— Лена, можно к тебе? — голос Анатолия Петровича за дверью спальни заставил меня вздрогнуть.
Я сидела на кровати, складывала детские вещи. Максимка спал в своей кроватке, посапывая во сне. Денис уехал в командировку три дня назад, вернется только через неделю.
— Я занята, — ответила как можно спокойнее, хотя сердце забилось чаще.
Дверь все равно приоткрылась. Свекор стоял в проеме — высокий, еще крепкий для своих пятидесяти восьми. В руках держал отвертку.
— Кран на кухне починил. И стиральную машину посмотрел — шланг подтянул.
— Спасибо.
Он не уходил. Смотрел, как я складываю крошечные ползунки, распашонки. Взгляд скользил по моим рукам, шее, останавливался на вырезе домашней футболки.
— Может, чаю? — предложил он. — Я заварю. Ты же любишь с бергамотом?
— Нет, спасибо. Максим скоро проснется.
Анатолий Петрович сделал шаг в комнату. Я невольно отодвинулась к изголовью кровати.
— Ты меня боишься, — констатировал он. Не вопрос — утверждение.
— С чего вы взяли?
— Лен, я же не слепой. Вижу, как ты напрягаешься, когда я рядом. После того четверга…
Я закрыла глаза. Не хотела вспоминать тот четверг. Как он сел слишком близко, как его рука легла на мое плечо, потом скользнула ниже. Как он говорил, что я красивая, что Денис меня не ценит. Что он думает обо мне каждую ночь.
— Анатолий Петрович, пожалуйста, уйдите.
— Я просто хочу поговорить. Объясниться.
— Не надо ничего объяснять. Просто… давайте забудем.
Он усмехнулся. Горько, почти обреченно.
— Забыть? Ты думаешь, это так просто? Пять лет ты живешь рядом. Пять лет я вижу тебя каждый день. Сначала думал — пройдет. Сын женился, я порадовался за него. Хорошую девушку выбрал. Умную, красивую, хозяйственную. А потом…
Максим зашевелился в кроватке. Я вскочила, подошла к нему. Взяла на руки, прижала к себе как щит.
— Потом я понял, что схожу с ума, — продолжил свекор. — Когда ты беременная ходила, я места себе не находил. Думал о тебе постоянно. О том, какая ты… женственная. Мягкая.
— Хватит! — я повысила голос, и Максим заплакал. — Видите, что вы делаете? Уходите!
Анатолий Петрович постоял еще секунду, потом развернулся и вышел. Я услышала, как хлопнула входная дверь.
Ноги подкосились. Я села обратно на кровать, укачивая сына. Слезы текли по щекам, капали на детскую макушку.
Что мне теперь делать? Как жить дальше?
Первый раз это случилось месяц назад. Анатолий Петрович пришел помочь — Денис попросил отца заглянуть, пока его не будет. Протекал кран на кухне, скрипела дверца шкафа, барахлил замок в ванной.
Я была благодарна. Одной с двухлетним ребенком непросто. Анатолий Петрович всегда выручал — и продукты привезет, и с Максимкой погуляет, пока я в магазин сбегаю.
В тот день он задержался дольше обычного. Максим заснул после обеда, мы сидели на кухне, пили чай. Говорили о разном — о Денисе, о внуке, о погоде. Обычный разговор.
А потом он вдруг замолчал посреди фразы. Смотрел на меня так странно, словно видел впервые.
— Знаешь, Лена, — сказал он тихо, — иногда я думаю, что Дениска тебя не ценит.
Я удивилась:
— Почему вы так решили? Мы хорошо живем.
— Хорошо? Он вечно в разъездах. Ты одна с ребенком сидишь. Молодая, красивая женщина взаперти.
— Он работает для нас. Для семьи.
— Для семьи… — Анатолий Петрович усмехнулся. — А ты знаешь, что я для семьи сделал? Всю жизнь пахал. Квартиру купил, дачу построил, сына на ноги поставил. А что получил? Жена ушла, как только Дениске восемнадцать исполнилось. Сказала — свое отжил, теперь для себя поживу.
