Был достаток, интересная насыщенная жизнь. Лина позже назовет это время самым счастливым. Хотя в детстве своих сыновей композитор всегда присутствовал мало:
Отношения мои к ребенку скорее теплые, лишь бы всю ночь не орал, лишь бы не орал…
Лина старалась быть образцовой женой и, хотя у нее были собственные сценические амбиции, она в какой-то момент растворилась в семейных хлопотах: занималась детьми, хозяйством, была личным секретарем Прокофьева, договаривалась о концертах и во всем поддерживала своего гениального супруга. Просто она его безумно любила.
«Лина капризничает»
Мадам Прокофьева была красива, самолюбива, вела активную светскую жизнь и, конечно, сама хотела состояться. Все-таки она училась пению у лучших мастеров. На этой почве у супругов случались размолвки:
Опять ссоримся. В последние дни все время ссоримся. Лина капризничает.
Она считала себя большой певицей и раздражалась, что муж игнорирует ее талант. Сам он довольно холодно относился к ее способностям. В домашней атмосфере Лина восхищала гостей своим пением, но ее преследовало невезение — в самые ответственные моменты перед концертами у нее то пропадал голос, то начиналась простуда.
— Ты мне не помогаешь! — упрекала она Сергея.
— А я и не обещал, — пожимал плечами композитор.
И вот в такие моменты по дипломатическим каналам Прокофьева уговаривали бросить свою размеренную европейскую жизнь и вернуться в Советскую Россию. Действовали в том числе и через Лину:
Вы, мадам Прокофьева, тоже сможете выступать. Радио, концерты, театральная сцена — все к вашим услугам.
«Не приезжай! Тут опасно!»
В те годы в СССР взялись за возвращение своих гениев, это было важно для статуса молодого государства, укрепления международных отношений. В 1927 году Прокофьев с семьей впервые после своего отъезда посетил с гастролями Россию.
Это была уже другая страна, но встречали их с несвойственной советскому человеку роскошью: водили на светские приемы, угощали деликатесами в шикарных ресторанах, показывали огромный выбор мехов и драгоценностей для Лины, обещали высокие гонорары.
Сергей Сергеевич всегда был практичным человеком, симпатизировал коммунизму, но жить предпочитал в комфорте капиталистического мира. Он сомневался почти десять лет, за это время посетил СССР еще дважды, друзья предупреждали: «Не приезжай! Тут опасно!».
Но в 1936 году Прокофьевы, проигнорировав выгодный контракт с Голливудом, все-таки решились на переезд. Композитор безусловно скучал по России, как любой истинно русский человек, но главное, что ему здесь обещали, это полная свобода творчества, возможность сочинять без необходимости непрерывно концертировать, чтобы содержать семью:
И в самом деле, какого черта я здесь, а не там, где меня все ждут.
Лина во всем поддержала супруга. На фоне колеблющегося до последнего Сергея ее голос стал решающим, но она не могла и предположить, что ее ждет в будущем…
Не обманули
Власти не обманули. Прокофьевых в СССР ждал горячий прием и все обещанные блага — большая квартира в престижном доме в Москве, личный водитель, автомобиль Форд, который Сергею разрешили купить за границей.
Позже он получил звание Народного артиста и шесть сталинских премий, что означало безбедную жизнь. Государство предоставило ему все условия, популярность невероятная — только твори!
Его очаровательная супруга тут же стала украшением столичной элиты, вела активную светскую жизнь — выставки, концерты, приемы в посольствах. Она получила русское отчество Ивановна, так в народе называли ее отца Хуана, когда тот гастролировал еще по царской России.
Сама же Лина популярной артисткой здесь так и не стала. Блистала в обществе, а по вечерам дома варила мужу его любимые пельмени, но в ее судьбе уже назревали кардинальные изменения…
Курортный роман
Только в СССР супруги завели традицию ездить в отпуск по отдельности, хотя никогда раньше такое не приходило им в голову.
Лина любила море, а Сергей Сергеевич предпочитал Кисловодск. Обоим предоставляли лучшие санатории и сервис. Соскучившись, они воссоединялись, и их красивая пара всегда производила должное впечатление на отдыхающих. Так было и летом 1938 года.
В один из дней Лина и Сергей вошли в столовую санатория, и тут же своей элегантностью и обаянием привлекли всеобщее внимание. Среди обернувшихся на их пару была 23-летняя студентка Литературного института Мира Мендельсон.
Она приехала сюда с родителями, которые шепнули ей, что этот высокий мужчина — композитор Прокофьев. Его имя и творчество Мире были хорошо известны, а про себя она тогда подумала:
Если полюбит такой человек, какой настоящей должна быть его любовь! Может быть, это и было тем, что называют любовью с первого взгляда.
