Тамара Павловна бесшумно возникла в дверях кухни, словно тень.
Я как раз раскладывала на стуле одежду для завтрашнего собеседования — идеально отглаженную блузку и строгую юбку.
— Всё готовишься, Леночка? — её голос был мягким, почти медовым, но от этой сладости у меня неприятно заныло под ложечкой.
— Да, Тамара Павловна. Это важный день.
Она подошла ближе, провела пальцем по воротничку блузки. Жест получился вроде бы заботливым, но я заметила, как на долю секунды её ногти хищно впились в тонкую ткань.
— Важный, конечно. Только стоит ли оно того? Работа эта… пыльная. Нервная. А у тебя семья, муж. Ему нужна забота, уют.
Я молча кивнула, убирая блузку обратно на стул.
Спорить было бесполезно. Последние две недели, что свекровь жила у нас, превратились в бесконечный экзамен на звание «правильной жены». Экзамен, который я, по её мнению, с треском проваливала.
— Я тебе сок сделала, свежевыжатый, — пропела она. — Апельсиновый. Для нервной системы полезно, чтобы спала крепко.
На столе уже стоял высокий стакан, полный яркой, солнечной жидкости. Выглядело заманчиво.
— Спасибо, — я взяла стакан, ощущая его прохладную тяжесть.
Её глаза неотрывно следили за мной. Она ждала. Ждала, когда я сделаю первый глоток.
Я улыбнулась ей самой милой из своих улыбок, поднесла стакан к губам, но пить не стала. Вместо этого я сделала вид, что глубоко вдыхаю аромат.
— Чудесно пахнет. Выпью у себя в комнате, чтобы настроиться на завтра.
Я видела, как тень разочарования промелькнула на её лице, но она тут же скрыла её за заботливой маской.
— Конечно, деточка. Отдыхай.
Закрыв за собой дверь спальни, я подошла к окну. Стакан с соком я поставила на подоконник, рядом с фикусом. Пить я его, разумеется, не собиралась.
Я достала телефон. Маленький красный огонёк на иконке приложения для видеонаблюдения горел ровно.
Камеру на кухне я поставила неделю назад, после того как моя любимая шелковая блузка «случайно» оказалась залита отбеливателем за день до другой важной встречи.
Я открыла запись. Вот Тамара Павловна режет апельсины. Вот она отворачивается, достаёт из кармана халата маленький белый блистер.
Выдавливает две таблетки, быстро крошит их и бросает в стакан. Затем заливает соком и тщательно перемешивает. Её лицо в этот момент было сосредоточенным и абсолютно спокойным.
Пальцы слегка дрогнули, когда я нажала кнопку «сохранить». Затем — «отправить».
В списке контактов выбрала «Любимый муж». Видеофайл прикрепился к сообщению. «Посмотри, как твоя мама обо мне заботится», — написала я и нажала на отправку.
Утром я проснулась задолго до будильника, полная сил и холодной ярости. Приняла душ, сделала укладку, нанесла макияж. Надела ту самую блузку и юбку.
Когда я вошла на кухню, свекровь уже сидела за столом. Увидев меня, она застыла с чашкой в руке.
Её глаза расширились от изумления, в них плескался немой вопрос: «Как?»
— Доброе утро, Тамара Павловна, — весело поздоровалась я, наливая себе воды из фильтра. — Выспались? А то я спала просто замечательно. Так крепко, что, кажется, видела лучшие сны в своей жизни.
Тамара Павловна медленно поставила чашку на блюдце. Фарфор тихо звякнул. Она сглотнула, пытаясь вернуть себе самообладание.
— Рада за тебя, Леночка. Очень рада. Значит, сок мой помог.
Она пыталась играть свою роль до конца, но её взгляд бегал по моему лицу, искал подвох.
— Ваш сок? — я сделала удивленное лицо. — Ах, да. Тот, что на подоконнике. Нет, я его не пила. Решила, что с утра он будет вкуснее.
Я демонстративно взяла со стола яблоко и с хрустом откусила. Свекровь следила за каждым моим движением. Воздух на кухне стал плотным, его можно было резать ножом.
— Не пила? — переспросила она, и в её голосе проскользнули стальные нотки. — Почему же? Я так старалась, витамины для тебя…
— Я просто не люблю апельсиновый сок, — легко солгала я. — У меня на него… изжога.
В этот момент мой телефон завибрировал на столе. На экране высветилось «Любимый муж».
Мы обе уставились на него, как на сработавшую сигнализацию. Я намеренно не спешила отвечать, давая напряжению достигнуть предела.