Я не знала, что ответить. О разводе свекра и свекрови Денис рассказывал мало. Только что мать уехала в другой город, вышла замуж второй раз.
— Двадцать пять лет прожили, — продолжал он. — Думал — навсегда. А она просто ждала удобного момента. Использовала и выбросила.
— Мне очень жаль…
— Не надо жалости! — он резко встал. — Я не за этим пришел.
И тогда произошло то, чего я никак не ожидала. Анатолий Петрович подошел, сел рядом — вплотную. Положил руку мне на плечо.
— Ты другая, Лена. Ты настоящая. Верная. Я это сразу увидел.
Я попыталась отстраниться, но он держал крепко.
— Анатолий Петрович, что вы делаете?
— Я просто… Господи, Лена, если бы ты знала, как мне тяжело. Я вижу тебя и не могу… не могу перестать думать.
Его рука скользнула с плеча на талию. Я вскочила, отошла к окну.
— Вам лучше уйти.
— Лена…
— Уйдите! Сейчас же!
Он ушел. А я стояла у окна и дрожала. От страха, от отвращения, от жалости — сама не знаю.
С тех пор я старалась не оставаться с ним наедине. Придумывала причины, почему он не может прийти. Говорила, что справлюсь сама. Но Денис начал замечать.
— Что случилось? — спросил он как-то вечером. — Отец говорит, ты его не пускаешь.
— Ничего не случилось. Просто… неудобно постоянно просить.
— Какое неудобно? Он же дед, хочет с внуком время проводить. И тебе помощь нужна.
Что я могла сказать? Что твой отец пытался меня облапать? Что он признался, что думает обо мне по ночам?
Денис не поверит. Или еще хуже — поверит. И что тогда? Они поругаются. Может, навсегда. Анатолий Петрович — единственный родной человек у Дениса. Мать далеко, видятся раз в год. Братьев-сестер нет.
А может, свекор вывернет все наизнанку. Скажет, что это я его соблазняла. Что специально крутилась перед ним в коротких юбках и облегающих футболках. Хотя я ношу обычную домашнюю одежду — джинсы, футболки. Ничего вызывающего.
Кому поверит Денис — жене или отцу?
Я вытерла слезы, поцеловала Максимку в макушку. Он уже успокоился, играл с моими волосами.
Телефон зазвонил. Денис.
— Привет, родная. Как вы там?
— Нормально, — голос дрожал, но я старалась говорить ровно.
— Что-то случилось? Ты какая-то странная.
— Нет, все хорошо. Максим только проснулся.
— Отец заходил? Обещал кран починить.
— Да, починил. Спасибо ему.
— Вот и отлично. Слушай, я тут подумал — может, на выходные к нему на дачу съездите? Погода хорошая, Максимке полезно на воздухе.
Меня замутило.
— Я… не думаю, что смогу. Устала очень.
— Лен, ну что ты? Отец поможет, он же обожает внука. И готовить не надо — он там все сам делает. Отдохнешь.
Отдохну. Если бы он знал, какой это будет отдых.
— Денис, я правда не могу. Голова болит последние дни. Лучше дома побудем.
Пауза. Потом Денис вздохнул:
— Ладно, как знаешь. Но отец расстроится. Он уже планировал, место для песочницы присмотрел.
Вечером я уложила Максима и села на кухне с чашкой чая. Думала.
Может, я преувеличиваю? Может, Анатолий Петрович просто одинок? Жена бросила, сын вечно в разъездах. Я — единственная женщина в его жизни. Близкая, но недоступная.
Нет. Взгляды, прикосновения, слова — это не одиночество. Это желание. Желание чужой жены. Жены сына.
Что делать? Терпеть? Делать вид, что ничего не происходит? А если он не остановится? Если в следующий раз пойдет дальше?
Рассказать Денису? И разрушить их отношения? Отнять у мужа отца, у Максима — деда?
