Сзади бабенка была ничего так. Старец осклабился. «Ить, сестра, давно приехала? — спросил она заботливо, уже подумывая о том, как сымает тулуп с гостьи в баньке. — Не встречал тебя доселе!».
Женщина обернулась. Григорий Ефимыч вскрикнул: у бабенки этой не было носа! Зато в руке у нее был небольшой изогнутый кинжал.
«Умри, похотливец!», — крикнула баба, занося руку для удара.
——-
Она родилась в Сызрани на Волге в 1881 году, но в городских метрических книгах запись о рождении девочки отсутствует. Дело в том, что ее отец, крестьянин Кузьма Алексеевич Гусев, был определен в мещанское сословие уже после появление дочери на свет.
Дождавшись определения, Гусев с семьей стал прихожанином Покровской церкви. В этом храме и окрестили новорожденную. Назвали Хионией по православному календарю в честь солунской христианской мученицы IV века.
В семье, впрочем, предпочитали не ломать язык об чудное греческое имя, а называли девочку по-простому, Евфимией.
Семья Гусевых была религиозной, но не до фанатизма. Кузьма Алексеевич мог и водочки выпить, и пост не держал, и жену свою Марфу Петровну поколачивал. Всяко бывало.
В 1894 году беда приключилась: у Хионии, которой было всего лишь тринадцать лет, провалился нос. Брат Андрей впоследствии утверждал, что наследственный сифилис передался сестре от бабушки.
У Хионии была иная версия: она утверждала, что в детстве страдала постоянной «ломотой в голове и в ногах» и ее «испортили лекарствами».
Как бы то ни было, а жизнь девочки резко изменилась. Об удачном замужестве мечтать не приходилось, на улицу и то лишний раз выйти Хиония не могла из-за досужего внимания и насмешек.
Спасением для девочки стала религия. Гусева отличалась большой набожностью, самостоятельно выучилась грамоте, читала Священное писание, Псалтирь и жития святых.
В 1899 году Прасковья Гусева, старшая сестра Хионии, вышла замуж за царицынского мещанина Григория Завороткова. Прасковья забрала сестру в Царицын. В доме Заворотковых 18-летняя Хиония, дабы не быть молодоженам обузой, стала шить шапки на продажу.
Жили, и жили. Не богато, не бедно. Обычные царицынские мещане. Жаль только, Хионию на улице дразнили «безносой», но она не шибко обижалась, попривыкла уже, стерпелась.
В 1908 году в Царицын прибыл иеромонах-черносотенец Илиодор, в миру — Сергей Михайлович Труфанов. Илиодор считался другом и протеже знаменитого старца Григория Ефимовича Распутина.
Илиодор был личностью весьма приметной. Ругательски ругал магометан и лютеран, жадных купцов и интеллигенцию, журналистов и театралов. Своим личным врагом считал писателя Льва Толстого, которого называл «духовным разбойником» и «яснополянским бесом».
Сам же Илиодор активно использовал в речи ненормативную лексику, объясняя это юродством: юродивым-де все прощается.
В Царицын Илиодор отправился по поручению Распутина. Здесь он заведовал архиерейским подворьем, которое под его руководством было перестроено в мужской Свято-Духов монастырь.
Илиодор самолично проповедовал на площади перед обителью. Мало-помалу весть о подвижнике распространилась, и послушать Илиодора приходили толпы богомольцев. Многие готовы были бесплатно потрудиться на благо монастыря.
Постепенно обитель превращалась в настоящую крепость с подземельями, обложенными кирпичом. Илиодор говорил, что все это нужно, чтобы в будущем противостоять «погибающему миру».
Пользуясь покровительством саратовского епископа Гермогена, иеромонах ощущал все большую силу и уже не так лестно отзывался в проповедях о своем благодетеле-Распутине.
Мещанин Григорий Заворотков был старым знакомым Труфанова, и на первых порах Илиодор поселился в его доме. Здесь Хиония и познакомилась с проповедником, а вскоре стала его духовной дочерью.
Илиодор увидел в Хионии подлинную веру, фанатизм и готовность пострадать за Христа. Опять же, девушка была безносой, в жизни ей не светило ни мужа хорошего, ни деток, — ничего, окромя страданий.
Такие люди Илиодору были интересы, он всегда окружал себя обездоленными, юродивыми и разного родам странниками.
Немного позднее Илиодор переселился в частную православную общину Натальи Толмачевой, расположенную как раз напротив дома Заворотковых. По просьбе иеромонаха, Толмачева взяла Хионию в качестве личной келейницы Илиодора, то есть, служанки. В общине Толмачевой и стала проявляться душевная болезнь Хионии:
«Хиония Гусева была набожная, на религиозной почве начала проявлять признаки ненормального состояния. Однажды утверждала, что Илиодор приедет в дом Толмачёвой на паре лошадей, запряжённых в автомобиль.
Зажгла в доме все лампадки, а затем ночью будила Толмачёву и Пуцкину встречать Илиодора. В другой раз выгоняла из дому Марию Завороткову, говоря, что в последнюю вселился бес».
В Царицыне пристальное внимание Илиодора к Хионии Гусевой ни от кого не укрылось. Злые языки стали поговаривать, что иеромонах держит «безносую девицу» в качестве наложницы. Кроме того, стали копаться и в прошлом Хионии.