Тамара Павловна вся подобралась. Она поняла, что сейчас что-то произойдёт.
Я включила громкую связь.
— Да, милый, привет.
— Лена, что происходит? — голос Игоря был встревоженным. Он явно только что посмотрел видео. — Что это за видео ты мне прислала? Мама… она рядом?
— Да, мы как раз завтракаем, — я с улыбкой посмотрела на свекровь, чьё лицо стало пепельно-серым. — Мама тебе что-то хотела сказать?
Тамара Павловна вскочила со стула. Её глаза метали молнии.
— Игорюша, сынок! Эта женщина хочет нас поссорить! Она всё подстроила! Она ненавидит меня, твою мать!
Её голос сорвался на крик. Это была классическая тактика — нападение и истерика. Но я была к этому готова.
— Мама, что я должен был подумать? — голос Игоря дрожал. — Я всё видел своими глазами. Ты что-то подсыпала ей в стакан. Что это было?
— Это витамины! Обычные витамины! — закричала она в трубку. — Она слабая, бледная, я просто хотела её поддержать! А она… она поставила камеру! В нашем доме! Шпионит за мной!
Я продолжала молча жевать яблоко, наблюдая за этим спектаклем.
— Лена, это правда? Про камеру? — спросил Игорь.
— Правда, — спокойно ответила я. — Я поставила её после того, как моя блузка за две тысячи была «случайно» испорчена отбеливателем за день до важной встречи.
А до этого «случайно» сломался каблук на моих единственных приличных туфлях. И ещё много таких «случайностей».
В трубке повисло тяжелое молчание. Игорь переваривал информацию.
И тут свекровь совершила ошибку. Она решила, что молчание сына — это знак сомнения, и пошла в атаку на меня. Она вырвала телефон у меня из рук.
— Ты добилась своего, дрянь? — прошипела она, отключив звонок. Её лицо исказилось от злобы, вся маска добродетели слетела. — Думаешь, он тебе поверит? Мне, своей матери?
— Он уже поверил, — тихо ответила я. — Он видел видео.
Она отшвырнула мой телефон на диван.
— Да что ты понимаешь! Я хотела как лучше! Для семьи! Для него! Ему нужна жена-хозяйка, а не карьеристка, которая будет пропадать на своей работе!
Она сделала шаг ко мне.
— Я подсыпала тебе снотворное, чтоб ты проспала собеседование! Да! И сделала бы это снова! Мужчина должен быть главным, а женщина — хранить очаг. Я спасала нашу семью от тебя!
Она не знала одного. Я успела нажать кнопку записи разговора в тот момент, когда включила громкую связь. И сейчас каждое её слово записывалось.
Я спокойно подошла к дивану и взяла свой телефон. На экране горел красный значок диктофона. Я нажала «стоп» и сохранила файл. Затем подняла глаза на Тамару Павловну.
Её лицо вытянулось. Она смотрела на телефон в моих руках, как на змею. Осознание того, что она только что сделала, обрушилось на неё всей своей тяжестью.
— А это — доказательство номер два, — мой голос звучал ровно, без всякого выражения. — Прямое признание. Отправить Игорю? Или, может, вы сами ему позвоните и всё повторите слово в слово?
Она молчала. Вся её былая спесь испарилась, осталась лишь растерянность и страх. Она вдруг показалась мне не грозной интриганкой, а просто жалкой, заблудившейся в своих же манипуляциях женщиной.
Не дожидаясь ответа, я прикрепила аудиофайл к новому сообщению и отправила мужу с короткой подписью: «А вот и объяснение мотивов».
Телефон Игоря зазвонил почти мгновенно. Я снова включила громкую связь.
— Мама, — голос Игоря был ледяным. В нём не было ни капли сомнения или жалости. Только холодное, окончательное решение.
— Я вызвал тебе такси. Оно будет через пятнадцать минут. Собирай вещи. Ключи оставишь на тумбочке в прихожей.
— Игорюша… сынок… — пролепетала она, но он её перебил.
— Я не хочу ничего слышать. Ты перешла все границы. Ты пыталась отравить мою жену. На этом наш разговор окончен. Когда я вернусь, тебя в моём доме быть не должно.
Короткие гудки.
Тамара Павловна медленно опустилась на стул. Она смотрела в одну точку невидящими глазами. Вся её вселенная, построенная на контроле и праве матери, рухнула в один миг.
— Ты… ты разрушила семью, — прошептала она. Это была её последняя, слабая попытка уколоть меня.
