Барыня скривилась: а девка Прасковья-то хороша стала! Ишь, вышагивает как, ишь, гуляет телесами-то! Давно ли соплячкой была, сливы сушеной просила? А тут, того и гляди, графа уведет.
«Графа уведет», — повторила Анастасия Федоровна и ее сердце на мгновение перестало биться.
«Графа уведет».
Глаза барыни налились кровью, а рука потянулась к щипцам для завивки волос. Личико пригожее у Прасковьи, губки алые! Так и просят поцелуя.
Щипцами.
В 1798 году 29-летний генерал-лейтенант Алексей Андреевич Аракчеев прочел в петербургской газете о продаже 16-летней крестьянки Анастасии Федоровой дочери Минкиной. Продавал девку помещик Шляттер, и на описание Анастасии он не поскупился. И красавица, и умница, и изгибы поразительные, и ростом высока. Аракчеев приказал своему приказчику не упустить столь лакомый товар.
Вскоре Настасью привезли в принадлежавшее Аракчееву имение Грузино в Нижегородской губернии. Алексей Андреевич едва взглянул на девку, да сразу понял: Шляттер не то что не преувеличил, но даже преуменьшил достоинства Минкиной. Крестьянка, и правда, была писаной красавицей.
В ту же ночь Алексей Андреевич, считавшийся большим ловеласом, пригласил Настасью в опочивальню. Сопротивляться та не стала, да и вряд ли могла.
Минкина, став наложницей Аракчеева, большую часть времени проживала в усадьбе Грузино, а на зиму барин забирал ее в Петербург.
Граф все сильнее привязывался к Минкиной и все сильнее от нее зависел.
Алексей Андреевич сделал крестьянку своей домоправительницей, полностью доверял ей управление делами в двух усадьбах.
Аракчеев обожал Минкину и не замечал, как с каждым годом ее характер становился все несноснее.
Абсолютная власть, которой граф наделил свою возлюбленную, быстро выжгла душу крестьянской девочки, заменив ее на нечто невообразимое.
Ощутившая себя барыней Минкина, которую совсем недавно продавали через газету как лошадь или корову, относилась к крепостным людям немногим лучше, чем известная душегубка Салтычиха из знатного дворянского рода. В имении Грузино постоянно слышался свист кнута, крики и стоны крестьян и крестьянок. Особенно Настасья невзлюбила красивых девушек, которых за малейшую провинность нещадно секли.
Жестокость Минкина проявляла только к крепостным, к графу же она относилась с рабским подобострастием. Когда Аракчеев приезжал в Грузино, Минкина ни на минуту от него не отходила. Она приказала постелить войлок рядом с дверями опочивальни Алексея Андреевича и, словно собака, ложилась спать на подстилку.
Алексей Андреевич легонько журил Настасью, поднимал наряженную в бархат и бриллианты возлюбленную, и на руках нес в постель.
Минкина всей душой желала родить графу ребенка, но Господь был глух к ее мольбам.
Хитрая Настасья нашла выход из положения. Воспользовавшись длительным отсутствием Аракчеева, она выкупила за небольшую сумму еще неродившегося ребенка у вдовы крестьянина Василия Лукьянова из отдаленной волости. Когда Алексей Андреевич приехал в Грузино, Настасья встретила его с подушкой под платьем и сообщила радостную новость — скоро у них родиться ребеночек!
Радость Аракчеева не знала пределов.
В 1803 году в Грузино «родился» мальчик, которого Настасья представила Алексею Андреевичу как их совместного долгожданного сына. Ослепленный любовью Аракчеев назвал мальчика Мишей, дал ему свое отчество, но фамилию оставил материнскую — Минкин.
В 1806 году 37-летний Алексей Андреевич надумал жениться. Избранницей его стала 23-летняя красавица Анастасия Хомутова, дочь отставного генерала.
Бедная барышня и не подозревала, какой удар ей готовит судьба. Приехав впервые в имение Грузино, она обнаружила там полновластную хозяйку — Настасью Минкину.
Разряженная в бархат и бриллианты крестьянская девица была с соперницей подчеркнуто-вежлива, но во взгляде ее Анастасия читала лютую ненависть.
