— Андрюх, здорово! Я не вовремя? А то ты какой-то… загруженный.
Андрей оторвал взгляд от тарелки с остывшими макаронами и посмотрел на порог. Он только полчаса назад вернулся со смены, даже не успел сходить в душ. Запах машинного масла и горячего металла, казалось, въелся в саму кожу, и никакой ужин не мог перебить этот пресный, удушливый аромат усталости. Вся квартира, его маленькая однокомнатная берлога, была пропитана этим запахом — запахом его жизни.
На пороге стоял Костя. Свежий, бодрый, благоухающий каким-то едким цитрусовым парфюмом, который резал нос и совершенно не вязался с обстановкой скромной прихожей. На нём была чёрная, с иголочки, куртка из гладкой экокожи, модно скроенная, с блестящими заклёпками на воротнике. В руке он небрежно вертел смартфон — тонкий, с огромным экраном, переливающимся всеми цветами радуги даже в тусклом свете коридорной лампочки. Андрей узнал модель — флагман, который рекламировали на каждом углу.
— Проходи, раз пришёл, — Андрей кивнул в сторону кухни.
Костя прошёл в комнату, не дожидаясь второго приглашения, и с хозяйским видом плюхнулся на диван. Он бросил свой телефон на журнальный столик рядом с пачкой дешёвых сигарет Андрея. Дорогой гаджет рядом с помятой пачкой выглядел как породистый скакун посреди скотного двора.
— Устал? — Костя закинул ногу на ногу, демонстрируя новые кроссовки, идеально белые, без единого пятнышка.
— Как обычно, — коротко бросил Андрей, возвращаясь на кухню. Он не хотел этого разговора. Он заранее знал, к чему всё идёт, и чувствовал, как внутри, где-то под рёбрами, начинает медленно закипать глухое раздражение.
Он слышал, как Костя что-то увлечённо рассказывает про свои дела. Про то, как «клиентов сейчас вообще нет», как «агрегаторы совсем обнаглели с комиссиями», и как бензин снова подорожал. Андрей слушал вполуха, механически дожевывая свои макароны. Каждое слово брата ложилось на его усталость тяжёлым, липким слоем. Он смотрел на свои руки, лежащие на столе. Пальцы, которые невозможно было отмыть до конца, с въевшейся в складки кожи чёрной пылью и мелкими, зажившими царапинами. Этими руками он полгода назад отсчитывал Косте деньги. Все свои сбережения, которые копил на первоначальный взнос по ипотеке. «Брат, выручи, — говорил тогда Костя, глядя на него честными, полными надежды глазами. — Куплю тачку, начну таксовать, за полгода всё верну с процентами! Буду пахать как проклятый!»
И Андрей поверил. Он отдал всё.
— …в общем, сам понимаешь, пока туго. Не развернуться, — Костя наконец закончил свой монолог и появился в дверном проёме кухни. Он опёрся плечом о косяк, принимая расслабленную позу. — Я тут, в общем, по какому делу… Ты не будешь сильно ругаться, если я в этом месяце опять пропущу платёж? Ну совсем никак, Андрюх. Вот прям до копейки всё рассчитано.
Взгляд Андрея медленно сполз с лица брата на его руки, которые тот сложил на груди. На новенький, глянцевый корпус телефона, выглядывающий из кармана его джинсов. Потом на куртку. Андрей не особо разбирался в шмотках, но даже он понимал, что такая вещь стоит не три копейки. Он прикинул в уме. Куртка, кроссовки, телефон… Это же минимум два платежа по долгу. Если не три. А он, Андрей, уже третий месяц ходит в старых рабочих ботинках, потому что на новые просто нет денег.
— Так что, войдёшь в положение? Брат всё-таки, — Костя улыбнулся той самой обезоруживающей улыбкой, которая всегда на него действовала. Но не сегодня.
— Проходи на кухню, — глухо произнёс Андрей, поднимаясь из-за стола. — Поговорим.
Костя вошёл на кухню, всё ещё улыбаясь. Он был уверен в себе, в своей неотразимости, в магии слов, которая всегда помогала ему добиваться своего. Он сел за стол напротив Андрея, демонстративно отодвинув в сторону банку с дешёвым растворимым кофе.