Может, поговорить с Анатолием Петровичем? Объяснить, что так нельзя? Но я уже пыталась. Он не слышит. Или не хочет слышать.
Переехать? Но куда? Своя квартира в ипотеке, сдается. На съемную денег нет — Денис хоть и зарабатывает, но кредит съедает половину. А родители мои далеко, в другом городе.
Я сидела и смотрела в окно. На улице зажигались фонари. Обычный вечер в обычном спальном районе. Люди возвращались с работы, выгуливали собак, катали коляски.
Нормальная жизнь. Которой у меня больше нет.
Утром пришла соседка — Валентина Ивановна. Принесла пирог с яблоками.
— Максимке гостинец. И тебе, деточка. Что-то ты бледная последнее время.
Я улыбнулась:
— Спасибо. Просто устала немного.
Она села за стол, пока я разливала чай. Валентина Ивановна жила этажом выше, мы часто общались. Добрая женщина, но любопытная.
— Свекор твой часто стал заходить, — заметила она. — Хорошо, когда родные помогают.
— Да, помогает.
— Повезло тебе. Не каждый свекор так о невестке заботится. Мой покойный Василий от своих родителей шарахался. А твой — золото. И мужчина еще хоть куда.
Я чуть не подавилась чаем.
— В смысле?
— Ну, для своих лет в форме. Многие бабы на него заглядываются. Вон Людка из третьего подъезда все крутится, когда он во двор выходит.
— Правда?
— Ага. Только он никого не замечает. Все о сыне да о внуке. Правильный мужик.
Правильный. Если бы она знала, какой он правильный.
— Валентина Ивановна, а можно вас спросить? Как женщину женщину.
— Конечно, милая. Что стряслось?
Я помялась. Как спросить, не выдав себя?
— Если бы… ну, в общем, если родственник мужа начал бы проявлять знаки внимания. Неуместные. Что бы вы делали?
Соседка прищурилась:
— Это ты о ком? Не о свекре ли?
Я покраснела. Валентина Ивановна покачала головой:
— Эх, деточка. Старая песня. Сколько семей из-за такого разрушилось.
— Так что делать?
— А что тут сделаешь? Мужу скажешь — не поверит или поверит, но семья развалится. Сама разберешься — неизвестно, чем кончится. Тут как повезет.
— И все? Нет выхода?
Валентина Ивановна задумалась.
— Знаешь, у меня подруга была в похожей ситуации. Правда, там деверь приставал, не свекор. Она по-хитрому поступила.
— Как?
— При муже начала жаловаться. Мол, твой брат странно себя ведет. Смотрит как-то не так. Не приставал ли к другим женщинам? Может, ему к врачу надо? Мужа на мысль навела, что брат больной. Тот присмотрелся и сам заметил странности. В итоге деверя на разговор вызвал, пригрозил. Отстал.
— Умно.
— Умно-то умно, но не всегда работает. Мужики иногда слепые, как кроты. Очевидного не видят.
Она допила чай, поднялась.
— Ты держись, милая. И помни — ты ни в чем не виновата. Что бы там ни было.
Когда она ушла, я задумалась. Может, и правда попробовать? Осторожно, намеками. Подготовить Дениса.
Вечером позвонила свекровь. Мы редко общались — пару раз в год поздравления, и все. Но тут она сама набрала.
— Лена? Привет. Как вы там?
— Здравствуйте, Ирина Михайловна. Мы хорошо. Максим растет.
— Рада слышать. Слушай, я тут… В общем, Толя звонил.
Толя — это Анатолий Петрович. Я напряглась.
— Да?
— Жаловался, что ты его не пускаешь к внуку. Что случилось?
— Ничего не случилось. Просто…
— Лена, я понимаю, что это не мое дело. Мы с Толей давно не вместе. Но я его знаю тридцать лет. Он хороший человек, просто… одинокий очень.
— Я знаю.