«В этом нет ничего серьезного»
Мира стала любовницей Прокофьева. Ему льстило внимание молодой особы, а она буквально грелась в лучах его славы и восхищенно ловила каждое его слово. На следующий год они оказались в Кисловодске уже вместе. Оттуда Сергей Сергеевич писал жене:
За мной увивается сейчас одна симпатичная девушка, но не бойся, в этом нет ничего серьезного.
Прокофьев всегда был окружен поклонницами и Лина смирилась с тем, что никогда не будет единственной женщиной в его жизни. Даже в разгаре их нью-йоркского романа между ними периодически появлялась «тень Стеллы Адлер», известной актрисы и давней пассии композитора.
Знала гордая каталонка и о Мире, но по обыкновению пренебрегала серьезностью проблемы: «Седина в бороду… скоро эта девочка ему надоест».
«Лина Ивановна поскуливает время от времени»
Да было ли ей дело сейчас до этих мелочей. В стране во всю шли репрессии. Лина была напугана арестами, которые постоянно происходили в их привилегированном доме. Она имела возможность напрямую общаться с сотрудниками зарубежных дипломатических служб, которые могли предупредить о потенциальной угрозе ее семье. Она уже очень хотела уехать:
Серёжа обещал, если будет совсем плохо, мы вернёмся в Париж.
Но Прокофьев не слышал Лину, либо уже ничего не мог сделать. В какой-то момент, после ареста своего друга Всеволода Мейерхольда, он осознал, что «мышеловка захлопнулась», но успокаивал жену, что это временно и все скоро закончится.
Лина Ивановна поскуливает время от времени, — небрежно отмахивался от проблемы композитор.
С одним чемоданом
К концу 1940 года об их с Мирой «тайном» романе говорила уже вся Москва. Находиться дома Прокофьеву стало совсем тяжело, обстановка накалилась до крайности: Лина требовала прекращения этих отношений, умоляла все бросить и уехать вместе с детьми в Европу, но муж был глух:
По мере того как Сергей втягивался в эту жизнь, он менялся. По утрам он стал поздно одеваться, поздно ходил в халате. «Отстаньте, наплевать» — таким стало его поведение в повседневной жизни.
Наконец, в марте 1941 года, прямо перед войной, Прокофьев ушел к Мире с одним чемоданом. «Вот оно — то, о чем я боялась мечтать, но без чего не могла жить», — писала после этого у себя в дневнике Мендельсон.
Для Лины предательство любимого супруга оказалось тяжелейшей травмой:
Я была так ранена, так потрясена тем, что происходит: Как это возможно?! Можно сравнить с ампутацией.
Об официальном разводе она и слышать не хотела. Уход из семьи дорого обошелся и самому Прокофьеву, это мучило его до конца жизни.
«Чтобы я с ней в одном вагоне была?»
Вскоре всем стало не до этого. Началась война, Прокофьева вместе с Мендельсон отправили в эвакуацию. Он предлагал Лине Ивановне и мальчикам поехать с ними, но она наотрез отказалась:
– Ха, чтобы я с ней в одном вагоне была?! В качестве кого ты мне предлагаешь, чтобы я ехала?!
Сыновья остались с матерью и вместе с ней стойко пережили авианалеты, все тяготы и лишения. Благо голодать не пришлось, всю войну Лина проработала переводчицей, а Сергей при любой возможности слал в Москву продукты, деньги, какие-то вещи. Мира все это бережно упаковывала.
Это был его выбор
Мира Александровна была лишена всякой корысти. Всякой, кроме славы. Прокофьев был для нее целым миром, за возможность служить гению она была готова пожертвовать многим. Когда Сергей Сергеевич ушел из семьи с одним чемоданом, переезжала за ним с места на место.
Жила на чужих дачах, в маленькой квартирке с кухней без окон, стойко терпела любые неудобства. Друзья Прокофьева окрестили ее «подругой гения», не зная в каком статусе она рядом с ним находится. Смущаясь, Мира приняла это как данность.
Иногда Мендельсон подозревают в том, что она не просто так оказалась рядом с известным композитором. Якобы спецслужбы дали ей такое поручение, чтобы она, комсомолка и дочь старого большевика, развела его с женой-иностранкой. Но, во-первых, она его действительно любила, развод с Линой так и не был оформлен, и потом это был выбор самого Прокофьева. Он признавался Мире:
Я счастлив с тобой, как никогда не был счастлив. Измеряю счастье тем, что не думаю о прошлом, не мечтаю о будущем, а живу настоящим.
