— Я тебя просила только об одном: чтобы ты развесил постиранное бельё! А ты всё это время просидел за своими игрушками! Всё! С меня хватит! Собирай свои шмотки и вали из моей квартиры, я больше не собираюсь жить с человеком для которого игры важнее реальной жизни!
Марина проговорила эту фразу про себя, пока ключ с трудом проворачивался в замке, но вслух ничего не сказала. Слова застряли в горле комком сухой, колючей пыли. Потому что говорить было уже не с кем и не о чем.
Как только дверь открылась, в нос ударил тяжелый, плотный запах. Это был не просто запах сырости — так пахнет человеческая лень, забродившая в замкнутом пространстве барабана стиральной машины. Спертый воздух прихожей, казалось, можно было резать ножом. Бельё кисло в закрытой машинке уже восемь часов, и теперь этот сладковато-гнилостный аромат пропитал, кажется, даже обои.
Марина не стала аккуратно ставить сумку на пуфик. Она просто разжала пальцы, и тяжелый кожаный шопер с глухим стуком упал на пол. Скидывать туфли она тоже не стала. Прямо так, в грязной уличной обуви, она прошла по коридору, цокая каблуками по ламинату. Этот звук — цок, цок, цок — был единственным признаком жизни в квартире, погруженной в искусственный сумрак.
В гостиной шторы были плотно задернуты, чтобы летнее солнце не создавало бликов на мониторе. Единственным источником света был огромный плазменный телевизор, выплевывающий в комнату яркие вспышки взрывов и перестрелок. На диване, сгорбившись в позе эмбриона-переростка, сидел Слава. На голове — массивные наушники с подсветкой, в руках — геймпад, кнопки которого трещали под его пальцами, как суставы под пыткой.
Вокруг него образовалась своя экосистема. На журнальном столике выстроилась батарея из пустых жестяных банок из-под энергетика, одна из которых уже опрокинулась, и липкая лужа медленно подбиралась к краю столешницы. Рядом валялся разорванный пакет чипсов, и жирные крошки усеивали ковер с длинным ворсом — тот самый ковер, который Марина битый час вычищала щеткой вчера вечером.
Слава даже не дернулся, когда она вошла. Он был там, в своем мире, где он был героем, стратегом и победителем.
— Ща, Мариш, погоди! — крикнул он, не снимая наушников и не оборачиваясь, реагируя, видимо, только на вибрацию пола от её шагов. — Катку доиграю, тут замес лютый! Пять минут!
Марина остановилась за его спиной. Она смотрела на его сальную шею, на растянутую футболку, на то, как дергаются его плечи в такт виртуальным ударам. Внутри неё что-то щелкнуло. Не было ни истерики, ни желания плакать, ни обиды. Было только холодное, брезгливое понимание: здесь нужно провести санитарную обработку.
Она развернулась и молча пошла в ванную.
В маленьком помещении, обшитом плиткой, вонь стояла такая, что слезились глаза. Марина рывком открыла дверцу стиральной машины. Из нутра пахнуло теплым, затхлым болотом. Вещи сбились в тугой, тяжелый узел. Джинсы переплелись с полотенцами, его рубашки намотались на пододеяльник. Всё это было холодным, склизким и неприятным на ощупь.
Марина запустила руки в барабан. Ей пришлось упереться коленом в корпус машинки, чтобы вытянуть этот мокрый ком. С ткани текла вода — отжим, видимо, тоже прошел плохо, или вещи набрали влагу за часы простоя. Она не стала искать таз. Она просто сгребла эту тяжелую, пахнущую плесенью охапку в руки, прижимая мокрую ткань к своей чистой офисной блузке. Холодная вода моментально пропитала одежду, но Марине было всё равно.
Она вернулась в гостиную. Слава всё так же яростно терзал джойстик, что-то выкрикивая в микрофон: «Хил, дай хил! Слева обходи!».
Марина подошла к дивану вплотную. Встала так, чтобы её тень упала на него, но он был слишком увлечен. Тогда она подняла мокрый ком белья повыше и с размаху, вкладывая в это движение всю накопившуюся за день усталость и злость, швырнула его вниз.
Тяжелая, хлюпающая масса из мокрых джинсов, свитеров и полотенец рухнула прямо на колени парню, накрывая собой и его руки, и дорогой геймпад, и чипсы. Вода брызнула во все стороны, заливая обивку дивана и светящиеся кнопки контроллера.
