«Я решил затеряться в девятом круге сталинского ада». Темное прошлое «звезды» Норильлага Иннокентия Смоктуновского

100 лет назад, 28 марта 1925 года, родился народный артист СССР Иннокентий Смоктуновский (1925-1994)

*

*

О том, что Иннокентий Смоктуновский – гений, знали и говорили при его жизни. Иннокентий Михайлович не возражал: «Я знаю, знаю… Меня даже королева назвала гением». Как-то Олег Ефремов спросил его, считает ли он его хорошим актером.

«Ты, Олег, — актер прекрасный!», — ответил Смоктуновский. «А какой же тогда ты?» — не унимался худрук МХАТа. «Ну а я — космический!», — улыбаясь своей улыбкой «инопланетянина», тут же искренне воскликнул Иннокентий Михайлович.

Говорят, снимаясь в «Гамлете», Смоктуновский обрек режиссера Козинцева на «головную боль и муку». Каждый дубль он играл совершенно по-разному, и так интересно, мощно, что Козинцев постоянно ломал голову, какой из них выбрать.

Чудаковатый, нелепый, как бы – «с большим приветом». Никто не знал, что он отчебучит через мгновение. Поэтому даже матерые актеры порой опасались с ним вместе играть: «Придет Кеша, дунет, и я исчезну», — сказал как-то Михаил Ульянов.

При этом жизни Смоктуновского не позавидуешь: голодное детство, фронт, фашистский плен, побег. Затем — партизанский отряд, две медали «За отвагу» и клеймо «неблагонадежного» — из-за плена. И «гением» он стал в возрасте «за 30», после того как все столичные театры его отвергли, признав «абсолютно бездарным».

*

«ИЗ ДРАМКРУЖКА МЕНЯ, РАЗУМЕЕТСЯ, ВЫГНАЛИ»

«Было в моей жизни много всякого: и плохого и прекрасного, — признавался Иннокентий Михайлович на склоне лет. — Одного только не было и, наверное, никогда не будет — лёгкости и беззаботности».

Будущий народный артист СССР родился 28 марта 1925 года в деревне Татьяновка Томской области, и был вторым из шестерых детей Михаила Петровича Смоктуновича и Анны Акимовны Махневой.

«Образования у них никакого не было — это были просто хорошие русские люди, что называется «от земли». Мать — маленькая, добрая и очень тихая женщина. Отец — во всем ее прямая противоположность. Двухметрового росту, невероятно сильный, рыжеволосый, залихватского характера…», — так он описывал своих родителей.

По словам Иннокентия Михайловича, Смоктуновичи – корнями из Белоруссии, с Могилевщины. По семейной легенде, его прадед-егерь в далекие царские времена застрелил в Беловежской пуще зубра и за этот проступок вместе с семьей был сослан в Сибирь. Так Смоктуновичи оказались в Татьяновке.

Перед Октябрьской революцией братья Михаил и Григорий держали в деревне свою мельницу и жнейку. У каждого было большое хозяйство – по паре коров и лошадей, свиньи, куры… Семья была дружная, работящая.

Однако с началом коллективизации братьев «раскулачили», все отобрали и отправили в ссылку. А когда три года спустя Михаил Петрович вернулся, в деревне начался массовый голод. Чтобы выжить, он перевез семью в Красноярск, где жила его родная сестра — Надежда Петровна.

Работая грузчиком в порту, и все равно не в силах прокормить шестерых детей, Михаил Петрович отдал пятилетнего Кешу и его брата Володю на воспитание «тете Наде», у которой своих детей не было.

Поэтому все детские воспоминания Смоктуновского были связаны с Красноярском, «тетей Надей», которая стала для него второй мамой, школой №14, где в шестом классе он впервые увидел самодеятельный спектакль и тут же записался в драмкружок.

Руководитель этого кружка профессиональный актер Синицын, видимо, сразу заметил «божью искру» в горящих глазах 12-летнего чудаковатого мальчишки. В школьном спектакле «Предложение» по Чехову он отдал Кеше главную роль – сватающегося к дочери соседа помещика Ломова.

Однако тот свой дебют провалил с треском. Как вспоминал Иннокентий Михайлович, в самый кульминационный момент страстного объяснения со своей «невестой», его вдруг «охватило ощущение невероятной свободы и счастья».

«Мне стало так хорошо, что я истерически захохотал. И так, видимо, заразительно, что и зрители начали хохотать. Ничего не мог с собой поделать. Хохотал в голос. Дали занавес, спектакль остановили… Из кружка меня, разумеется, сразу же выгнали».