Вскоре Хомутова столкнулась в усадьбе с «проявлениями грубой чувственности» со стороны супруга. Испытанное и увиденное так шокировало Анастасию, что по приезду в Петербург в 1807 году она немедленно сбежала в родительский дом. Вот как об этом писал мемуарист А.И. Михайловский-Данилевский:
«Характер его был настолько вспыльчив и деспотичен, что молодая особа, на которой он женился, находя невозможным жить с таким человеком, оставила его дом и вернулась к своей матери…
К счастью, всесильный Аракчеев не преследовал жену, не стал губить ее, а просто забыл о ее существовании.
Жена Алексею Андреевичу была не нужна, ведь у него была Минкина.
В 1810 году Аракчеев добыл Настасье дворянство при помощи фиктивного брака с неким Н. Шумским. Крестьянка Настасья стала дворянкой Анастасией Федоровной Шумской. Фамилию Шумский получил и ее сын Миша Минкин.
Получение дворянства сделало Настасью еще злее, еще невыносимее для крестьян. Минкина создала в имении Грузино уникальный мир, в котором царили насилие и почти солдатская муштра. Крестьяне обязаны были приветствовать барыню, как на параде.
К приезду же графа все Грузино приходило в движение: крестьянам полагалось вымести дорожки так, чтобы на них не было ни пылинки. Найдет барыня пылинку — быть беде. Заплечных дел мастер всегда наготове.
Минкина завела в имении целый штат шпионок — крестьянских девушек, готовых за еду, наряды или какие иные милости от барыни добывать важные для Анастасии Федоровны сведения. В первую очередь, сведения эти касались Аракчеева.
Благодаря шпионкам Минкина знала о графе все и как бы невзначай «предсказывала» ему грядущие события. На суеверного Алексея Андреевича это производило неизгладимое впечатление.
При всей своей показной любви к Аракчееву, Минкина напропалую ему изменяла. Ее фаворитами становились красивые крестьянские парни, заезжие чиновники, соседские помещики.
Умилявшие Алексея Андреевича до слез письма Минкиной, были написаны ее ужасным почерком, но, при этом, хорошим литературным языком, которым полуграмотная крестьянка едва ли могла владеть:
«Батюшко ваше сиятельство Алексей Андреевич. Прибыв в Грузино 15 числа августа в ночи, нашла все в доме благополучно и в порядке — люди все здоровы, а также и скот благополучен.
У флигилей музыканского и людского крыльца переделаны; в погребном флигиле пол опустили ниже и лестницу для входа в комнату перенесли к южной стене — к церкви; теперь делают крыльца у сего флигиля и у башного; дорожку из плиты, между флигилей музыканского и людского перестилают вновь и делают под плиту из щебня бут.
В саду после отъезда вашего сиятельства дорога от оранжереи к домику, называющемуся моим именем, и до чугунных ворот отделана.
Клубника выполота и вновь посажена; деревья и все растения убраны в оранжерею 3-го числа; стрижка по дорогам кончена, а теперь продолжается обрезка по куртинам, по лесу верхи и прорезают липовыя аллеи; из еловой рощи назначенныя лишния елки вынуть — выняты. На цветочном острове по берегу посажено флекусов красных диких 300 кустов.
При сем посылаю обращики парчи и бархату и перевязь для вашего сиятельства. 12-го числа приезжал в Грузино генерал Левашев с своим адъютантом, кои переночевав на другой день катались по деревням и пред отъездом заходили в церковь во время службы, а также и в первый день были в соборе. Целую ручки ваши. Слуга ваша Настасья Федорова».
Нельзя исключать, что писать это и другие письма Аракчееву Минкиной помогал один из ее фаворитов.
Чем старше барыня становилась, чем явственнее увядала ее красота, тем сильнее была ненависть Минкиной к крестьянским красавицам. Девушкам и девочкам Настасья прохода не давала, поедом ела.
Заподозрив девицу в «мечтах о барине», Минкина приходила в ярость и приказывала пороть крестьянку, затем несчастную бросали в хлев к свиньям.
И все это творила вчерашняя крепостная!