— Нет, — ответила я, забирая со стула свою сумочку. — Я просто не позволила вам разрушить мою жизнь. И мою семью. Ту, которую мы строим с Игорем. Без яда в апельсиновом соке.
Она не ответила.
Я посмотрела на себя в зеркало в прихожей. Строгая, уверенная в себе молодая женщина смотрела на меня в ответ.
Я поправила воротничок блузки, улыбнулась своему отражению и вышла за дверь.
На улице светило солнце. Я глубоко вдохнула свежий утренний воздух. Впереди меня ждало собеседование в компании мечты.
И новая жизнь, в которой больше никто и никогда не посмеет решать за меня, кем мне быть.
А мой муж так и не смог принять, что я должно быть на первом месте.
В итоге я развелась и нашла себе прекрасного мужчину с прекрасной матерью.
Солнечный луч, пробившись сквозь листву старой яблони, заиграл на деревянном полу веранды.
Я сидела в плетеном кресле, подтянув под себя ноги, и наблюдала, как Анна Викторовна, мама моего мужа, ловко орудует секатором у розового куста.
— Леночка, посмотри, какой бутон! — она повернулась ко мне, и её лицо, обрамленное седыми кудряшками, светилось искренней радостью. — К выходным распустится, будет крупный, как пион.
Я улыбнулась. Прошел год. Целый год, который изменил всё. Год, за который я не просто сменила работу, но и обрела настоящую семью.
— У вас волшебные руки, Анна Викторовна. Всё, к чему вы прикасаетесь, начинает цвести.
— Главное — с любовью, деточка, — она подмигнула мне. — И без всякой химии.
Дверь дома скрипнула, и на веранду вышел Андрей. Мой муж. Высокий, спокойный, с добрыми глазами, в которых я тонула каждый день.
Он подошёл ко мне сзади, обнял за плечи и поцеловал в макушку. От него пахло деревом и свежестью.
— О чём секретничаете, мои красавицы?
— Планируем ландшафтную революцию, — рассмеялась я, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на него. — Ваша мама хочет разбить здесь альпийскую горку.
— Мам, ты давай без фанатизма, — с притворной строгостью сказал Андрей. — А то нам скоро ходить будет негде. Особенно некоторым, с коляской.
Он многозначительно посмотрел на мой живот, и я почувствовала, как щеки заливает румянец. Мы пока никому не говорили, даже Анне Викторовне, ждали планового УЗИ. Но Андрей не мог удержаться от намеков.
— С коляской — это милое дело, — тут же отреагировала свекровь, откладывая секатор. — Я вам все дорожки расширю, не волнуйтесь. Лишь бы повод был.
Она подошла к нам, и её взгляд стал тёплым-тёплым. Она не лезла с расспросами, не давила. Она просто давала понять, что будет рада. Что она рядом. Эта деликатность была для меня бесценна.
Вечером мы сидели у камина. Андрей перебирал старые фотографии в большом альбоме, а мы с Анной Викторовной пили травяной настой с мёдом.
— О, смотри, Лен, — Андрей развернул к нам альбом. — Это я в третьем классе. Видишь, какой серьёзный? Уже тогда решал мировые проблемы.
На чёрно-белой карточке стоял худенький мальчик в очках и с огромным портфелем. Я рассмеялась.
— Просто вылитый папа! — сказала Анна Викторовна. — Такой же ответственный. Помню, как он копил на велосипед, а потом отдал все деньги другу, у которого собака заболела.
Она рассказывала о детстве Андрея, и в её словах не было ни капли желания возвысить своего сына или уколоть меня.
Была только любовь. Чистая, материнская любовь и гордость.
Позже, когда мы остались вдвоём в нашей спальне, Андрей обнял меня.
— Ты счастлива? — тихо спросил он, глядя мне в глаза.
— Больше, чем когда-либо могла представить, — честно ответила я, прижимаясь к нему. — С тобой… с твоей мамой… я как будто наконец-то дома. В безопасности.
— Так и будет. Всегда, — прошептал он. — Я никогда не позволю никому тебя обидеть. И наш маленький… он будет расти в любви и спокойствии. В этом доме, где пахнет яблоками и счастьем.
Я закрыла глаза, вдыхая его запах. Прошлое осталось где-то далеко, за горизонтом, превратившись в размытое, неважное воспоминание. А впереди была только жизнь. Настоящая.
Полная света, доверия и тихого, простого счастья, которое мы будем строить вместе. День за днём.
