Ее называли Лютиком, хрупким и нежным цветком, но кто бы мог подумать о том, что невинность она потеряла в одиннадцать лет. Странная трагическая судьба, сложный, противоречивый характер молодой женщины, о которой Анна Ахматова написала: «Кто такая Ольга Ваксель мы не знаем».
«То была какая-то беззащитная принцесса из волшебной сказки, потерявшаяся в этом мире…», — напишет о ней соперница, Надежда Мандельштам.
Красавица с капризным и одухотворенным лицом прожила бурную и короткую жизнь — всего 29 лет. Анна Ахматова сказала о ней, что такие красивые женщины появляются раз в столетие. Современники отмечали, что ни одна фотография но ни одна не передает реального очарования этой необыкновенной женщины.
Ольга Александровна Ваксель родилась в дворянской семье в 1903 году. Фамилия Ваксель ей досталась от отца, являвшегося потомком Савелия Вакселя (Свена Ларссона Вакселя) сподвижника Витуса Беринга.
По линии матери, известной пианистки Юлии Львовой, предки были не менее знамениты. Алексей Федорович Львов, русский композитор и автор «Боже, царя храни!» являлся их родственником. Ольга также приходилась троюродной сестрой Николаю Гумилеву.
Родители девочки развелись когда ей было два с половиной года. Мать Ольги впоследствии вышла замуж за своего троюродного брата, Алексея Львова. Детство Ольги прошло в Царском Селе, где у отчима была квартира. Алексей Федорович Львов служил начальником личного вокзала для семьи императора в Царском Селе.
У маленькой Оли была гувернантка-француженка, кокетливая девица мадемуазель Люси. С детства Ольга училась музыке под руководством своей матери и писала взрослые, не по возрасту, стихи. Домашнее прозвище девочки было Лютик. В детстве Ольга никогда не играла в куклы, а только с плюшевыми мишками.
По характеру маленькая Оля была экзальтированной, капризной и неуправляемой, доставлявшей домашним немало хлопот, за что часто стояла в углу. В том же Царском Селе она пошла в школу. Ольга была не по годам развитой и влюблялась в мальчишек лет с семи.
В один из осенних дней Оля познакомилась с императором Николаем II. Обычно девочку провожал в школу денщик отчима. На этот раз Ольга, в компании соседских детей — Толи и Тани Корольковых, вместе с другим денщиком шла обычным маршрутом.
Николай II шел по дороге с княжнами Ольгой и Татьяной. Дети остановились на краю дороги, чтобы поклониться.
Император поприветствовал их и спросил у денщика:
— Чьи это дети?
Денщик стал во фронт и отвечал громовым голосом:
— Штабс-капитана Королькова, Ваше Императорское Величество!
Ольга почему-то обиделась на такое обобщение и заявила, что она — девочка капитана Львова. Государь посмеялся и при последующих встречах узнавал ее:
— А, вот идет девочка капитана Львова!
При встречах Николай был любезен и неизменно расспрашивал Олю о школьных успехах, о здоровье мамы. С началом Первой мировой войны мать Ольги, Юлия Федоровна, стала работать в лазарете сестрой милосердия. Девочка стала помогать матери и навещать раненых.
После гимназических уроков одиннадцатилетняя Оля приходила в госпиталь и помогала сиделкам разносить обед, читала раненым и играла с выздоравливающими в шашки.
Особой сознательности Ольга не проявляла и чаще просто путалась у взрослых под ногами, пока не встретила одного тяжело раненного офицера. Он был некрасив, не так уж молод и имел где-то в провинции семью.
Но его лицо буквально озарялось светом как только Оля скромно присаживалась на стульчик рядом с его кроватью. Чудом уцелевший герой кровопролитной войны занял все мысли девочки.
Их задушевные беседы привели к тому, что оба ждали этих встреч. Чувство жалости и сострадания к героическому офицеру Оля приняла за влюбленность. Девочка часами бродила по аллеям парка и вовсе перестала ходить в гимназию.
Состояние раненого улучшилось и он снял квартиру недалеко от госпиталя, приходя только на перевязки. Ольга узнала его адрес и отправилась туда. Много дней подряд она думала о том, как это произойдет. Девочка скучала по новому знакомому, ей не хватало теплых задушевных бесед.
Подойдя к дому офицера, Оля испугалась и хотела уже бежать домой, но было поздно: он увидел ее в окно и кинулся открывать двери. Смутившись, она вошла и села к столу. Разговор не клеился.