В 14 лет Смоктуновский впервые попал в городской театр драмы, и вышел оттуда совершенно потрясенный.

«Я почувствовал, что театр – это мое, как будто бы попал к себе домой», — так он описывал свои впечатления от увиденного спектакля. И с тех пор юноша старался попасть в этот «дом» всеми правдами и неправдами. Доходило до того, что «приходилось даже подделывать билеты». Ведь денег на них не было, а жить без театра он уже не мог.

«НЕ БУДУ ВРАТЬ – БЫЛО СТРАШНО»

С началом Великой Отечественной «тетя Надя» отдала 16-летнего племянника в фельдшерско-акушерском училище. Но со словами «это не мое» тот вскоре учебу бросил и перешёл на курсы киномехаников. Ему нравилось ездить с передвижкой по деревням и селам и крутить кино.

И в то же время театр не отпускал… Смоктуновский упросил администрацию Красноярского театра драмы взять его статистом. Потом всю жизнь Иннокентий Михайлович хранил фотографию, где он на сцене в крошечной бессловесной роли. На обороте — надпись: «1942-й год, начало моего пути».

…В августе пришла похоронка на отца. Михаил Петрович погиб в степях между Ростовом-на-Дону и Сталинградом — там вся его 140-я стрелковая дивизия полегла полностью.

А в январе 1943-го в Красную Армию призвали и Иннокентия. В конце лета после учебы в пехотном училище рядовой Смоктунович в составе 75-й гвардейской стрелковой дивизии попал сначала на Курскую дугу, затем участвовал в форсировании Днепра. Именно там он заслужил свою первую боевую награду – медаль «За отвагу».

ПРИКАЗ

По 212 гвардейскому стрелковому полку 75 гвардейской Краснознаменной Бахмачской стрелковой дивизии.

19 октября 1943 года. N 26н. Действующая армия

От имени Президиума Верховного Совета СССР награждаю медалью «За отвагу»:

…9. Связного штаба полка гвардии рядового Смоктунович Иннокентия Михайловича за то, что под обстрелом противника в брод через реку Днепр доставлял боевые донесения в штаб 75 гвардейской Краснознаменной Бахмачской стр. дивизии.

Командир полка гвардии полковник (Борисов)».

*

В скупых строках приказа не отражены детали. Дело в том, что в тот день важное донесение в штаб пытались доставить несколько групп связных. Все погибли. Погиб и напарник Иннокентия Михайловича – брод через Днепр находился под непрерывным огнем фашистов. А он доставил…

Кстати, эта награда «нашла героя» только почти полвека спустя. В суматохе войны наградные документы затерялись. Однополчане актера нашли их в Центральном архиве Министерства обороны СССР только в 1991 году. Медаль «За отвагу» Иннокентию Михайловичу торжественно вручили во время спектакля «Кабала святош». Причем, прикололи прямо на камзол короля Людовика ХIV, которого он играл.

…В декабре под Житомиром несколько подразделений полка попали в окружение. Младший сержант Смоктунович попал в плен. Месяц он провел в лагерях для военнопленных.

«Это было самое страшное время в моей жизни, — признавался актер— Пленных не кормили, мы буквально умирали с голоду, а немцы, нарочно дразня нас, обжирались при нас и соблазняли пойти в полицаи. Был и другой выход — желающим предлагали службу в РОА (так называемую «Русскую освободительную армию» генерала-предателя Власова, — авт.)… Но меня он не устроил».

В январе 1944-го каким-то чудом младшему сержанту удалось бежать. Пленных вели через мост. Он попросил у конвоира разрешения попить воды из полыньи. Тот кивнул. А дальше – то ли о нем забыли, то ли немец пожалел похожего на живой скелет доходягу-солдата… Когда колонна ушла, сержант добрался до ближайшей деревни, постучался в первый попавшийся дом и потерял сознание.

Смоктуновского выходила украинская крестьянка Василиса Шевчук. Она же познакомила его с одним из руководителей Каменец-Подольского партизанского соединения имени Хрущева. В составе этого соединения Смоктуновский воевал с февраля по май, затем отряд объединился с 318-м гвардейским стрелковым полком 102-й гвардейской стрелковой дивизии.

С этим полком, теперь уже в должности командира отделения роты автоматчиков, младший сержант Смоктунович принимал участие в освобождении Варшавы. Там он был награжден своей второй медалью «За отвагу».