Когда Аракчеев, случайно что-то узнав, легко журил Минкину, та отвечала, что применяет к крепостным «нежную жестокость», а иначе нельзя — взбунтуются. Творец знаменитых аракчеевских войсковых поселений, в которых сельскохозяйственные работы сочетались с беспощадной войсковой муштрой, прекрасно понимал свою возлюбленную.
В 1825 году Анастасии Федоровне исполнилось 43 года. Былая красота ее давно померкла, из-за чего вспышки ярости происходили особенно часто.
Особую ненависть у барыни вызывала 21-летняя комнатная девушка Прасковья Антонова. Прасковья была настоящей русской красавицей: чистая кожа, густые волосы, великолепная фигура. Все то, чего давно лишилась Минкина.
Барыня всячески притесняла Прасковью, но до поры до времени сдерживала свой гнев. Летом 1825 года Минкина приказала девушке завивать ей волосы горячими щипцами. Перепуганная Прасковья случайно коснулась виска барыни, та взбеленилась и, выхватив щипцы, вырвала красавице кусок губы.
Прасковья кинулась на кухню, где работал ее младший брат Василий. Подросток-поваренок, увидав, что барыня сделала с его сестрой, схватил нож и, бросившись в покои Минкиной, зарезал ее на месте.
Это был скандал на всю Российскую империю. На графа смерть возлюбленной произвела поразительное воздействие. Он метался, кричал «Режьте меня живого!».
«Таким человеком, каким предстал Аракчеев после смерти Минкиной, он прежде никогда еще и никому не представал. В жестоком и грубом временщике – в сановнике, всего себя отдававшем службе, — явился вдруг человек с ранимым сердцем, способный глубоко и всей натурою своей предаваться скорби». — В.А. Томсинов.
Скорбь, и правда, была велика. Граф стал носить на шее платочек, смоченный в крови покойной Анастасии Федоровны, но, главное, он требовал возмездия.
Первым следователем по делу Шумской был чиновник новгородской уголовной палаты Псковитинов. Он восстановил картину преступления, назвал убийцу — Василия Антонова, определил мотив убийства — жестокие притеснения со стороны Анастасии Федоровны.
Однако ни графа Аракчеева, ни общество выводы Псковитинова не устроили. Прибывшие в Грузино новгородский гражданский губернатор Д.С. Жеребцов и начальник штаба военных поселений генерал Петр Клейнмихель считали, что крестьяне собирались убить самого Аракчеева.
По приказу Петра Клейнмихеля Василия и Прасковью Антонову, а также два десятка других дворовых людей Аракчеева доставили в тюремный замок в Новгороде. Все были закованы в кандалы.
В Новгороде к осужденным были использованы пытки, и они начали давать новые «показания», согласно которым Василий и Прасковья давно хотели убить Шумскую, несколько раз пытались ее отравить и т.д. Другие крестьяне также признавались во всех смертных грехах.
После того, как следствию «все стало ясно», Василий и Прасковья Антоновы были запороты до смерти. Прочим арестованным крепостным села Грузино досталось по 100 ударов кнутом: большинство из них умерли, но некоторым удалось выжить.
Аракчеев после смерти Анастасии Федоровны, постоянно повторял:
«У меня ничего больше нет!».
Вскоре, и правда, у Алексея Андреевича практически ничего не стало.
19 ноября 1825 года скоропостижно скончался главный благодетель Аракчеева, человек, которого граф боготворил — император Александр I. Эта новость подкосила временщика еще сильнее, чем весть о смерти возлюбленной.
Новый государь Николай I отправил Аракчеева в отставку, оставив за ним лишь место в Государственном совете.
Находясь в жуткой депрессии, Алексей Андреевич отправился в путешествие за границу, затем поселился в Грузино, посвятив свое время воспоминаниям о двух самых дорогих ему людях — Анастасии Минкиной и императоре Александре Павловиче.
21 апреля 1834 года Алексей Андреевич Аракчеев скончался в возрасте 64 лет. Последними его словами были:
«Проклятая смерть!».
Такова история всесильного временщика и женщины, которую он любил. Женщины, превратившейся из кроткой крестьянки в барыню-самодуру, и доказавшую, что полная власть над людьми губительна для всех.