Офицер, глядя на нее, печально сказал:
— Ну вот и все, маленькая стрекоза. Это наша последняя встреча. Через неделю я уже буду на фронте.
Оля заплакала и никак не могла остановиться. Он стал утешать ее — гладить по волосам, а потом взял на руки. Сквозь рыдания она прошептала:
— Как ужасно, что я вас не увижу. Ведь я люблю Вас!
Офицер поставил ее на пол и удивленно посмотрел на нее. И тут она порывисто, со всей страстью, на которую только была способна, зашептала:
— Да, люблю! Вы не думайте, что я маленькая. Я люблю вас по-настоящему. И я не хочу, чтобы вы меня забывали.
Ольга не осознавая, что творит, бросилась к нему на шею и прижалась всем телом, требуя немедленного подтверждения любви. Как ни странно, они стали любовниками. Спустя некоторое время Оля тайком выскользнула из квартиры офицера. Чувство отвращения и гадливости к произошедшему между ними не покидало ее. Дома она ничего не сказала матери.
Ночью Оля лежала без сна и, уставившись в потолок думала: догадается ли о случившемся мать? Мать ничего не заметила. Через две недели офицер был убит на Западном фронте.
После этих событий Ольга заболела ревматизмом и несколько недель провела в постели. Суставы крутило и выворачивало, слабость была ужасная, но девочка утешала себя рисованием и книгами. Разносторонне одаренная, она могла бы стать талантливой художницей, о чем свидетельствуют дошедшие до нас рисунки.
Во время болезни Оля перечитала всего Толстого, Тургенева, Гончарова, а Чехов был и оставался ее любимым автором.
В 1916 году Ольгу отправили в Крым, где она познакомилась с Максимилианом Волошиным, Мариной Цветаевой и Осипом Мандельштамом. Вскоре Оля Ваксель поступит в Екатерининский институт благородных девиц и в ее дневнике появится запись:
«Таким образом, у меня перебывали Арсений Федорович, узнавший о моем пребывании в институте от своей приятельницы — учительницы музыки, поэт Мандельштам, Георгий Владимирович Кусов и мои друзья детства — Аркадий Петерс, молодой офицер, и Юра Пушкин.
Следующая встреча с Мандельштамом произойдет только в 1925 году. К тому моменту Ольга уже побывает замужем, родит сына. Ну это мы забежали немного вперед…
Ольга вышла замуж 29 мая 1921 года за Арсения Федоровича Смольевского, бывшего соседа по Царскому Селу, красавца и теннисиста, в которого была с детских лет влюблена и которого упоминала в своём дневнике. Венчались супруги в Смольном соборе. Муж был старше Ольги почти на двадцать лет и преподавал в Институте путей сообщения.
О том, как началась ее семейная жизнь, Ольга написала с потрясающей откровенностью:
«Дня через три, когда окончился ремонт у А.Ф., я переехала к нему. В первый вечер он заявил мне, что явится ко мне как «грозный муж». И действительно, явился.
Я плакала от разочарования и отвращения и с ужасом думала: неужели то же самое происходит между всеми людьми. Я чувствовала себя такой одинокой в моей маленькой комнатке – А.Ф. благоразумно удалился.
…Пару дней я слегка занималась хозяйством, потом весьма холодно навестила знакомого грека – художника, урода и отвратительного существа, и отдалась ему «для сравнения». Результат был тот же. Я ушла, не попрощавшись и не взглянув на свою жертву…»
То, что произошло дальше, напоминает дешевую мелодраму. Художник этот потом искал встреч с Ольгой, караулил ее на улице и угрожал. Как только Арсений уходил на службу, тут же являлся грек и клялся ей в любви.
Ольге пришлось уехать в деревню, чтобы избавиться от его преследований. По возвращении она узнала, что ее случайный любовник повесился.Она постаралась уверить себя, что художник был попросту сумасшедшим.
Семейная жизнь молодоженов не была безоблачной. Арсений был груб, иронично относился к Ольге и смеялся над ее стихами. Слишком яркая внешность Ольги привлекала внимание окружающих и новых поклонников. Муж деспотично требовал ее постоянного присутствия дома, хотя сам был днями занят в институте.
В ноябре 1923 года Ольга родила сына, которого назвали в честь отца Арсением. К ребенку она относилась с большой нежностью и любовью, сама купала и кормила его.
