— Посмотрите, какие у малышки голубые глазки. Точь-в-точь как у вас! А носик, носик-то! — в руки растерянному купцу впихнули сопящий конверт.
— Да вы не даже не спорьте. Неужто не видите, что волосом малышка вся в вас пошла! Ну, как есть блондинкой будет! И цвет-то редкий, будто золотой! — уговаривали пышноусого майора.
— Ах, Фридрих Карлович, ведь в ребенке-то благородная кровь чувствуется! При должном воспитании первейшая девица вырастет! — уверяли изумленного барона.
— Кто же знал, Ваше Превосходительство, что от вас такой подарок ждать! — кокетливо подмигивали смущенному и польщенному тайному советнику, разменявшему шестой десяток.
Число отцов у Марго насчитывало больше дюжины.
Белокурые красавицы-шведки, имена которых история не сохранила, проживали в столице на вполне законных основаниях — по «желтому билету». С тех пор как незабвенный император Павел I, во всем тяготевший к порядку, обязал девиц, меняющих любовь на деньги, носить желтые платья, этот цвет прочно закрепился за определенной профессией.
И, пусть единая форма вскоре была отменена, ремесло дам государство взяло под свой контроль. Все они регистрировались, проходили регулярные медицинские осмотры и получали важнейший документ, прозванный по оттенку бумаги, куда вносились необходимые данные — от имени и особых примет до места жительства.
Конечно, не все обладали подобным свидетельством: избегали этой участи самые бедные — труженицы при дешевых кабаках, и, напротив, весьма состоятельные — подруги жизни сиятельных господ. Пять сестер не принадлежали ни к тем, ни к другим. Впрочем, клиенты у них всё же были люди богатые и в чинах, а порой и с титулами!
Только легко ли пятерым девицам прожить в столице? За модой — не угонишься! Решительно все дорожает. А хочется новое платье, и колечко, и пирожных к чаю непременно из «Беррин», что на Малой Морской. И ведь такая напасть приключилась — одна из сестриц оказалась в положении. Совершенно некстати!
Однако с «издержками профессии» дамы научились бороться давно — дело привычное. Вот и на этот раз обратились к знакомой акушерке. Пока та решала деликатную проблему, разговор зашел о детях — как своих, так и чужих. Повитуха пожаловалась: прошлая несчастливица оставила у нее новорожденную малышку — поступай, мол, как хочешь! А к чему ей младенец?!
За 25 рублей — не столь уж и малую сумму — шведки выкупили дитя. В их головах созрел гениальный план: девочка, названная Марго, гарантировала светлое и сытое будущее. Аферу повели по-умному: в отцовстве обвиняли самых наивных и неразборчивых кавалеров.
Купцов и военных, что некоторое время пробыли в отъезде, простодушных юношей, падких на лесть стариков, закоренелых холостяков — откуда им разбираться в женской физиологии!
Многие, как люди порядочные и состоятельные, готовы были потратиться на Марго: от них не убудет! Ведь приятно знать, что дочь растет в довольстве. Если кто желал, тому показывали дитя: хорошенькую малышку, наряженную в лучшее платьице. Красивую точно кукла.
Однако время шло: кто-то из благодетелей уехал из столицы, другие — перестали посещать сестер, лишь высылая заветные конверты. Шведки все меньше нуждались в ребенке, который мешал им жить свободно как прежде. Марго часто забывали покормить, шпыняли за слезы, запирали одну в темной комнате, чтобы не мешалась под ногами…
Когда же ей исполнилось 5 лет, и вовсе отправили «погостить» к акушерке, сунув за беспокойство несколько рублей. Та женщина оказалась милосерднее «мамаш»: отлучившись вскоре по работе, она отвела девочку к соседям — пусть присмотрят!
Хрущевы, оглядев запуганную малышку, пришли в ужас: и, поскольку глава семьи служил по юридической линии, то за расследованием дело не стало.
На суде, состоявшемся в 1891 году, шведки требовали вернуть ребенка, но им было отказано. Хрущевы оставили маленькую Марго в семье и, хочется верить, воспитали ее как собственную дочь. Но об этом уже документы молчат.