ПРИКАЗ

641 стрелковому полку 165 стрелковой Седлецкой Краснознаменной дивизии.

18 февраля 1945 г. N 013н. Действующая армия

От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР награждаю медалью «За отвагу»

…6. Командира отделения роты автоматчиков младшего сержанта Смоктунович Иннокентия Михайловича за то, что в боях при прорыве обороны противника 14.1.45 в р-не дер. ЛОРЦЕН его отделение одним из первых ворвалось в траншеи пр-ка, уничтожил при этом около 20 немцев.

Ком. 641 стрелкового полка гвардии п-п-к (Юрьев).

Войну старший сержант Смоктунович закончил в немецком городке Гревесмюлене.

«Мы, 1925 года рождения, ещё успели форсировать Днепр, освобождать Киев и Варшаву, брать Берлин, — написал он в своих, посвященных отцу мемуарах под названием «Ненавижу войну». — Не буду врать — было страшно, хотелось жить, очень хотелось. О патриотизме и гражданственности скажу лишь одно: патриот, с моей точки зрения, — это просто честный человек, любящий свою Родину».

Больше всего Иннокентий Михайлович потом удивлялся, что за всю войну – ни одного ранения. «На фронте я дрался в окружении, стоял под дулами автоматов, бежал из плена… Рядом со мной падали и умирали люди, а я жив… И даже не царапнуло. Судьба меня хранила!»

«РОДНУЮ ФАМИЛИЮ НЕ ПРЕДАЛ»

Демобилизовавшись в октябре 1945 года, Смоктуновский вернулся в Красноярск. В его паспорте стояла специальная отметка «минус 39», означающая, что как побывавшему в немецком плену ему запрещалось проживать в 39 крупных городах СССР.

Иннокентий Михайлович окончил театральную студию, недолго поработал во вспомогательном составе Красноярского драматического театра имени Пушкина.

Как он позже рассказывал, все это время он жил под тяжелейшим прессом. Ведь многие прошедшие плен были под подозрением – их могли арестовать в любой момент и отправить в лагеря. Поэтому в 1946 году он уехал в Норильск и устроился в труппу 2-го Заполярного театра драмы, где служили в основном заключенные Норильлага.

«Поехал потому, — объяснял Смоктуновский, — что дальше него меня никуда не могли сослать — разве что на Северный полюс… Вот я и решил затеряться в Норильске, девятом круге сталинского ада, среди ссыльных и лагерей…»

*

Он отдал этому театру пять лет жизни, прошел отменную школу актерского мастерства. Там он познакомился и подружился с будущим народным артистом СССР Георгием Жженовым

«Хорошо помню свою первую встречу со Смоктуновским в Норильске, — вспоминал Георгий Степанович. — Я туда был сослан, а Кеша там хоронился. Богом проклятое место, где не было советской власти. Город под началом МГБ. И вот Кеша туда, в эти каторжные места, смылся нарочно. То есть он был в двусмысленном положении: вроде бы и ссылка, а вроде и свободен».

Кстати, именно в Норильске Иннокентий Михайлович стал Смоктуновским. В разгар антисемитской кампании конца 1940-х фамилия «Смоктунович» показалась директору театра «подозрительно еврейской». Под угрозой увольнения актер согласился чуть изменить окончание.

«Родную фамилию я не предал, — с гордостью говорил он. — Согласился только суффикс поменять».

После Норильска Смоктуновский сменил немало театров, пока в Махачкале на сцене Русского драмтеатра его в «Ревизоре» не увидели столичные актеры Римма и Леонид Марковы. Восхищенные его Хлестаковым, они стали уговаривать Иннокентия Михайловича перебраться в Москву.

Римма Маркова написала о Смоктуновском режиссёру театра имени Ленинского комсомола Софье Гиацинтовой: «Если Вы его возьмете, то можете смело выкинуть полтеатра». Та ответила, что готова встретиться.

И Иннокентий Михайлович решил рискнуть. Косвенно его к этому подтолкнул скандальный развод с первой супругой — актрисой Риммой Быковой. Теперь Смоктуновского ничего не связывало с провинцией, и в 1955 году он приехал в столицу.

«У НЕГО ГЛАЗА МЫШКИНА!»

…Москва встретила 30-летнего актера холодно. А по его оценке и вовсе – «трагично». Иннокентий Михайлович показывался во все столичные театры, за исключением МХАТа, Вахтанговского и Малого, до которых, как он считал, «не дорос». И везде получал от ворот поворот: «не нужен», «не подходите». Без денег, без прописки, он жил то у одних знакомых, то у других. Бывало, ночевал в подъездах, на вокзалах… И вновь упрямо показывался.