После родов Ольга тяжело заболела менингитом и чуть не умерла в в Боткинской больнице. Болезнь началась с лихорадки, галлюцинаций и бредовых идей о том, что у нее хотят отнять сына. С тех пор у Ваксель появились перепады настроения и затяжные депрессии.
Выздоровев, Ольга покинула мужа, но Арсений развода ей не давал. Смольевский ревновал ее, писал ее матери письма на двадцати страницах и умолял повлиять на дочь, устроил за Ольгой слежку и в конце концов категорически отказался отдавать ей сына.
Желая реализоваться в профессии и стать независимой, Ольга поступила в учебно-творческую студию «Фабрика эксцентрического актера» и получила образование актрисы. К счастью, к этому времени ей удалось вернуть сына после долгих судебных тяжб.
Ольга снималась в кино в эпизодических ролях в кинофильмах «Мишки против Юденича» (1925), «Могила Панбурлея» (1927), «Кастусь Калиновский» (1927) и писала заметки о кино для «Ленинградской правды».
«…режиссеры не хотели со мной заниматься, отсылая меня к старикам Ивановскому и Висковскому, говоря, что я слишком для них красива и женственна, чтобы сниматься в комедиях», — писала Ольга. Больших ролей ей не давали, а маленькие были не для нее.
«…Я бывала занята преимущественно в исторических картинах, и была вполне на своем месте. Мне очень шли стильные прически, я прекрасно двигалась в платьях с кринолинами, отлично ездила верхом в амазонках, спускавшихся до земли.
Так и значилось в картотеке под моими фотографиями: типаж — светская красавица». Вскоре она разочаровалась в актерской профессии.
На пути Ольги вновь появился Осип Мандельштам. Ваксель стала поистине роковой женщиной для Мандельштама и его жены Надежды.
«В январе 1925 года О. М. случайно встретил на улице Ольгу Ваксель, которую знал еще девочкой-институткой, и привел к нам. Два стихотворения говорят о том, как дальше обернулись их отношения», — писала Надежда Мандельштам. Об странном этом союзе написано много. Прекрасная Ольга Ваксель, была самой большой любовью Осипа Мандельштама.
Из воспоминаний брата Оосипа Мандельштама, Евгения:
«В жизни брата увлечение, а может быть и больше, — любовь к одной женщине оставила особенно глубокий след. Этой женщиной была Ольга Ваксель. Из-за нее Осип чуть не бросил свою жену».
Говорят, что Надежда Яковлевна, некрасивая, болезненная женщина, сама не на шутку увлеклась ангелоподобной Ольгой Александровной. Осип Эмильевич влюбился в Ольгу и серьезно продумывал о том, чтобы оставить жену.
«В Ольге было много прелести, которую даже я, обиженная, не могла не замечать, — девочка, заблудившаяся в страшном, одичалом городе, красивая, беспомощная, беззащитная…», — писала Надежда Мандельштам.
Сходившая с ума от ревности Надя назовет потом Ольгу «половой психопаткой» и будет поливать грязью. Годы богемной юности не прошли для Надежды Яковлевны бесследно, в некоторых вопросах она была смелой женщиной. Да и Лютик едва ли уступала ей по степени раскрепощенности — время было такое.
Ольга писала о Надежде и происходящем:
«Иногда я оставалась у них ночевать, причем Осипа отправляли спать в гостиную, а я укладывалась спать с Надюшей в одной постели под пестрым гарусным одеялом. Она оказалась немножко лесбиянкой и пыталась меня совратить на этот путь. Но я еще была одинаково холодна как к мужским, так и к женским ласкам.
Все было бы очень мило, если бы между супругами не появилось тени. Он еще больше, чем она, начал увлекаться мною. Она ревновала попеременно то меня к нему, то его ко мне. Я, конечно, была всецело на ее стороне, муж ее мне не был нужен ни в какой степени.
Я очень уважала его как поэта, но как человек он был довольно слаб и лжив. Вернее, он был поэтом в жизни, но большим неудачником.
Мне очень жаль было портить отношения с Надюшей, в это время у меня не было ни одной приятельницы… я так пригрелась около этой умной и сердечной женщины, но все же Осипу удалось кое в чем ее опередить: он снова начал писать стихи, тайно, потому что они были посвящены мне.
…Для того чтобы иногда видаться со мной, Осип снял комнату в «Англетере», но ему не пришлось часто меня там видеть. Вся эта комедия начала мне сильно надоедать. Для того чтобы выслушивать его стихи и признания, достаточно было и проводов на извозчике с Морской на Таврическую.