— А-а-а! Ты чё творишь?! — Слава взвизгнул фальцетом, подскочив на месте, как ошпаренный. Наушники съехали на шею.
Геймпад выскользнул из его рук, запутавшись в мокром пододеяльнике. Слава в ужасе смотрел на технику, с которой капала вода.
— Ты больная?! Это же «ДуалСенс»! Он пять штук стоит! — заорал он, пытаясь стряхнуть с себя мокрые тряпки.
Марина не ответила. Она спокойно наклонилась к сетевому фильтру, лежащему на полу среди клубков пыли, и резким движением выдернула толстый черный шнур питания консоли из розетки.
Экран телевизора мгновенно погас, превратившись в черный глянцевый квадрат. В комнате наступила тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Славы и звуком капель, падающих с мокрого белья на ламинат.
— Игра окончена, — сказала она тихо. Голос был ровным, металлическим, лишенным каких-либо эмоций.
— Ты… ты мне катку слила! — Слава смотрел на неё, вытаращив глаза. Его губы побелели, руки тряслись — не то от холода мокрой одежды, не то от ярости. — У нас рейтинг! Ты хоть понимаешь, что ты наделала, дура?!
— Прекрасно понимаю, — Марина выпрямилась, глядя на него сверху вниз. В её взгляде было столько ледяного презрения, что Слава на секунду осекся. — Я только что сохранила себе нервную систему и кучу времени.
— Да пошла ты со своей стиркой! — он вскочил, отшвыривая ногой мокрые джинсы, которые шлепнулись на пол с влажным чавканьем. — Не могла подождать десять минут? Я бы развесил! Обязательно было истерику устраивать и технику портить?
— Ты бы не развесил, Слава. Ты сидишь здесь с утра. Я ушла в восемь, ты спал. Я вернулась в семь, ты играешь. Машинка закончила стирать в двенадцать дня. Ты не просто не развесил, ты даже жопу не поднял, чтобы проверить.
— И что? Ну забыл! Подумаешь, трагедия! — он начал вытирать геймпад краем своей сухой футболки, дуя в разъемы. — Зато я в топ-100 вхожу! А ты только и знаешь, что пилить! Приходишь и начинаешь мозг выносить!
Марина посмотрела на часы на запястье.
— У тебя десять минут, — произнесла она сухо. — Чтобы исчезнуть. Собери свои шмотки, свои провода, свои банки. Если через десять минут ты будешь здесь, я клянусь, Слава, я выброшу эту консоль в окно. С девятого этажа. И мне плевать, на кого она упадет.
— Ты гонишь, — нервно усмехнулся он, но в глазах мелькнул испуг. Он никогда не видел её такой. Обычно она кричала, плакала, хлопала дверьми ванной. А сейчас она стояла как скала. — Куда я пойду на ночь глядя? Это и моя хата, я тут живу!
— Ты тут существуешь, — поправила она. — Как плесень. А плесень выводят. Время пошло. Девять минут.
— Ты реально думаешь, что я сейчас подорвусь и побегу на улицу из-за кучи мокрых тряпок? — Слава нервно хохотнул, но в его смехе слышалась фальшь. Он оглядел свою залитую водой футболку, затем перевел взгляд на погасший телевизор. — Мариш, ну ты перегибаешь. У тебя ПМС, что ли? Или на работе начальник наорал?
Он всё еще не верил. Для него происходящее было системным сбоем, временным лагом, после которого текстуры мира должны прогрузиться обратно в привычную, комфортную картинку. Он попытался протереть геймпад краем сухой части футболки, демонстративно игнорируя её ультиматум.
— Шесть минут, — произнесла Марина. Она не смотрела на него, её пальцы быстро бегали по экрану смартфона.
— Да хватит тебе! — Слава махнул рукой и плюхнулся обратно на диван, прямо в мокрое пятно, оставленное бельем. Поморщился, но не встал — из принципа. — Высохнет твое барахло. Повешу я его, сейчас только отдышусь. Ты мне весь кайф обломала, настроение в ноль. Лучше бы пожрать чего сделала. Я с обеда на чипсах, желудок к позвоночнику прилип. Там пельмени остались? Свари, а?
В его голосе прорезались привычные капризные нотки избалованного ребенка, который уверен: мамочка сейчас позлится, выпустит пар, а потом всё равно даст конфету. Он привык, что скандалы заканчиваются бурным примирением или хотя бы молчаливым ужином перед телевизором.