«Меня за шиворот выводили секретарши, которым главный режиссёр, заикаясь, говорил: «Уберите этого проходимца!», — вспоминал Смоктуновский— Представляете, я едва ли не умирал с голоду. В издательстве «Известий» я таскал матрицы за рабочих, а они мне давали рубль двадцать на кашу и суп».

Самым «уникальным» был показ в театре Советской Армии. Главный режиссер не захотел терять время на «просмотр какого-то провинциального актеришки», и поручил это двум своим помощникам – Давиду Тункелю и Владимиру Канцелю. Смоктуновский с Леонидом и Риммой Марковыми сыграли сцену. Тункель с Канцелем, позевывая, ее досмотрели и вынесли вердикт:

«Неинтересно, вяло, мы с этим боремся в нашем театре».

«Ровно через год, — рассказывал продолжение этой истории Иннокентий Михайлович, — я сыграл князя Мышкина в БДТ, и вся Москва, театральная и нетеатральная, бросилась смотреть нового артиста. Пришёл как-то не то Тункель, не то Канцель, они были очень похожи друг на друга.

И позволил себе, во-первых, меня не узнать, а потом шёпотом, не смея дотронуться до меня (я уже был особенным!), спросил: «Откуда вы такой?» Я говорю: «А вы помните, мы у вас показывались: Лёня Марков, Римма Маркова и я». И – удар. Положили его на диван в моей гримуборной, вызвали врача, сделали укол, и когда он пришёл в себя, я не удержался от вопроса: «Ну что, вспомнили?»

… Впрочем, в 1955-ом до Мышкина было еще далеко. Софья Гиацинтова все-таки взяла Смоктуновского в театр имени Ленинского комсомола, но не в штат, а на разовые роли.

*

*

А дальше произошла цепочка удивительных случайностей.

В этом театре Иннокентий Михайлович встретил свою будущую супругу, любимую Соломку – художницу по костюмам Суламифь Кушнир, которая заведовала пошивочным цехом. Та через Марину Ладынину познакомила его с Иваном Александровичем Пырьевым.

Благодаря рекомендательному письму Пырьева Смоктуновского взяли актером 3-й категории в труппу Театра-студии киноактера, где его партнерша по одному из спектаклей Елена Кузьмина порекомендовала Иннокентия Михайловича своему мужу – Михаилу Ромму.

Именитый режиссер в это время снимал военную драму «Убийство на улице Данте» и согласился дать кинодебютанту небольшую роль.

«Михаил Ильич — один из первых, кто поверил в меня. Тогда веры этой так не хватало, никто же не знал… что я – Смоктуновский», — иронизировал актер.

*

*

Потом цепочка случайностей привела Иннокентия Михайловича на съемочную площадку фильма «Солдаты» (по мотивам повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда»), в котором он сыграл лейтенанта Фарбера. В этой ленте его и увидел режиссер ленинградского БДТ Георгий Товстоногов.

Гениальный «Гога» ставил «Идиота» Достоевского. В этом спектакле он собрал целое созвездие актеров БДТ – Евгения Лебедева (Парфен Рогожин), Нину Ольхину (Настасья Филипповна), Владислава Стржельчика (Ганя Иволгин)… Но достойного князя Мышкина у него не было. Во время одной из репетиций Товстоногов вдруг воскликнул:

«Глаза! У этого актера в фильме «Солдаты»… Как его фамилия — Свистуновский, Смоктуновский? Играет Фарбера. У него глаза Мышкина!»

В эти дни Иннокентий Михайлович вместе с Евгением Лебедевым снимался в фильме «Шторм». И тот ему сказал: «Вас ищет Товстоногов».

*

«ОТ ПОТРЯСЕНИЯ У МЕНЯ АЖ ЗУБЫ БОЛЕЛИ!»

…На премьере 31 декабря 1957 — с «каким-то неизвестным актером» — с трудом набралось ползала. Но сработало «сарафанное радио» — на второй спектакль уже спрашивали «лишний билетик». А потом началось настоящее «столпотворение» — сенсация театрального сезона.

Увидеть постановку люди ехали со всего Советского Союза. Актерские «поклоны» затягивались чуть не на полчаса, зрители не хотели отпускать «Мышкина».

«Вот это была высота! От восторга и потрясения у меня аж зубы болели… — описывала свое впечатление от спектакля актриса Римма Маркова. — Спустя некоторое время я оказалась в обществе народных-пренародных артистов, обсуждающих игру Смоктуновского.