Пошли слухи, что вовсе не в 13 лет Хиония пострадала, а гораздо позже. Якобы в семнадцать лет она попала в «яму». Хионии эти слухи доставляли сильные страдания. Келейница заявляла, что «чиста она» и ни о какой «яме» и не слышала.
В 1912 году Илиодор полностью рассорился с Распутиным. Амбициозный иеромонах, по всей видимости, завидовал близости «старца» к монаршей семье. Конфликт с Распутиным привел к тому, что Илиодор был по решению Святейшего Синода расстрижен и изгнан из Свято-Духова монастыря.
Расстрига разочаровался в Православии и поселился под своей настоящей фамилией Труфанов на родном хуторе Большой неподалеку от станицы Мариинской.
Хиония, по меньшей мере, дважды была в гостях у Труфанова. Сергей-Илиодор в разговорах с духовной дочерью не щадил своего главного обидчика — Распутина:
«Илиодор стал называть его лжепророком, развратником. Всё это сильно действовало на испытуемую. Ей стало казаться, что неправда царит на земле, она перестала ходить в церковь, поститься, молиться.
Однажды после прочитанной газетной статьи о Распутине она решила отомстить за Илиодора, вообще за всех обманываемых и обесчещенных».
Для Илиодора беседы с верной Хионией были способом излить душу. Позднее расстрига вспоминал о том, как реагировала Гусева на его обвинения в адрес Григория Ефимовича:
«Она часто прерывала мои речи и горячо-горячо говорила: «Дорогой батюшка! Да Гришка-то настоящий дьявол. Я его заколю, как пророк Илья, по велению Божию, заколол 450 ложных пророков Вааловых! А Распутин ещё хуже их».
Илиодор только смеялся. Где ей, безносой бедняжке, было добраться до всесильного старца, тем более, заколоть его! Всерьез угрозы духовной дочери в адрес Распутина расстрига не воспринимал.
В июне 1914 года Хиония Гусева, купив за три рубля на толкучке в Царицыне кинжал «у неизвестного черкеса или армянина», отправилась в Тобольскую губернию.
16 июня Гусева прибыла в Покровское — родное село Распутина. Григорий Ефимович как раз находился дома, отдыхал от петербургской жизни и принимал поклонниц из высшего общества.
Хиония поселилась у какой-то бабки и на протяжении нескольких дней наблюдала за домом Распутина. 29 июня странница поняла, что ее час пробил. Вот что она рассказала впоследствии на допросе:
«Вчера днём, после обеда, увидела Григория Распутина; он шёл домой, и я повстречала его у ворот; под шалью у меня был спрятан кинжал. Ему я не кланялась. Один раз его этим кинжалом ударила в живот, после чего Распутин отбежал от меня.
Я за ним бросилась, чтобы нанести смертельный удар, но он схватил лежащую на земле оглоблю и ею ударил меня по голове, отчего я тотчас упала на землю».
Вот и все покушение Хионии на всесильного «старца». Прохожие тут же скрутили Гусеву и отвели в околоток. В полиции женщина полностью призналась в содеянном, и заявила, что сожалеет, что ей не удалось довести задуманное до конца.
«Зачем губить красивых женщин, жизнь которых впереди? Я женщина убогая и никому не нужная. Я одна предам его казни».
Из Тобольска Хионию отправили в Томск, где она прошла освидетельствование в окружной лечебнице для душевнобольных.
Врачи не выявили у Гусевой явных психических отклонений, но обнаружили сильное возбуждение при разговорах на религиозно-нравственные темы, которые вполне могли принимать форму «патологического аффекта».
В результате Хионию было решено оставить в Томской лечебнице.
Гусева прожила в больнице больше двух лет, где с ней работали опытные психиатры. Врач А. Иванов свидетельствовал:
«Испытуемая охотно говорит о своём преступлении, заметно рисуясь, бравируя. У неё вырываются такие выражения, что она теперь „герой на всю Россию“.
Испытуемая любит собирать вокруг себя кружок слушателей из больных и других испытуемых, старается играть первую роль, обращается от имени других с разными просьбами. В разговоре, манере держать себя, заметны кокетливость, манерничанье».
Иванов отмечал, что при наличии у Гусевой «физического недостатка» ее покушение на самого Распутина стало для женщины поводом для гордости, способом закрыть свой внешний порок «великим поступком», который она совершила.
Врач считал Хионию человеком вполне здоровым, однако суд раз за разом признавал ее душевнобольной.
27 марта 1917 года, меньше чем через месяц после Февральской Революции, министр юстиции Александр Керенский, ненавидевший Распутина всей душой, немедленно распорядился выпустить Хионию из лечебницы.
Гусева оказалась на свободе, но как жить дальше, она не знала. Ехать к родственникам в Царицын она не желала, а духовный отец Илиодор не так давно эмигрировал в США.
Следы женщины, едва не отправившей на тот свет Григория Распутина, затерялись в истории: даже дата ее смерти неизвестна.
Зато известно, что 29 июня 1919 года на паперти храма Христа Спасителя был ранен ножом Патриарх Тихон. Нападение совершила сестра Хионии, Пелагея Гусева. Советский суд признал женщину невменяемой и отправил в лечебницу.
Скорее всего, Пелагея была вдохновлена своей знаменитой сестрой-преступницей.
Так сложилась жизнь женщины, которая могла изменить ход всей русской истории. Ведь, если бы нож Хионии достиг тогда сердца Распутина — кто знает, в какой стране мы бы сейчас жили…