Марина наконец оторвала взгляд от телефона.
— Пельмени? — переспросила она. В её голосе не было иронии, только холодное любопытство, будто она изучала поведение редкого насекомого. — Ты хочешь, чтобы я тебя покормила?
— Ну а кто? Я, что ли, у плиты стоять буду? Я устал, между прочим. Рейд пять часов шел. Это тоже напряжение, похлеще твоего офиса.
Марина медленно кивнула, будто соглашаясь с какой-то своей внутренней мыслью. Затем нажала на экране кнопку «Применить настройки».
В тот же миг в комнате что-то неуловимо изменилось. Смартфон Славы, лежавший на столике, коротко пискнул и зажегся экраном.
— Что за… — Слава потянулся к телефону. — Эй! Вай-фай отвалился. Марин, че с инетом? Роутер перезагрузи?
— Я сменила пароль, — спокойно ответила она, убирая свой телефон в карман брюк. — И скрыла сеть. Теперь это закрытый канал. Доступ только для авторизованных пользователей. А твой статус пользователя аннулирован за неуплату и нарушение правил общежития.
Слава замер с телефоном в руке. На экране светилась ненавистная надпись «Ошибка подключения». Лицо парня начало наливаться нездоровым багрянцем. Отсутствие еды он еще мог пережить, но отсутствие интернета для него было равносильно перекрытию кислорода.
— Ты совсем больная?! — заорал он, вскакивая с дивана. Теперь страх сменился чистой, незамутненной агрессией. — Вруби обратно! У меня там чат клана! Мне отписаться надо, что я вылетел! Быстро включила!
— Четыре минуты, — отчеканила Марина.
— Да пошла ты со своими минутами! — Слава метнулся в коридор, к роутеру, висящему над входной дверью. Он начал тыкать в кнопку сброса настроек, но Марина предусмотрела и это. Она спокойно наблюдала, как он ломает ногти о пластик.
— Я заблокировала его через админку провайдера по MAC-адресу, Слава. Даже если ты его сбросишь, он не раздаст сеть на твои устройства. Ты в черном списке. Твой «ай-пи» забанен в этой квартире навсегда.
Слава развернулся к ней. Его кулаки сжимались и разжимались. Он выглядел жалким и опасным одновременно — как крыса, загнанная в угол.
— Жрать хочу, — процедил он, решив сменить тактику. Если нельзя получить развлечения, он возьмет хотя бы базовые ресурсы. — Раз ты такая умная, я сам возьму.
Он двинулся на кухню, шаркая носками по полу. Марина не стала преграждать ему путь телом, она просто пошла следом. Слава рванул дверцу холодильника. Свет лампочки осветил полки, забитые продуктами: сыр, колбаса, кастрюля с супом, те самые пельмени в морозилке, йогурты. Всё это было куплено вчера Мариной. На его карте уже неделю был ноль.
Он потянулся к палке колбасы, но Марина вдруг с силой захлопнула дверцу прямо перед его носом. Холодильник содрогнулся, звякнули банки внутри. Слава едва успел отдернуть руку.
— Не трогай, — сказала она тихо.
— Это моя еда! — взревел он. — Я здесь живу!
— Твоя еда — это чипсы и энергетики, которые ты покупаешь на деньги, которые стреляешь у мамы, — Марина говорила жестко, рубя фразы. — В этом холодильнике нет ни грамма продуктов, купленных тобой. Ни грамма, Слава. Покажи мне хоть один чек. Покажи транзакцию в приложении банка за последний месяц, где ты купил хотя бы буханку хлеба.
— Ты мелочная тварь! — выплюнул он ей в лицо. Брызги слюны попали ей на щеку, но она даже не моргнула, только медленно вытерла лицо ладонью. — Мы семья! У нас общий бюджет!
— У нас нет общего бюджета. У меня есть мой бюджет, на который я содержу квартиру, покупаю еду, плачу за свет, который жрет твоя приставка, и покупаю тебе трусы. А у тебя есть твои «донаты», которые ты спускаешь на скины в игре. Халява кончилась. Кормушка закрыта. Ты не получишь здесь больше ни куска хлеба, ни байта интернета.
Слава смотрел на неё и впервые в глазах его мелькнуло осознание: это не блеф. Она не шутит. Она не играет в «обиженную жену». Она методично, как системный администратор, отключает зараженный вирусом компьютер от сети жизнеобеспечения.