— Ну так что, Андрюх? Месяц — и я сто процентов что-нибудь придумаю. Может, крупный заказ подвернётся…
Андрей не ответил. Он молча смотрел на брата, и его взгляд был тяжёлым, как литейный пресс на заводе. Он медленно, почти с усилием, поднял руку и указал пальцем, чёрным от въевшейся грязи, на смартфон Кости, лежащий на столе.
— Сколько? — голос Андрея был тихим, но в нём не было ни усталости, ни просьбы. Только сталь.
Костя моргнул, его улыбка слегка дрогнула. Он не ожидал такого вопроса.
— Ты о чём? О телефоне? Да это так… подвернулся удачно, почти даром. Старый совсем сдох, без навигатора же никак.
— Сколько? — повторил Андрей, не отводя взгляда.
— Да какая разница, Андрюх? Ты что, мои деньги считаешь? — в голосе Кости прорезались обиженные, капризные нотки.
Андрей перевёл палец на его новую куртку.
— А это? Тоже «почти даром»? Нашёл на улице?
Раздражение начало закипать уже и в Косте. Он не привык, чтобы ему задавали такие вопросы. Он привык, что ему верят, ему сочувствуют, ему идут навстречу.
— Слушай, я не на допросе! Да, купил! Надо же выглядеть прилично, я с людьми работаю! Клиент в грязную машину к водителю-бомжу не сядет!
И тут плотина прорвалась. Андрей резко ударил ладонью по столу. Тарелка с макаронами подпрыгнула, несколько штук упало на пол. Голос, обычно тихий и хрипловатый от усталости, сорвался на крик, заполнив тесную кухню до самого потолка.
— Ты мне уже полгода не отдаёшь долг, но на новый телефон и шмотки у тебя деньги нашлись?! Ты меня за идиота держишь, брат?!
Костя отшатнулся от стола, ошеломлённый такой реакцией.
— Да ты чего орёшь?! С ума сошёл?
— Я с ума сошёл?! — Андрей подался вперёд, его лицо побагровело от ярости. — Я, который вкалывает по двенадцать часов в грёбаном цеху, чтобы ты, тварь неблагодарная, мог задницу свою возить! Я себе ботинки купить не могу, потому что отдал тебе всё, что у меня было! А ты приходишь сюда, весь напомаженный, и просишь ещё подождать?!
Всё, что копилось в нём месяцами, вырвалось наружу. Каждая недоеденная порция, каждая отменённая встреча с друзьями, каждая бессонная ночь, проведённая в мыслях о долгах — всё это теперь было в его голосе, в его горящих глазах.
Костя, оправившись от первого шока, тоже вскочил на ноги. Лучшая защита — это нападение.
— А может, ты мне просто завидуешь?! Да?! Завидуешь, что я пытаюсь как-то выбиться в люди, а не гнить на твоём заводе за копейки!
— Выбиться в люди?! За мой счёт?! — взревел Андрей.
— Это всего лишь деньги! Бумажки! А я твой брат! Братские узы для тебя вообще ничего не значат? Ты готов удавиться за эти сраные рубли!
— Да, готов! Потому что я их заработал! Я! Своим горбом! Пока ты выбирал себе курточку подороже!
Они стояли друг напротив друга посреди маленькой кухни, как два разъярённых быка. Воздух звенел от напряжения. Костя понял, что теряет контроль над ситуацией, и решил пойти на последний, как ему казалось, убойный аргумент. Он немного сбавил тон, пытаясь изобразить на лице обиженную искренность.
— Ладно, успокойся. Нервный ты какой-то. Я же сказал — отдам. Всё отдам, до копейки. Когда-нибудь. Когда дела наладятся.
Это слово — «когда-нибудь» — прозвучало в раскалённом воздухе кухни как щелчок выключателя. Весь тот бурлящий, клокочущий гнев, который секунду назад сотрясал Андрея, внезапно исчез. Словно кто-то открыл в его душе ледяной шлюз. Багровый цвет сошёл с его лица, оставив после себя мертвенную бледность. Дыхание, до этого рваное и шумное, выровнялось. Он перестал кричать. Он вообще перестал что-либо чувствовать, кроме звенящей, кристаллической пустоты и одной-единственной, абсолютно ясной мысли.