Я чувствовала себя в дурацком положении, когда он брал с меня клятву ни о чем не говорить Надюше, но я оставила себе возможность говорить о нем с ней в его присутствии. Она его называла мормоном и очень одобрительно относилась к его фантастическим планам поездки втроем в Париж».
В конце концов, после безумной сцены в «Англетере», где Мандельштам плакал, стоял на коленях перед ней и умолял быть с ним, Ваксель ушла, оборвав этот роман, потому что «не привыкла брать чужое».
Осип Мандельштам посвятил Лютику несколько потрясающих стихотворений: «Жизнь упала как зарница…», «Я буду метаться по табору улицы темной…», «Я скажу тебе с последней прямотой…», «На мертвых ресницах Исакий замерз…», «Возможна ли женщине мертвой хвала?…»
У Лютика было множество романов и она свыклась с тем, что самое главное в ее жизни кратко и неизменно завершается поражением.
Из воспоминаний подруги:
«Помню, я встретила Лютика на Невском. Она была в модном платье – тогда были в моде длинные воротнички. Я заметила вскользь, что такие воротнички через год, наверное, выйдут из моды. «А я только до тридцати лет доживу, — сказала Лютик. – Больше жить не буду».
Тридцать лет Ольге должно было бы исполниться в марте 1933 года.
В 1932 году вместе с мужем, молодым норвежским дипломатом Христианом Иргенс-Вистендалем, Ольга Александровна уехала в Осло, временно оставив сына с матерью. Перед отъездом она сфотографировалась в фотоателье. Снимок получился странным — размытые и нечеткие контуры лица… Ваксель горько усмехнулась:
— Этот снимок получен с того света.
Через месяц, 26 октября, она покончила жизнь самоубийством, выстрелив из пистолета.
Обезумевший от горя муж бережно отнесется ко всему, чего касались руки этой бесконечно дорогой ему женщины. Собрав ее дневники, записки и стихи, он передаст свой сестре, а она сохранит и через много лет вернет их сыну Ольги Александровны. Среди стихов Ольги найдут последнее:
Я расплатилась щедро, до конца
За радость наших встреч, за нежность ваших взоров,
За прелесть ваших уст и за проклятый город,
За розы постаревшего лица.
Теперь вы выпьете всю горечь слез моих,
В ночах бессонных медленно пролитых…
Вы прочитаете мой длинный-длинный свиток
Вы передумаете каждый, каждый стих.
Но слишком тесен рай, в котором я живу,
Но слишком сладок яд, которым я питаюсь.
Так, с каждым днем себя перерастаю.
Я вижу чудеса во сне и наяву,
Но недоступно то, что я люблю, сейчас,
И лишь одно соблазн: уснуть и не проснуться,
Все ясно и легко — сужу, не горячась,
Все ясно и легко: уйти, чтоб не вернуться…
(октябрь 1932 года)
После самоубийства Ольги Христиан заболел и вскоре скончался от сердечного приступа. Ему было всего 32 года. До конца жизни его мучил один вопрос — почему она так поступила?
Незадолго до смерти Ольга надиктовала мужу воспоминания о своей жизни. Можно было представить, каково супругу было записывать иные из ее откровений.
Мне-то что! Мне не больно, не страшно —
Я недолго жила на земле.
Для меня, словно год, день вчерашний —
Угольком в сероватой золе…
На смерть Ольги Ваксель Мандельштам отозвался стихотворением, полным горечи и нежности:
Возможна ли женщине мертвой хвала?
Она в отчужденьи и силе, —
Ее чужелюбая власть привела
К насильственной жаркой могиле.
И твердые ласточки круглых бровей
Из гроба ко мне прилетели
Сказать, что они отлежались в своей
Холодной стокгольмской* постели.
И прадеда скрипкой гордился твой род,
От шейки ее хорошея,
И ты раскрывала свой аленький рот,
Смеясь, итальянясь, русея…
Я тяжкую память твою берегу,
Дичок, медвежонок, Миньона.
Но мельниц колеса зимуют в снегу
И стынет рожок почтальона.
P. S. Благодаря сыну Ольги ее стихи и рукописи были опубликованы. Узнавшая о мемуарах вдова Мандельштама перепугалась и в панике написала в феврале 1967 года своему приятелю-драматургу Александру Гладкову: «Все началось по моей вине и дикой распущенности того времени. Подробностей говорить не хочу. Я очень боюсь, что это есть в ее дневнике (надо будет это как-то нейтрализовать)».