— Ты не имеешь права, — просипел он, но голос уже дрожал. — Где я буду спать? Что я буду есть?
— Две минуты, — сказала Марина, глядя на него как на пустое место. — Время на сборы истекает. Имей в виду, если ты не соберешься сам, я начну выкидывать вещи в окно. И начну я с твоих коллекционных фигурок.
Она развернулась и пошла в комнату, к полке, где стояли его пластмассовые идолы, на которые он молился. Слава, взвизгнув, бросился за ней, понимая, что комфортный мир, который он строил вокруг себя последние два года, рушится прямо на глазах, и у него нет ни малейшего шанса его сохранить.
Слава коршуном метнулся к полке, закрывая своим телом коллекцию пластиковых орков и эльфов, словно это были дети во время бомбежки. Его руки дрожали, когда он сгребал пыльные фигурки, прижимая их к груди. В его глазах читался неподдельный ужас — не от того, что он теряет любимую женщину, а от того, что может лишиться лимитированного издания Артаса за двести долларов.
— Не смей! — взвизгнул он, озираясь в поисках тары. — Только тронь, я тебя засужу за порчу имущества!
— Имущества у тебя здесь, Слава, ровно столько, сколько поместится в мусорный пакет, — спокойно ответила Марина, прислонившись плечом к косяку двери. Она наблюдала за его паникой с холодной отстраненностью судебного пристава, пришедшего описывать вещи должника.
Слава схватил с пола спортивную сумку, вытряхнул из неё старую форму, которая не стиралась, кажется, месяц, и начал лихорадочно запихивать туда свои сокровища. Пластик хрустел, мечи и посохи ломались, но ему было плевать. Главное — спасти. Упаковав идолов, он кинулся к компьютерному столу.
Его пальцы потянулись к изогнутому монитору, широкому и черному, как крыло самолета.
— Руки, — коротко бросила Марина.
Слава замер, уже обхватив экран.
— Это мой монитор! Ты мне его на день рождения подарила! — огрызнулся он, пытаясь выдернуть кабель HDMI. — Подарки не отдарки! Это низко, Марин, даже для такой стервы, как ты!
— Подарки делают любимым людям, с которыми строят будущее, — её голос звучал как приговор. — А это была инвестиция в тишину, чтобы ты не ныл, что у тебя «картинка рвется». И, кстати, чек на него у меня. В гарантийном талоне моя подпись. Так что поставь на место, если не хочешь, чтобы я прямо сейчас вызвала наряд и написала заявление о краже. Ты ведь не прописан здесь, Слава. Вынос техники посторонним лицом — это статья.
Слава засопел, его лицо пошло красными пятнами. Он понимал, что она не блефует. Скрипнув зубами, он отпустил монитор. Экран качнулся на ножке, словно кивая: «Ты здесь никто».
Он метнулся к шкафу. Распахнул дверцы, хватая с вешалок всё подряд: брендовые худи, дорогие джинсы, качественные рубашки. Всё то, что делало его похожим на успешного молодого человека, а не на безработного игромана.
— Стоп, — Марина шагнула вперед и перехватила его руку, державшую ворох одежды. — Давай-ка проведем инвентаризацию.
— Ты совсем поехала? — заорал он, пытаясь вырвать вещи. — Трусы ты с меня тоже снимешь?!
— Трусы можешь оставить, считай это гуманитарной помощью, — Марина жестко выдернула из его рук тяжелую толстовку с логотипом известного бренда. — А вот это я купила со своей квартальной премии. Помнишь? Ты тогда сказал, что тебе стыдно ходить в старом.
Она бросила толстовку на кровать за своей спиной.
— Эти джинсы, — она указала на Levi’s в его руках, — подарок на Новый год. Оплачено с моей кредитки. Кроссовки, которые стоят в коридоре — десять тысяч, моя зарплата за октябрь. Парфюм на полке — восемь тысяч, подарок на 23 февраля.
С каждым названным предметом куча в руках Славы таяла. Он пытался возражать, бубнил что-то про «общий быт», но Марина била фактами. Она достала телефон, открыла банковское приложение и начала тыкать экраном ему в лицо.
— Вот транзакция за куртку. Вот чек за твои наушники. Вот перевод за твое лечение зубов в прошлом месяце. Ты хоть что-то в этой квартире купил сам, Слава? Хоть одну вещь? Покажи мне её.