— Нет, ты не знаешь. Он всегда был зацикленный на семье. На мне, на Денисе. Когда я ушла, он места себе не находил. Думал, помрет один. А тут вы появились — ты, Максимка. Новая семья. Он к вам привязался.
— Ирина Михайловна, а почему вы ушли? Если не секрет.
Долгая пауза.
— Устала я. От его любви устала. Он меня душил ею. Контролировал каждый шаг, ревновал ко всему — к работе, к подругам, к родителям. Говорил, что любит, что я — его жизнь. А я задыхалась.
— И поэтому ушли?
— Не только. Был один случай… Неважно. Просто я поняла, что больше не могу. Сбежала, как только Дениска вырос.
Она замолчала. Потом добавила:
— Лена, будь осторожна. И если что — звони. Мой номер у тебя есть.
После разговора стало еще тревожнее. О каком случае она говорила? Что скрывала?
Ночью я не спала. Лежала рядом с сыном, слушала его дыхание. Маленький, беззащитный. Ему нужна нормальная семья. Мама, папа, дедушка.
Но какой ценой?
Утром решилась. Набрала номер свекра.
— Анатолий Петрович? Это Лена. Нам нужно поговорить.
— Конечно. Когда?
— Сегодня. Максима отведу к подруге на пару часов. Приходите к трем.
— Хорошо. Лена, я…
Я отключилась. Не хотела слушать.
Ровно в три он позвонил в дверь. Я открыла, но на пороге остановила:
— Разговор будет на лестничной площадке.
Он удивился, но кивнул. Мы стояли у окна. Внизу во дворе играли дети. Обычная жизнь.
— Анатолий Петрович, так больше продолжаться не может.
— Я знаю. Лена, прости меня. Я не хотел тебя пугать. Просто…
— Не надо объяснений. Давайте договоримся. Вы перестаете приходить, когда Дениса нет дома. Встречаемся только втроем или на людях. Никаких разговоров о чувствах. Никаких прикосновений. Вы — дедушка Максима, и только.
Он смотрел в пол.
— А если я не смогу?
— Тогда я расскажу Денису. Все расскажу. И мы уедем. Заберу сына и уеда подальше.
— Ты не сделаешь этого. Денис тебя не отпустит.
— Проверим?
Мы смотрели друг на друга. Два человека, связанные чужой любовью и общим страхом.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Я буду держаться. Попробую.
— Не попробуете. Будете. Ради Максима. Ради Дениса.
— Ради них… — он усмехнулся. — А ради тебя я ничего не значу?
— Нет. Не значите. Я люблю своего мужа.
Анатолий Петрович вздохнул. Тяжело, надрывно. Постарел за эти минуты лет на десять.
— Понял. Буду дедушкой. Только дедушкой.
Он ушел, а я осталась стоять у окна. Поверит ли? Сдержится ли? Или это только отсрочка?
Забрала Максима у подруги. Он радостно щебетал про машинки и песочницу. Обычный день двухлетнего ребенка.
— Деда придет? — спросил он вдруг.
— Придет. Когда папа вернется.
— Хочу деда!
Я прижала его к себе. Мой мальчик. Он любит деда. А дед любит его. По-настоящему, искренне.
Может, ради этой любви Анатолий Петрович сможет справиться? Запереть свои чувства, спрятать поглубже?
Вечером позвонил Денис. Рассказывал о работе, спрашивал про нас. Обычный разговор.
— Пап звонил, — сказал он под конец. — Расстроенный какой-то. Вы точно не поругались?
— Нет, не поругались. Просто поговорили.
— О чем?
— О Максиме. О том, как лучше организовать встречи.
— А что организовывать? Пусть приходит, когда хочет.
— Денис, давай установим график. Так удобнее всем. И Максиму режим нужен.
— График с дедом? Лен, ты странная какая-то. Ладно, вернусь — обсудим.
Я легла спать с мыслью: получится ли? Сможем ли мы сохранить видимость нормальной семьи? Или придется все разрушить?
Время покажет.