«Мирочка, помоги мне вырваться из этого мрака»
И все же замуж за него она хотела больше всего на свете, статус жены великого композитора был важен для Миры Александровны. Сразу после войны она стала на этом настаивать, но случилось несчастье.
Сергей Сергеевич поскользнулся на улице, ударился головой, получил сильнейшее сотрясение мозга и первый инсульт. С тех пор ему, когда-то полному жизни и творческих планов, требовалась ее постоянная забота.
Мирочка, помоги мне вырваться из этого мрака, в который я всё глубже погружаюсь.
Врачи прописали Прокофьеву полный покой, и Мира стала ему женой, секретарем, а после и сиделкой, которая почти неотлучно находилась рядом с ним. А еще Мендельсон была соавтором некоторых либретто его опер и писала стихи, только все они были «о Сереже и для Сережи». Законная семья виделась ей угрозой, потому что новости оттуда каждый раз разрывали Сергею сердце.
«А разводиться вам вовсе не нужно»
Прокофьев хотел сделать всё как положено: жениться на Мире после официального расторжения брака с Линой Ивановной, но та по-прежнему не соглашалась на развод.
Словно предчувствуя что-то, Лина умоляла Сергея помочь ей и сыновьям с отъездом в Европу, но над ним самим начали сгущаться тучи. Его проекты откладывались, началась цензура и критика его произведений в прессе.
Друзья неоднократно предупреждали Лину, что ей стоит затаиться, но она продолжила ходить по иностранным посольствам и добиваться разрешения на выезд самостоятельно.
В конце 1947 года Прокофьев обратился с ходатайством о разводе в суд и получил неожиданный ответ:
А разводиться вам вовсе не нужно: вышло новое постановление и брак, заключённый в октябре 1923 года в Германии, теперь недействителен, так как он не был зарегистрирован в советском консульстве.
Лина Ивановна, въехавшая когда-то в СССР как жена композитора Прокофьева, в одночасье перестала ею быть. В начале 1948 года Сергей Сергеевич оформил брак с Мирой, но первая жена об этом узнает лишь несколько лет спустя.
Арест Лины
В феврале 1948 года Лина Прокофьева была арестована, а затем осуждена за шпионаж и отправлена на 20 лет в лагеря ГУЛАГа. Для семьи это стало шоком, но тогда никто не смог ей помочь. Супруг и сыновья сами висели на волоске, любое неосторожное слово могло иметь трагические последствия для всех.
В день ареста матери Святослав и Олег прошли тринадцать километров по снегу и морозу от станции до дачи Прокофьева на Николиной Горе, чтобы сообщить отцу эту новость. Открыла дверь Мира и, увидев ребят, тут же машинально захлопнула ее.
По глазам она поняла, что весть, которая их сюда привела, недобрая и может стать в любой момент последней для ее Сережи. Но через пару минут она взяла себя в руки и все-таки сообщила супругу:
— Там… мальчики приехали…
Впоследствии Святослав и Олег так и не смогли ей простить те томительные несколько минут ожидания на холоде за дверью.
Ошибки не исправить
Следующие два года были самыми тяжелыми для Миры и Сергея. Его музыка почти не исполнялась, он влез долги, здоровье ухудшалось. Какое-то время они жили лишь на профессорскую зарплату отца Миры, но даже в таких условиях Прокофьев помнил о сыновьях, которые теперь стали детьми «врага народа» со всеми вытекающими последствиями, и чувствовал бесконечную вину за это перед ними и Линой.
Помогал им деньгами, продуктами, выбивал через друзей путевки на море, но исправить своих ошибок уже не мог. Это его тяготило и приближало скорую кончину.
Молодая супруга это видела, по-своему страдала и винила Святослава и Олега в черствости по отношению к отцу. Но вида не подавала, эти эмоции остались лишь на страницах ее дневника.
ГУЛАГ
Хуже всех было Лине Ивановне. Ее отправили в лагерь строгого режима в поселке Абезь под Воркутой, что за Полярным кругом. Она не теряла там бодрости духа, после тяжелой работы в практически вечном холоде учила заключенных пению, даже ставила на лагерной сцене оперу.
И хоть иногда ей доходили туда посылки от сыновей, Лина ничего не знала ни о том, что ее больше не считают женой Прокофьева; ни о том, что ее место заняла другая; ни о том, что они обе уже стали его вдовами.
Памяти Сергея
Сергея Прокофьева не стало 5 марта 1953 года, в один день со Сталиным. По понятным причинам его похороны прошли практически незаметно для страны. Лина узнала об этом через несколько месяцев, краем уха услышала, как объявили по радио концерт памяти Прокофьева.