Слава стоял посреди разгромленной комнаты, прижимая к себе полупустую спортивную сумку. В ней лежали только старые, застиранные футболки, купленные еще до знакомства с Мариной, пара дырявых носков и тот самый сломанный геймпад, который она залила водой. Всё, что делало его жизнь комфортной и красивой, оставалось здесь.
— Ты… ты мелочная, расчетливая тварь, — прошептал он, и в его голосе смешались ненависть и отчаяние. — Ты считала каждую копейку? Ты всё это время вела бухгалтерию?
— Нет, я просто жила, — Марина устало потерла переносицу. — Я заботилась, покупала, старалась радовать. А сейчас я смотрю на это и вижу, что я просто содержала дорогого домашнего питомца. И знаешь, Слава, этот питомец стал слишком прожорливым.
Она подошла к столу, взяла лист бумаги и ручку. Быстро набросала несколько цифр.
— А теперь давай посчитаем по-честному. Аренда однушки в нашем районе — тридцать тысяч. Ты живешь здесь два года. Это семьсот двадцать тысяч рублей. Еда — минимум пятнадцать тысяч в месяц на твою прорву, это еще триста шестьдесят тысяч. Свет, вода, интернет — еще полтинник набежит. Итого ты «наел» и «нажил» больше чем на миллион рублей за мой счет.
Она протянула ему листок с итоговой суммой.
— Я не требую вернуть эти деньги, — сказала она, глядя, как он бледнеет, глядя на цифры. — Я просто хочу, чтобы ты понял цену своего «я устал» и «я играю». Ты не устал, Слава. Ты просто паразитировал. И организм-донор наконец-то выработал антитела.
Слава скомкал листок и швырнул его на пол.
— Подавись ты своими деньгами! — выкрикнул он, но в крике не было силы. Это был визг побитой собаки. — Я уйду! Найду нормальную бабу, которая не будет мне чеками в морду тыкать! Которая будет ценить меня, а не свои тряпки!
— Удачи в поисках, — усмехнулась Марина. — Только не забудь предупредить её, что твой райдер включает трехразовое питание и безлимитный интернет, а в качестве оплаты ты предлагаешь свое бесценное присутствие и грязные носки по углам.
Слава судорожно застегнул молнию на сумке. Она была легкой. Удручающе легкой. Вся его жизнь уместилась в пять килограммов ветоши и пластика. Он огляделся по сторонам. Компьютер мигал диодами, мягкий диван манил уютом, холодильник на кухне гудел, храня недоступную еду. Рай был потерян.
— Я заберу зарядку от телефона, — буркнул он, наклоняясь к розетке. Это была его последняя, жалкая попытка отвоевать хоть что-то.
— Она моя, — Марина наступила ногой на провод. — Твоя сгорела полгода назад. Эта — из комплекта моего рабочего телефона.
Слава дернул шнур, но подошва Марины прижала его намертво. Он поднял на неё глаза, полные бессильной злобы.
— Оставь, — сказала она. — Тебе она не понадобится. Заряжать всё равно негде.
Он выпрямился, оставив провод на полу. В этот момент он выглядел именно так, кем и был на самом деле: голый король, с которого сорвали мантию, оказавшуюся взятой напрокат.
— Вали, — тихо сказала Марина, указывая на дверь. — Время вышло. Сеанс окончен.
Коридор, ведущий к входной двери, казался бесконечно длинным, словно шлюз на космическом корабле перед выбросом мусора в открытый космос. Слава плелся к выходу, волоча по полу свою полупустую спортивную сумку. Его кроссовки, те самые, старые и сношенные, которые он обычно надевал только чтобы вынести мусор, теперь издавали противный скрипящий звук.
У порога он остановился. Рука замерла над дверной ручкой. Он обернулся, окидывая взглядом квартиру в последний раз. Теплый свет из гостиной падал на ламинат желтой полосой. Там, в глубине, остался мягкий диван, остался запах его (пусть и не купленной им) еды, остался мир, в котором было безопасно.
— Ты пожалеешь, Марин, — бросил он через плечо. В голосе не было угрозы, только жалкая попытка сохранить лицо, рассыпающееся, как карточный домик. — Ты сейчас на эмоциях. Завтра проснешься одна в пустой хате и поймешь, что натворила. Мужиками не разбрасываются.