Костя не заметил этой перемены. Он, наоборот, воспринял молчание брата как свою маленькую победу. Он решил, что буря миновала, что Андрей «выпустил пар» и теперь с ним снова можно договариваться. Он даже позволил себе снисходительную ухмылку.
— Вот и отлично. Прокричался, и хватит. Давай жить дружно, а?
Андрей медленно поднял на него глаза. Взгляд был пустой, стеклянный, как у манекена в витрине. В нём не было ни злости, ни обиды. Ничего. Эта пустота была страшнее любого крика.
— Когда-нибудь? — тихо, почти беззвучно переспросил он. Голос его был ровным и глухим, словно доносился из глубокого колодца. Это был уже не вопрос. Это была констатация факта. Приговор.
Костя почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Улыбка сползла с его лица.
— Ну да. Я же объяснил…
— Нет, Костя. — Андрей прервал его, не повышая голоса. — Ты отдашь сегодня.
Не говоря больше ни слова, он развернулся и вышел из кухни. Его движения стали выверенными и точными, как у отлаженного механизма. Никакой суеты, никакой нервозности. Он прошёл в прихожую, где на стене висела старая деревянная ключница. Костя, недоумевая, поплёлся за ним.
— Эй, ты куда собрался? Я не договорил!
Андрей не ответил. Его рука без малейшего колебания сняла с крючка тяжёлую связку ключей. Он не смотрел на них, его пальцы сами нашли то, что искали — маленький, потёртый ключ от машины, который он предусмотрительно сделал для себя сразу после покупки. Он положил его в карман своей рабочей куртки.
— Ты что, обиделся? Решил проветриться? — Костя пытался вернуть разговор в привычное русло, снова нащупать контроль. — Ну и иди, погуляй. Остынешь — вернёшься.
Андрей молча сел на пуфик и начал неторопливо расшнуровывать свои грязные рабочие ботинки, а затем так же неторопливо надевать старые кроссовки. Каждое его движение было наполнено ледяным, нечеловеческим спокойствием. Он действовал так, будто Кости в квартире вообще не было. Словно тот был пустым местом, предметом мебели. Это игнорирование бесило куда сильнее, чем любые крики и обвинения.
— Я с тобой разговариваю! — почти взвизгнул Костя. — Ты оглох?!
Закончив с обувью, Андрей поднялся. Он бросил на брата короткий, безразличный взгляд, как смотрят на придорожный столб. Затем просто открыл входную дверь и шагнул на лестничную клетку. Щёлкнул замок.
Костя остался один в прихожей. На секунду он растерялся, но потом самодовольно хмыкнул. Психует. Ничего, вернётся через полчаса, куда он денется. Он вернулся в комнату, взял со стола свой новенький смартфон и начал сёрфить в интернете, демонстративно игнорируя произошедшее.
Андрей тем временем спускался по лестнице. Каждый шаг по бетонным ступеням отдавался в его голове глухим, ровным стуком, как удары метронома. Он не думал ни о чём. План в его голове был прост и безупречен. Он вышел из подъезда и вдохнул прохладный вечерний воздух. Во дворе, на его парковочном месте, стояла она. Серебристая, подержанная иномарка. Его пот, его кровь, его несбывшаяся ипотека. Он спокойно подошёл к водительской двери. Рука сама достала из кармана тот самый ключ. Тихий щелчок центрального замка. Он сел за руль. В нос ударил приторный запах дешёвого ароматизатора-«ёлочки», который так любил Костя.
Костя как раз нашёл смешной ролик, когда боковым зрением уловил движение во дворе. Он подошёл к окну и посмотрел вниз. И замер. В машине, на водительском сиденье, сидел Андрей. В следующую секунду вспыхнули фары, и до пятого этажа донёсся звук заводящегося двигателя. Осознание ударило Костю как обухом по голове. Он бросил телефон на диван и, не разбирая дороги, вылетел из квартиры.
Костя вылетел из подъезда, не чувствуя, как холодный вечерний воздух впивается в кожу на его голых руках. В ушах стучала кровь, перекрывая все звуки, кроме одного — ровного, ненавистного гула работающего двигателя. Он подбежал к машине и с силой забарабанил кулаком по водительскому стеклу.