— Памяти… Памяти Сергея?! — тут же зарыдала бедная женщина. Она все еще очень его любила.
После первого инсульта великий русский композитор Прокофьев жил и творил еще восемь лет. И случилось это исключительно благодаря заботе, любви и поддержке Миры Александровны. Она не смогла родить от него детей, но не была одинока — его друзья остались и ее друзьями.
Но жизнь без любимого Сережи потеряла для нее всякий смыл. Остались лишь воспоминания и тоска по прошлому. Сохранение доброй памяти о супруге стало ее главной и единственной задачей до конца дней.
Я была счастлива рядом с Сергеем Сергеевичем — чистым, честным, мужественным человеком.
Незадолго до смерти Прокофьев ей сказал: «А хорошо, что мы были вместе».
Возвращение
Те же восемь лет были отняты у Лины Ивановны ГУЛАГом. Восемь вместо двадцати. В 1956 году она была освобождена и позже полностью реабилитирована «за неимением состава преступления».
Повзрослевшие Святослав и Олег в то хмурое летнее утро ждали мать на вокзале. К ним вышла худая, бледная и очень плохо одетая почти 60-летняя женщина, но уже через пару дней Лина была сама элегантность.
Их шикарную квартиру конфисковали и выдали другую в том же доме, но намного меньше. В ней сыновья жили со своими женами и детьми. У Лины Ивановны уже родилось двое внуков и обоих назвали Сергеями.
«Казус Прокофьева»
Первым делом Лина восстановила свои законные права вдовы и наследницы Прокофьева. В Союзе композиторов она получила влиятельного покровителя — Тихона Хренникова, бывшего непримиримого гонителя ее супруга.
Мира Александровна без колебаний согласилась на все отчисления Лине, но той этого было мало. Она требовала аннуляции брака ненавистной соперницы с Сергеем Сергеевичем.
Однако суд принял трудное и сенсационное решение — признал оба брака действительными и разделил наследство композитора между всеми его вдовами и сыновьями поровну. Поступили тогда больше не по закону, а по справедливости.
Таким образом, Сергей Прокофьев оказался первым и единственным в истории СССР легальным двоеженцем. Этот случай в юридической практике был назван «Казусом Прокофьева»..
Расплата
В 1968 году Мира Мендельсон-Прокофьева скоропостижно скончалась от сердечного приступа. Ей было всего 53 года. Это случилось дома во время телефонного разговора, она хотела заказать витрины для Музея Прокофьева.
Ее похоронили вместе с Сергеем Сергеевичем, как он и завещал в записке, которую Мира всегда носила с собой.
В конце жизни она очень хотела помириться с Линой Ивановной, то та оставалась непреклонна. О внезапном уходе соперницы она сказала:
Человек расплачивается за то, что делает неправильно. Я уверена, что она за это расплатилась.
Долгожданный отъезд
Лина Ивановна осталась единственной и всеми обожаемой вдовой композитора Прокофьева. Она прожила в СССР в этом статусе еще почти два десятка счастливых лет. Вернулась к своей насыщенной светской жизни, ей дали отдельную квартиру, машину с водителем.
За это время эмигрировал на запад ее младший сын Олег, во второй раз женившись на британке. Лина тоже уже очень давно хотела уехать, но ее не выпускали.
Желание в преклонном возрасте увидеть младшего сына и внучку можно было выдвигать как основание для поездки в Англию. И тогда Лина Ивановна отправила ходатайство самому главе КГБ Андропову и неожиданно получила разрешение на выезд.
В возрасте 76 лет она покинула Советский Союз навсегда. Удивительно, но у нее было в запасе еще пятнадцать счастливых лет на этот раз в Европе.
Возраст всё ещё был не властен над ней, и она по-прежнему ходила на высоких каблуках. Только гораздо позднее, в конце восьмидесятых годов Лина стала сдавать: жаловалась внукам, что уже не может ходить на каблуках.
Лина прожила долгую жизнь, но почти никогда не рассказывала про лагерь, называя его просто «севером». Она умерла в 1989 году в Лондоне в возрасте 91 года. Согласно завещанию, похоронена под Парижем, рядом с любимой свекровью Марией Григорьевной.
До самой своей смерти Лина Ивановна обожала музыку Прокофьева и боготворила его самого. Она считала, что Сергей Сергеевич по наивности своей стал жертвой корыстной разлучницы. Но ни она, ни сыновья так и не смогли простить случившегося лишь одному человеку — Мире Мендельсон.