Один из них рассуждал: «Да какой из него актер. Только пена изо рта идет». Я не сдержалась: «Не знаю, откуда и что у него идет, однако он там (я указала наверх), а вы здесь (и показала в пол)».

Роль князя Мышкина открыла все грани особенного дара Смоктуновского. А следующие его работы статус «великого и неповторимого актера-интеллектуала» подтвердили и укрепили.

*

*

*

*

*

Физик Илья Куликов в ленте М. Ромма «Девять дней одного года» (1961), Деточкин — в комедии Э. Рязанова «Берегись автомобиля» (1966), Порфирий Петрович в драме Л. Кулиджанова в «Преступление и наказание» (1969), Иван Петрович Войницкий – в «Дяде Ване» (1970) А. Кончаловского…

Ну и, конечно «Гамлет» (1964). Картина триумфально обошла весь мир, удостоена множества высоких призов. В 1965–ом в Англии «Гамлет» был признан лучшим иностранным фильмом года, а Иннокентий Михайлович — лучшим иностранным актером.

Параллельно он блистательно играл в лучших театрах страны – в БДТ, Малом, во МХАТе, которому Смоктуновский отдал последние 18 лет своей жизни.

…Кстати, мало кто знает, что этого всего могло бы не быть. И это еще один штрих к творческому портрету Смоктуновского «ранней» поры.

В 1958 году он снимался в драме Михаила Калатозова «Неотправленное письмо» — о заброшенных в глухую тайгу геологах. Главных героев играли Василий Ливанов, Евгений Урбанский и Иннокентий Смоктуновский.

Съемки были экстремальными: некоторые сцены снимали в лютый 40-градусный мороз, во время «таежного пожара» на актеров реально падали горящие деревья… В результате Ливанов жутко простудился, зато получил свой знаменитый «скрипучий голос». А вот Иннокентий Михайлович чуть не погиб.

В одной из сцен он должен был плыть на плоту по замерзающему Енисею. Плот привязали к катеру длинным тросом, а Смоктуновского привязали к плоту, сказав: «Если почувствуешь себя плохо, подними руку». Скомандовали: «Внимание! Мотор!»

«Когда весь этот караван двинулся, из-под винта катера пошли волны, и Смоктуновский довольно быстро поднял руку: ледяная вода била по нему очень сильно, – рассказывал Василий Ливанов— Но Калатозов и оператор Урусевский оба были фанатиками кинематографа. Они решили: «Еще минуты две-три снимем — и остановим».

Когда катер, наконец, подогнали к берегу и сняли Кешку с плота, он был без сознания — у него случилось обморожение и сотрясение мозга. И Женька Урбанский нёс его несколько километров на руках, как ребёнка, в Дивногорск. Даже думать не хочу, что бы было, если бы Женька не донёс Кешу до больницы».

«ОТПРАВИЛ СВОЕ СЕРДЦЕ В НОКАУТ»

Иннокентий Смоктуновский не мог похвастаться отменным здоровьем. Еще в Норильске он переболел цингой, поэтому по совету врачей сменил климат, уехав в солнечную Махачкалу. Но при этом никогда себя не жалел. Часто говорил: «Чтобы победить роль, нужно отправить в нокаут свое сердце». И в конце концов сердце не выдержало.

В феврале 1994-го Иннокентия Михайловича сразил микроинфаркт. Он быстро пошел на поправку, но не долечился – поехал на съемки фильмов «Белый праздник» Владимира Наумова и «Вино из одуванчиков» Игоря Апасяна. Отснялся, и отправился восстанавливаться в подмосковный санаторий. Однако там 3 августа случился второй инфаркт – врачи оказались бессильны.

С народным артистом СССР Иннокентием Смоктуновским коллеги и многочисленные поклонники простились 6 августа во МХАТе имени Чехова. В тот же день его похоронили на Новодевичьем кладбище. В последний путь его — первого из российских актеров — провожали аплодисментами.

«В этот день, — написала журналистка «Комсомольской правды» Наталья Барабаш, — у Иннокентия Михайловича было всё как всегда».

Оцените статью
«Я решил затеряться в девятом круге сталинского ада». Темное прошлое «звезды» Норильлага Иннокентия Смоктуновского
«Молился памятнику Маяковского». Почему советские интеллектуалы поклонялись неграмотному узбеку и загадка гибели Салеха из «Пиратов XX века»