— Ты что творишь?! А ну вылез из моей машины! Живо!
За стеклом, в полумраке салона, сидел Андрей. Он даже не повернул головы, его взгляд был устремлён прямо перед собой, на дорогу. Он не спешил. Он просто сидел, позволяя двигателю прогреться, словно давая Косте возможность выплеснуть первую, самую бессмысленную волну ярости.
— Андрей, я сказал, выходи! Ты рехнулся?! Это угон! Я сейчас…
Костя запнулся. Он хотел крикнуть «я вызову полицию», но слово застряло в горле. Он нутром почуял, что Андрею плевать. Ему плевать на всё. Кулак Кости снова обрушился на стекло, на этот раз с такой силой, что костяшки пальцев пронзила острая боль.
Только после этого Андрей медленно повернул голову. Его лицо было лишено всякого выражения. Он смотрел на искажённое яростью лицо брата так, как смотрят на насекомое, бьющееся о стекло лампы. Затем его рука спокойно легла на панель и нажала кнопку. Стекло бесшумно поползло вниз, открывая между ними пространство.
— Она не твоя, Костя, — произнёс Андрей. Его голос был таким же ровным и холодным, как металл кузова. — Никогда твоей не была.
— Что значит не моя?! Документы на меня! Ты не имеешь права! — Костя судорожно вцепился в опущенное стекло, словно пытаясь удержать машину на месте.
— Право? — Андрей чуть заметно усмехнулся одним уголком рта. — У тебя есть право продать свой телефон. И куртку. И кроссовки. А у меня есть право забрать то, что куплено на мои деньги.
Взгляд Андрея был прямым и безжалостным. Костя впервые в жизни увидел в глазах старшего брата не привычную усталую доброту, а что-то чужое, твёрдое и неотвратимое, как лезвие гильотины.
— Ты не сделаешь этого… Андрюх… ну ты чего? — тон Кости резко сменился с агрессивного на заискивающий. Он попытался включить старое, проверенное обаяние. — Мы же братья…
Но это больше не работало.
— Я забираю свой долг, — отчеканил Андрей, и каждое слово было ударом. — Продашь свой новый телефон и куртку — выкупишь её у меня. По рыночной цене подержанного автомобиля.
Он не стал дожидаться ответа. Его рука снова легла на кнопку, и стекло так же бесшумно поползло вверх, отсекая Костю, его слова, его жалкие попытки манипулировать. Последнее, что увидел Костя, — это пустое, безразличное лицо брата, прежде чем тонированное стекло окончательно скрыло его.
Машина плавно тронулась с места. Не рывком, не со злобным визгом шин. Андрей выезжал со двора медленно, почти торжественно. Он не смотрел в зеркало заднего вида. Он знал, что там ничего нового для себя не увидит.
Костя несколько секунд ошеломлённо смотрел вслед удаляющимся красным огням. Потом он с диким, бессильным рёвом ударил ногой по воздуху. Он остался один посреди пустой парковки. Ветер пробирал до костей. Оскорбление, унижение и ледяной ужас от произошедшего смешались в один тугой, удушающий ком. Он сунул руку в карман джинсов и вытащил свой новенький, блестящий смартфон. Первая мысль — позвонить родителям, пожаловаться, рассказать, какого зверя вырастил их старший сын. Он уже набрал номер матери, когда его палец замер над кнопкой вызова.
И тут до него дошло.
Он смотрел на дорогой гаджет в своей руке. На этот символ его красивой, лёгкой жизни, купленной в долг. И он понял, что сейчас этот телефон — не спасение, а улика. Улика против него самого. Потому что первый вопрос, который зададут родители, будет: «А откуда у тебя деньги на такой телефон, сынок, если ты брату долг отдать не можешь?»
И весь его тщательно выстроенный мир рухнул в одно мгновение. Он стоял посреди двора, освещаемый тусклым светом фонаря, и впервые в жизни отчётливо осознал, что он — банкрот. Не в финансовом смысле. А в человеческом. И что брат, который только что уехал, просто выписал ему окончательный счёт. Счёт, который нельзя отсрочить…