Марина стояла в конце коридора, скрестив руки на груди. Её поза была закрытой, монументальной. Она напоминала статую правосудия, только без повязки на глазах — она всё видела слишком ясно.
— Я пожалею только об одном, Слава, — ответила она ровно, глядя ему прямо в переносицу. — О том, что не сделала этого полгода назад, когда ты первый раз сказал, что «ищешь себя», и сел мне на шею. Вали.
Слава скрипнул зубами, нажал на ручку и толкнул тяжелую входную дверь.
С лестничной клетки пахнуло холодом, застарелым табачным дымом и хлоркой. Этот запах реальности ударил его по лицу, как мокрая тряпка. Он шагнул за порог, в подъездный сумрак.
— Ключи, — потребовала Марина.
Слава пошарил в кармане, достал связку с брелоком в виде героя из «Доты» и, не глядя, швырнул их на тумбочку в прихожей. Звон металла о дерево прозвучал как финальный гонг.
— Счастливо оставаться, — выплюнул он и сделал шаг к лестнице.
Марина не ответила. Она просто взялась за ручку двери и потянула её на себя. Дверь закрылась плотно, с глухим, тяжелым звуком, отрезая свет, тепло и запахи дома. Слава услышал, как с той стороны проворачивается замок. Один оборот. Второй. Щелчок ночной задвижки.
Он остался один на бетонной площадке.
Слава постоял минуту, тупо глядя на номер квартиры. «34». Цифры, которые два года были его адресом, теперь казались просто куском крашеного металла. Лампочка с датчиком движения над его головой мигнула и погасла, погружая этаж в темноту.
Он достал телефон, чтобы подсветить себе дорогу, и заодно проверить мессенджеры — вдруг кто-то из друзей готов приютить «жертву женского произвола».
На экране высветилось уведомление. Слава нахмурился.
«Ваш доступ к семейной подписке «Яндекс.Плюс» прекращен организатором».
Следом, с интервалом в секунду, посыпались другие сообщения. «Вы удалены из семейной группы». «Пароль от аккаунта PlayStation Network был изменен. Выполните вход повторно».
Слава почувствовал, как холодок пробежал по спине. Это было страшнее, чем выгнанный на улицу человек. Это было цифровое стирание личности. Она не просто выставила его за дверь. Она методично, прямо сейчас, пока он стоял в темном подъезде, вырезала его из всех сервисов, за которые платила.
Он попытался зайти в приложение онлайн-банкинга, чтобы проверить, не осталось ли там хоть каких-то копеек, но интернет предательски висел. Сигнал Wi-Fi из квартиры, который еще минуту назад был полным, исчез. Марина не просто сменила пароль — она, видимо, физически вырубила роутер или занесла его устройство в черный список, как и обещала.
За дверью послышался нарастающий гул. Слава прижался ухом к холодному металлу.
Это был звук пылесоса. Мощного, промышленного гула, перекрывающего все остальные звуки.
Марина не плакала. Она не звонила подругам, чтобы пожаловаться. Она не пила вино, сидя на полу. Она начала генеральную уборку. Прямо сейчас, в десять вечера, она высасывала из ковров его крошки, его волосы, его эпителий. Она уничтожала любой физический след его пребывания в квартире.
Слава сполз по стене, усевшись на корточки рядом со своей жалкой сумкой. Экран телефона был единственным светлым пятном в этой темноте. Он нажал на иконку мобильного интернета, но тот, как назло, в бетонной коробке подъезда ловил еле-еле, показывая одну полоску «E».
Он попытался загрузить игру, чтобы хоть как-то успокоиться, уйти в привычный эскапизм, но приложение выдало ошибку: «Нет соединения с сервером».
Реальность навалилась на него всем своим весом. У него не было дома. У него не было еды. У него не было денег. И, что самое страшное для него, у него не было сети. Он был «офлайн».
Слава поднял голову и посмотрел на глазок двери, черный и безжизненный. Оттуда, из-за бронированной стали, доносилось лишь монотонное, равнодушное гудение пылесоса, стирающего его жизнь в пыль.
— Тварь, — прошептал он в пустоту, но эхо подъезда даже не подхватило его слова.
Лампочка над головой снова мигнула, среагировав на его движение, осветила грязные ступени, плевки на полу и надпись маркером на стене. Слава понял, что сохраняться было негде. Контрольной точки не существовало. Игра действительно была окончена, и титры уже шли, но смотреть их было некому…
